Анн Голон - Анжелика и дьяволица

— Как вы жестоки, — с упреком проговорила Амбруазина Срывающимся голосом, будто с трудом сдерживая рыдания.

— Чего вы хотите от меня?! — Анжелика чувствовала, как, в ней поднимается волна раздражения.

— Чтобы вы меня не забывали! — Казалось, что Амбруазина близка к обмороку.

Она закрыла лицо руками, отвернулась от Анжелики и медленно, неверным шагом отошла в сторону. Переодевшись в свои яркие одежды, Амбруазина стала похожа на хрупкую экзотическую птицу.

То короткое время, что она провела в Голдсборо, оставило необычайно глубокий след в ее душе.

Вчера вечером, едва оправившись после борьбы с медведем, отец де Верной велел построить хижину из ветвей для приема верующих. Амбруазина одной из первых поспешила на исповедь к святому отцу.

Вскоре она в крайнем волнении появилась перед Анжеликой.

— Он возражает, он категорически возражает против того, чтобы я оставляла здесь королевских невест. Он говорит, что я должна покинуть эти края, где не почитают Господа Бога и короля Франции, что мой долг — увезти девушек в Новую Францию, в Квебек или Монреаль, и что я поддалась искушению опасной свободы. «Здешняя атмосфера околдовывает, и эти молодые женщины вскоре забудут о вечном спасении и начнут думать лишь о материальных благах… Ведь сюда стекаются все богатства мира», — так он сказал.

— Богатства? В Голдсборо? Это суровый край, где мы постоянно рискуем не только своим скудным имуществом, но и жизнью… Мэуин преувеличивает. Я и не подозревала, что он на такое способен.

Анжелика была обескуражена и разочарована: она никак не ожидала такой реакции иезуита. Очевидно, она слишком преувеличивала свое влияние на него.

У нее было желание тотчас найти отца де Вернона поговорить с ним, но Амбруазина предупредила, что тот собирался ночевать в поселке и уже отправился в путь.

— На него произвела большое впечатление флотилия господина де Пейрака. Он говорит, что все поселения Новой Франции вместе взятые не имеют такой торговой и военной мощи.

— Французские колониальные поселения всегда были бедны как Нов из-за небрежения королевства и нерадивости местных правителей. Но вовсе не обязательно следовать их примеру…

Анжелика решила поскорее рассказать мужу о решении госпожи де Модрибур…

— Ну что ж! Пусть едет, — в голосе графа прозвучали ноты радости, удивившие Анжелику. — Вчера отец Турнель, капеллан Порт-Руаяля, как раз предлагал доставить этих женщин к себе, на французскую землю, где их приютит госпожа де ла Рош-Позе.

— Кое-кто из здешних мужчин будет жестоко разочарован. Они уже вели речь о женитьбе.

— Мы с Коленом все им объясним. Мы им скажем, что Порт-Руаяль не так далеко, и эта вынужденная разлука на несколько дней лишь укрепит их взаимные чувства. Перед тем как начать совместную жизнь, порой полезно пережить испытание расстоянием и все прочее.

— И они поверят вам?

— Придется поверить, так надо, — ответил Пейрак.

Анжелика не совсем поняла, что он хотел этим сказать.

..Будущие супруги королевских невест и вправду внешне не выказывали чрезмерной тревоги и смятения, провожая своих суженых.

Прощание проходило, напротив, в странной тишине, все словно были охвачены невысказанным тягостным чувством. Казалось, что в действительности совершалось совсем не то, о чем говорилось вслух. Анжелика ощущала это столь остро, что ей пришлось делать над собой невероятные усилия, чтобы сохранять самообладание.

Мука, которая читалась на лице «благодетельницы», также не вносила успокоения в душу Анжелики. Жалость к этой женщине и беспокойство за нее спорили с раздражением той покорностью, с которой Амбруазина следовала приказам иезуитов.

Анжелика жалела, что не видит здесь отца де Вернона и не может высказать ему свои мысли.

Единственный, кто выиграл, был Аристид Бомаршан. Ему досталась Жюльена. «Благодетельница» была откровенно рада возможности избавиться от «паршивой овцы».

Анжелика заметила, Жюльена не пришла проводить своих бывших спутниц, видимо, опасаясь, как бы непостоянная и деспотичная герцогиня де Модрибур вдруг не передумала.

Амбруазина приняла решение покинуть Голдсборо столь внезапно, что многие об этом не знали. В последний момент появилась протестующая госпожа Каррер.

— Мне никто никогда ничего не говорит. Кто-то приезжает, уезжает, а я ничего не знаю. Прошу простить меня, госпожа герцогиня, но я не успела заштопать все дыры на вашем верхнем платье…

— Не имеет значения, милая, я вам его оставляю, — бесцветно произнесла Амбруазина де Модрибур.

Она растерянно огляделась, как бы ища поддержки.

— Господин Виль д'Авре, — воскликнула она внезапно, обернувшись к маркизу, который с горестным и проникновенным видом присутствовал при расставании. — Отчего вы не поедете с нами? Ваше приятное общество доставило бы нам удовольствие, да и Порт-Руаяль, по-моему, находится в вашем подчинении.

— Прекрасная мысль, — согласился маркиз со своей юношеской улыбкой. — У меня как раз появилось огромное желание поесть вишен в Порт-Руаяле. Рандон, там уже поспели вишни?

— Нет еще, — ответил вельможа из Акадии.

— Что же, тем хуже, мне очень жаль, — лицо Виль д'Авре приняло скорбное выражение. — Я вынужден отложить свою поездку до созревания вишен. Весьма сожалею. Но потерпите немного, я только съезжу в один поселок на побережье Французского залива отведать знаменитое кушанье Прекрасной Марселины, приготовленное из даров моря. А потом присоединюсь к вам, любезная герцогиня.

Эти нелепые слова о вишнях и дарах моря звучали довольно комично, но, странно, никто и не подумал засмеяться или даже улыбнуться. Никто, казалось, их и не услышал.

Анжелика долго колебалась, не в состоянии определить своего отношения к Амбруазине де Модрибур. Но теперь, когда герцогиня собиралась в путь и глядела на Анжелику с немой мольбой во взоре, она внушала сострадание и симпатию.

Была в этой тридцатилетней женщине какая-то трогательная наивность, незавершенность, внутренний надлом. Анжелике стало жаль эту молодую, красивую женщину, от рождения наделенную столькими талантами, созданную для того, чтобы блистать, но несущую в себе неведомую муку, некий разлад с самой собой.

Временами Анжелика не могла сдержать раздражение от контраста между зрелостью и мудростью герцогини и ее неожиданной детскостью. Такое противоречие сбивало с толку, но одновременно придавало герцогине особую прелесть в глазах ее почитателей. Анжелика вспомнила, что особенно ярко детские черты Амбруазины проявлялись в обществе мужчин. Было ли это инстинктивное кокетство или сознательный расчет с ее стороны? Она вела себя как девушка-подросток, делающая первые шаги в искусстве обольщения мужчин, как будто ей не приходилось пользоваться своими чарами прежде.

Конечно, Анжелика не забыла о своем страхе, когда на днях во время научного спора она увидела, как Амбруазина смотрит на Жоффрея де Пейрака своими прекрасными глазами. Теперь она понимала, что ее тревоги были напрасны, а страхи преувеличены.

Жоффрей де Пейрак, похоже, ничуть не был взволнован отъездом герцогини, и более того, с нетерпением его ждал. А «благодетельница» тем временем не видела вокруг никого, кроме Анжелики.

— Мы могли бы стать добрыми подругами, — говорила Амбруазина, — я чувствую, как вы близки мне, несмотря на то, что нас разделяет.

Она была права. Амбруазина де Модрибур была воспитана в духе набожности, из-под влияния которой она не хотела, да и не могла выйти. При том она была наделена даром предчувствия, который сближал ее с Анжеликой, также обладающей тонкой интуицией. Ведь сказала Амбруазина ей однажды:

«Опасность бродит вокруг, и вам она угрожает».

А теперь герцогиня словно не могла окончательно решиться покинуть Анжелику и не сводила с нее глаз, исполненных отчаяния.

Арман Дако и капитан Жоб Симон помогли Амбруазине сесть в лодку. Королевские невесты уже были доставлены на корабль. Герцогине предстояло небольшое путешествие на легком тридцатитонном судне под командованием господина де Рандона. После остановки в Порт-Руаяле корабль должен был присоединиться к флотилии Пейрака на реке Святого Иоанна.

Вслед за Жобом Симоном шли два юнги, они несли на носилках деревянного единорога. Симон не успел завершить его позолоту и устроил герцогине сцену, когда та заговорила об отъезде. Но Амбруазина де Модрибур была непреклонна:

«Вы должны сопровождать меня. Вы — единственный, кто остался от экипажа, который я наняла».

Глухо ворча, он сел в лодку последним и пристроил на корме сверкающего единорога.

Видя на фоне пурпурного закатного неба его высокую, могучую фигуру, развевающиеся волосы, Анжелика вдруг вспомнила слова, которые сказал ей Лопес: «Когда ты увидишь высокого капитана с фиолетовой отметиной, знай, что твои враги близко!» Что могла значить эта странная фраза? Несмотря на небольшое пятно винного цвета на виске Жоба Симона, трудно было представить, что таинственное предсказание относится к бедному, незадачливому капитану, потерпевшему крушение во Французском заливе.

Обняв за шею позолоченного единорога, он время От времени вскидывал руку в прощальном приветствии.

Дети в ответ махали ему руками, но не слышно было криков и напутственных слов.

Симон с единорогом закрывали собой остальных пассажиров, однако, когда лодка развернулась, Анжелика заметила, что Амбруазина де Модрибур оглянулась, и графиню вдруг; ожег мрачный пламень устремленных на нее темных очей. «Я еще поквитаюсь с вами!» — читалось в этом испепеляющем взгляде.

Непроизвольно Анжелика схватила руку стоявшей рядом с ней Абигель и с удивлением почувствовала, как сильно сжала ее пальцы подруга, будто и эта спокойная молодая женщина ощутила неожиданный драматизм происходящего.

Багровое солнце быстро опускалось сквозь нагромождения облаков за линию горизонта. Ветер усиливался, надутые паруса отчетливо выделялись белыми, светящимися мазками на фоне темно-синего неба, на которое надвигалась ночь.

Уже не было видно, как происходит посадка на корабль, и лишь когда подняли на борт деревянного единорога, луч заходящего солнца сверкнул на его позолоте и на роге из розовой слоновой кости. Немного спустя корабль тронулся с места, затем пересек невидимый барьер между днем и ночью и исчез во тьме.

Только после этого дети оживились и стали прыгать на песке, а затем, взявшись за руки и радостно крича, принялись водить хороводы и плясать фарандолу.

Абигель и Анжелика посмотрели друг на друга. Они не обменялись ни единой фразой, не умея подобрать нужных слов, но обе испытывали неясное чувство облегчения.

Настроение на берегу изменилось. Только несколько мужчин, проводивших своих любимых, оставались печальными и вдумчивыми. Они держались обособленно и вели между собой неторопливую беседу. Присоединился к ним и Колен.

Остальные, похоже, не слишком жалели об отсутствии пассажиров «Единорога», потерпевшего кораблекрушение две недели тому назад недалеко от Голдсборо.

Их отплытие избавляло местных жителей от многих проблем, и они рады были вновь оказаться в своем кругу.

— Очередь за нами, — проговорил Пейрак, запахивая полу своего плаща, развевающегося на ветру.

— Вы все-таки едете? — радостно спросил Виль д'Авре.

— Со следующим приливом.

— Наконец-то! Анжелика, ангел мой, жизнь прекрасна! Ваш муж — замечательный человек. Вы оба непременно должны приехать в Квебек. Ваше присутствие скрасит там зимний сезон. Да, да! Обязательно приезжайте!

— О, любовь моя! — воскликнула Анжелика. — Мне кажется, что у нас так и не было времени насладиться любовью, а вы уже уезжаете! Это чудовищно! Ненавижу приливы, а особенно их неотвратимость! Прилив не ждет… Он отбирает вас у меня.

— Что с вами? Я вас не узнаю!

Жоффрей де Пейрак обнял Анжелику, положил руку на ее пылающий лоб. Внезапно прогрохотал гром. Весь вечер на небе собирались тяжелые свинцовые тучи, предвещавшие грозу. Жара и духота сменились резкими порывами ветра. Слышно было, как о стену стучал деревянный ставень.

— Вы же не поплывете в такую бурю? — с надеждой спросила Анжелика.

— Буря? Это всего лишь легкий ветерок. Дорогая моя, вы сегодня ведете себя как дитя.

— А я и есть дитя, — упрямо проговорила она, обвив руками его шею, — дитя, которое пропадет без вас. Вы оставляете меня одну в пустом доме, а сами исчезаете. Я этого не переживу!

— Мне тоже трудно! Знаешь? Именно поэтому я был жесток в тот вечер. Во мне сидел страх потерять тебя во второй раз, страх, что демоны снова одержат над нами победу. Но все это ребяческие бредни. Настало время повзрослеть, стать солиднее, — рассмеялся Пейрак, поцеловав Анжелику, — и посмотреть правде в глаза: я уезжаю на шесть или десять Дней, прекрасно оснащенный и вооруженный. Это всего лишь прогулка по Французскому заливу…