Он шел впереди, а за ним двигалась разношерстная компания, которая высадилась из шлюпки. Несколько крепко сбитых акадийцев, группа женщин и детей, явно англичан или голландцев, индейцы-малеситы или мик-маки в своих вышитых островерхих колпаках; на общем фоне выделялась клетчатая юбочка шотландца Кромли, которого граф когда-то послал в иностранные поселения Французского залива, предупреждая об опасности.

— Да, — повторил, приблизясь, Большой Лес, — этот остолоп губернатор совершил невероятное и заслужил, чтобы перед ним сняли шляпу, но из-за него мы все влипли…

— О ком вы говорите, сударь? — спросил маркиз Виль д'Авре, выпрямляясь во весь рост, чтобы выглядеть поимпозантней.

— А, вы здесь, — сказал, заметив его, Большой Лес. — Вам удалось пройти.., из Джемсега? И вы пошли пешком через лес?

— Мне всегда удается пройти там, где я хочу, — вскричал фальцетом разъяренный губернатор, — и вы скоро узнаете, что мне всегда удается настичь нахалов вроде вас…

— Не сердитесь, — попросил Большой Лес, все-таки слегка сконфуженный,

— я же сказал: вы заслуживаете, чтобы перед вами сняли шляпу за это плавание из устья вверх по порогам.

Он засопел и провел рукавом из буйволиной кожи под мокрым носом.

— В конце концов, мы все и вправду очутились из-за вас в затруднительном положении — англичане вьются вокруг, как осы. Лучше бы вы убежали от них, лавируя в Заливе, чем вот так заходить в реку…

— Это был единственный способ спасти мой ценный груз…

— Вот-вот, — усмехнулся один из вновь прибывших. — Можно себе представить. Конечно, ценный — сколько вы мехов награбили, ободрали нас как липку.

— Я ничего у вас не награбил, как вы изволили выразиться, господин Дефур, — возопил губернатор, — по той простой причине, что когда я явился в ваш поселок, там ни одной собаки не было…

— Ну, собака-то как раз была.

— А кроме нее? — прорычал Виль д'Авре, брызгая слюной от ярости. — Все четверо господ Дефур развлекались на природе вместо того, чтобы, как подобает подданным Его Величества, достойно принять его представителя, то есть МЕНЯ! А один из них, убегая, умудрился еще склонить к дезертирству шестерых солдат из форта Сент-Мари и явиться с ними к господину де Пейраку.

— Ну, так вы должны быть довольны, поскольку господин де Пейрак сослужит вам службу. Приведя их сюда, мы пошли навстречу вашим пожеланиям. И вот благодарность…

Оба брата Дефур удивительно походили друг на друга, только младший, который только что приплыл, был еще выше и еще шире в плечах, чем старший. Виль д'Авре мрачно посмотрел на них.

— Ну что ж, будем надеяться, что в скором времени здесь окажутся все четыре негодяя и я смогу заковать их всех в цепи и под надежной охраной отправить в Квебек.

Оба брата и Большой Лес разразились громким нахальным смехом, а мик-маки, все — кровные родственники или братья, оглушительно вторили им.

Большой Лес вытащил из кармана огромный крестьянский носовой платок и стал вытирать слезы, навернувшиеся на глаза от смеха.

— Вы, господин губернатор, здесь не на французской территории. Голдсборо — нейтральное королевство, а мы — при нем.

— Нейтральное королевство! — повторил губернатор, выпучив глаза. — Что я слышу? Это мятеж!.. Бунт против Королевской лилии!..

Жоффрей де Пейрак тем временем потерял к ссоре всякий интерес. Губернатор Акадии славился своими распрями с населением управляемых им территорий, распрями, которые возобновлялись в одних и тех же выражениях при каждом его ежегодном визите.

Граф коротко переговорил с шотландцем и беженцами из английских и голландских факторий — Кромли вывез их скорее из предосторожности, чем перед реальной угрозой войны с индейцами. В конце концов выяснилось, что колонистов-иностранцев, живущих на берегах Французского залива, гораздо более волновало поведение Фипса, их соотечественника из Бостона, нежели действия французов, и они воспользовались оказией, чтобы переждать в Голдсборо, пока не поулягутся страсти в устье реки Святого Иоанна. Шлюпка с акадийцами, оказавшаяся поблизости, охотно приняла их к себе на борт.

— Передохните пока, — сказал им Пейрак, представив их преподобному Пэтриджу, мисс Пиджон и англичанам, спасшимся из залива Массачусетс. — Через несколько дней вы сможете вернуться домой. Старый вождь Скудун держит своих индейцев в руках, и, чтобы его успокоить, я сам отправлюсь к нему.

— Именно от его имени я пришел к вам с этой ветвью, — сообщил подошедший тем временем монах в коричневой рясе.

Он протянул Пейраку кожаный шнурок с нанизанными на него раковинами.

— Скудун призвал меня к себе в селение Метудик, чтобы послать к вам. Эти квебекские господа просят его повести из Джемсега индейских воинов против англичан. Он еще не принял решения и посылает вам вот это.

— Только одна ветвь!

Пейрак перебирал связку ракушек на ладони и размышлял. Послание было весьма скромным. Оно могло означать:

«Что я должен делать? Я жду», равно как и «Примите это в знак моего уважения, прежде чем я начну военные действия, но я буду действовать по моему разумению».

— Вы видели послание, отец мой, что вы об этом думаете? — поинтересовался Пейрак, обернувшись к капуцину.

— Он не двинется с места, не узнав вашего мнения. Однако же он повелел начать некоторые военные приготовления, чтобы угодить тем господам, чьим кораблям угрожают англичане.

В речах капуцина сквозило безразличие. Чувствовалось, что исход переговоров его мало волновал. Он был молод, безбород; лицо его, энергичное и привлекательное, сильно загорело; ветер растрепал его волосы, рясу он подоткнул за веревочный пояс, обувью ему служили мокасины. Было в нем что-то — хотя он и принял сан и мог служить обедню — отчего его звали братом Марком, словно послушника.

— Вам на редкость повезло, что именно вас Скудун послал продираться сквозь лесную чащу, — резко бросил ему Виль д'Авре, — вам же это нравится гораздо больше, чем читать «Отче наш». А так вы смогли вытворять бог весть что на стремнинах реки Святого Иоанна, Сент-Круа и даже Медукснакеаг. Сколько раз ваша лодка переворачивалась вам на голову? Сколько раз вы пускали пузыри в водоворотах и бурунах у скал?.. У этой молодежи на уме только безумные подвиги в пучинах, эта страна их сводит с ума, — воззвал он к Анжелике. — Посмотрите на этого монаха. Он поражает даже индейцев той отвагой, с какой покоряет все реки, считающиеся непроходимыми и опасными. Вы полагаете, он думает о служении Господу, ради чего он и был послан сюда?.. Ничего подобного… А мой Александр? Мои родственники доверили мне его, чтобы я сделал из него настоящего дворянина, а не дикаря, который только и мечтает, как бы ему проплыть по реке против течения со скоростью десяти рысаков, как в прошлом году на Малом Кодиаке. А в этом году ему уже понадобилось устье реки Святого Иоанна…

— Так значит, вы признаете, что впутали всех нас в эту историю, чтобы угодить вашему любимчику? — закричал Бертран Дефур.

— Я не вызывал Фипса, — прорычал Виль д'Авре, выведенный из себя.

— А все-таки невероятное свершение остается, — примирительно сказал брат Марк. — Заметьте, от них бывают не только убытки. Именно воспоминание о прошлогоднем плавании вверх по реке и вот об этом, недавнем, привело Скудуна в такой восторг, что он задумался — а не придти ли ему на помощь французам, доказав тем самым, что он надежный союзник.

Лицо маркиза засияло, и он улыбнулся той юношеской улыбкой, которая молодила его лет на двадцать.

— Говорил я вам! — воскликнул он. — Александр не напрасно рисковал своей жизнью.., и моей. Это необыкновенный молодой человек. Видите ли, граф, если бы не мой Александр, мы бы погибли.

— Осторожно, мы еще не спасены, — поправил его Пейрак, улыбаясь. — Я как раз не хотел бы, чтобы Скудун оставался слишком верен французам. В данном случае я предпочел бы, чтобы его высокомерный нрав одержал верх. Теперь моя очередь найти что-то такое, что могло бы произвести на него должное впечатление.

Он огляделся и пошел к группе англичан — большая их часть сидела на песке, неподалеку от кромки водорослей, за скромной трапезой, попивая пиво.

— Мистер Кемптон, разносчик, есть среди вас? Он был тут и деятельно снимал мерки со всех имеющихся ног, обещая всем поставить назавтра же, самое позднее — на следующей неделе пару башмаков, по-лондонски элегантных и невообразимо прочных. А есть ли у него кожа для такого количества заказов? Конечно, есть, да к тому же отменного качества. В крайнем случае, он раздобудет ее дня через два. Он знает остров, где…

Услышав слова Пейрака, маленький разносчик из Коннектикута — вокруг шеи у него было намотано несколько локтей лент, что делало его похожим на заклинателя змей, — засвидетельствовал свое почтение важной персоне, высоко задрав свой острый нос.

— Мистер Кемптон, — сказал ему граф, — мне был бы нужен ваш медведь.

— Мой медведь! Что вы от него хотите? — воспротивился недоверчивый Илай Кемптон.

— Сделать из него союзника. Или, вернее, доверить ему миссию чрезвычайной важности. Столь умный медведь не может не ощущать в себе потребности поступить на дипломатическую службу на благо Англии. Я хочу взять его с собой в Метудик; он должен покорить Скудуна, вождя малеситов, от которого я жду важных услуг, среди прочего — не выступать в войне на стороне французов.

Илай Кемптон отрицательно покачал головой.

— Это невозможно, мистер Уилаби не может ввязываться в столь рискованные затеи. И в любом случае, я не могу расстаться со своим медведем.

— Но вы можете поехать вместе с ним.

— A! Yes. Да. Есть ли там европейские женщины? — подозрительно спросил разносчик.

— Конечно! Они совершенно заброшены и с радостью; встретят вас.

— A! I see. Понятно. Это все меняет, — Илай Кемптон пришел к восторг, глаза его заблестели.

— Эти англичане такие похотливые, — с отвращением заметил Виль д'Авре. — Он достаточно знал английский, чтобы следить за диалогом, продолжая смаковать пирог с черникой и откусывая от него маленькие кусочки.

— Да нет, это совсем не то, что вы думаете, — со смехом уточнила Анжелика. — Этот славный человек — разносчик из Новой Англии, и он ищет покупателей. Его котомка поистине бездонна. У него всегда есть что-нибудь на продажу. Именно ему мы обязаны этим чудом — появлению на наших берегах бесчисленных кружевных манжеток и атласного шнура. И, конечно, все женщины бывают рады его приезду.

Кемптон принял решение.

— Хорошо. Я уведомлю мистера Уилаби и передам его ответ завтра, — заключил он. Торопясь вернуться к своим делам, он ушел, выкрикивая: «Прекрасные туфельки! Прекрасные новые туфельки!»

— Какая необычная личность, — восхитилась герцогиня де Модрибур, — до чего же все они живые и уморительные…

Я никогда так не забавлялась, — воскликнула она, глядя на Анжелику с восторгом девочки, выехавшей на свой первый бал.

Казалось, она была заворожена и даже позабыла о своей ответственности «благодетельницы», так что те из новых поселенцев, кто считали себя «нареченными» королевских невест, воспользовались этим, чтобы попытать удачи. Они увлекли девушек к столам, дабы, поднося им блюда и напитки, постараться побеседовать наедине с избранницей своего сердца. Барсампюи стремился обезоружить своей обходительностью скромность Кроткой Марии; Ванно принялся рассказывать Дельфине Барбье дю Розуа о своих военных кампаниях во всех концах света. Аристид Бомаршан конечно же, из кожи вон лез, чтобы понравиться Жюльене, а та временами не могла сдержать оглушительный взрыв смеха, который она тут же подавляла, прикрыв рот ладонью и встревоженно поглядывая на герцогиню и Петронилыб Дамур. Но даже тучная компаньонка ослабила бдительность. Прибытие Кромли совершенно перевернуло воззрения этой честной женщины на сильный пол. Сей представитель мужского племени, носящий юбку и рыжие, растрепанные, словно веник, бакенбарды, явно поразил ее воображение. Видя такой интерес к своей особе, шотландец начал с привычной самоуверенностью рассказывать ей всякие жуткие истории о привидениях, являющихся в Заливе, о кораблях-призраках и морских чудищах.

Анжелика заметила, что только мавританка, хотя и весьма любезная и миловидная, осталась словно позабытая всеми. Матросы Колена Патюреля, настроившись на благопристойный лад, вовсе не хотели, ухаживая за метиской, напоминать о былом пристрастии, — во время своих странствий — к островитянкам.

Анжелика вознамерилась было подойти к ней, чтобы развлечь ее и поручить заботам молодых девиц Голдсборо, но Жан ле Куеннек опередил графиню и, заметив одиночество мавританки, заговорил с ней.

— Умеете ли вы говорить по-французски, сударыня?

— Конечно же! — воскликнула та. — Я была воспитана в монастыре урсулинок в Нейи неподалеку от Парижа, я умею читать и вести беседу в обществе.

— Вы наполнили мое сердце радостью, — заверил ее славный парень. — Желаете ли вы выпить пива, лимонада или же немного испанского вина для увеселения души?