— Какое страшное несчастье! — произнес Колен. Он разъединил тела, положил их рядом: оба статные, могучие, в церковных одеяних. Закрыв умершим глаза, он попросил два платка и, взяв у женщин косынки, накрыл распухшие лица священников.

— Кто может прочесть заупокойную молитву над ним? — Патюрель указал на пастора.

Смертельно бледный пастор Бокер вышел вперед. Он прочел отрывок из заупокойной молитвы, и присутствующие протестанты вторили ему вполголоса.

— А над иезуитом?

— Я, — робко проговорил молодой монах-капуцин, брат Марк, который все еще находился в Голдсборо.

Он волновался и путался в латинских словах, невпопад посылая крестные знамения. Великий Джек Мэуин жалостливо улыбнулся бы, видя такое.

— Кто из мужчин понесет тела? Из толпы вышли четверо.

— Кто еще? Они слишком тяжелые. Восемь широкоплечих мужчин понесли священников к их последнему пристанищу на вершине утеса.

— Их нужно положить в одну могилу, — сказал Колен.

Эта могила и поныне сохранилась здесь, у подножия сосны, заросшая иван-чаем.

О ней никто не знает. О ней давно позабыли. Но если раздвинуть мох, то откроется серая полуразбитая плита, на которой еще не стерлись слова, вырезанные на камне в те далекие времена по приказу здешнего губернатора:

Здесь покоятся два священника, Что с криком «Умри, Сатана!» Лишили жизни друг друга.

Да будет земля им пухом.

Глава 10

— Где ребенок? — спрашивала у всех Анжелика. — Маленький подопечный отца де Вернона Нильс Аббиал.

Сначала она побежала к опустевшему дому иезуита, но не найдя там мальчика, стала искать его повсюду. Вещи отца де Вернона он, видимо, унес с собой. Анжелике не давали покоя последние слова Джека Мэуина: «Письмо.., д'Оржевалю… Оно не должно…» Анжелика чувствовала, что письме! имеет чрезвычайное значение. Ее воображение разгоралось, Я одновременно росла уверенность, что в этом письме есть ответы на все ее вопросы.

Да, теперь она не сомневалась: иезуит все понял и сорвал покров со всех тайн. Если бы ей удалось отыскать это письмо, она узнала бы имена своих врагов, смогла бы избежать их козней и защитить своих близких.

Отец де Верной несомненно хотел того же самого, когда, собрав последние силы, произнес последние слова:

«Письмо.., д'Оржевалю… Оно не должно…» Что он имел в виду: оно не должно к нему попасть.., или, наоборот, не должно потеряться…

Анжелика попросила Колена собрать людей на поиски мальчика.

Однако наступала ночь, и все пришлось отложить до утра.

Бесполезно было сетовать на жестокость происшедшего.

Со слов двух англичан из лагеря Шамплен понемногу становилась ясна причина разыгравшейся трагедии. В лагере прошел слух, что иезуит, сговорившись с местными папистами, графиней де Пейрак и Коленом Патюрелем, собирался доставить англичан в Квебек в качестве пленников. Прирожденная вспыльчивость пастора-пуританина сыграла свою роковую роль.

На притихший Голдсборо спустились сумерки. И только сверчки и цикады, хозяева ночи, вовсю распевали свои песни, словно бросая вызов людскому унынию.

Вместе с летней разноголосицей ночь несла с собой опасность и угрозу.

Наконец Анжелика вернулась в форт. Ей было страшно опять оставаться одной. Когда же вернется Жоффрей?

К ее страхам добавлялась еще одна причина для тревоги: целый день она не видела своего котенка. Не было его и здесь. Без резвого малыша дом казался холодным и мрачным. Анжелика даже вообразила, что котенок исчез навсегда, как и Джек Мэуин, навечно покинувший сегодня земной мир. Отсутствие ее маленького друга делало невыносимой ее скорбь и тяжесть, лежащую на сердце.

Анжелика вышла на улицу, решив во что бы то ни стало найти котенка. Она не осмелилась спросить у охранников, не встречался ли он им. После того, что сегодня произошло, ее заботы могли показаться смешными. Между тем для Анжелики они были чрезвычайно важны. Если котенок потерялся, исчез, умер, для нее это будет равносильно признанию, что беда схватила их за горло и уже не отпустит. Она должна его искать, как недавно искала ребенка.

Анжелика шла по улицам поселка и звала вполголоса:

«Где ты, мой маленький? Иди сюда! Иди!» Она останавливалась перед садовыми оградами, искала в тени заборов и деревьев. Она спустилась к морю, осмотрела все лодки и корзины рыбаков, что были на берегу, все камни, обнажившиеся после отлива. «Где ты, мой маленький?! Иди скорей, прошу тебя!» Яркая луна с золотистым нимбом освещала ей путь.

Анжелика не могла рассказать о своих мучениях редким прохожим, попадавшимся ей на улицах. Она думала, что, если бы Онорина была здесь, она бы ее поняла. Держась за руки, они шли бы вместе, охваченные одним простым неотступным желанием — найти потерявшегося друга, невинное существо, которое делило с ними кров и, выбрав себе хозяев, беззаветно полюбило их. Его непременно нужно найти. Он не должен исчезнуть навсегда, и именно в такой день.

Почти отчаявшись, Анжелика вернулась в форт, обошла его, поискала в тени у подножья стены и внезапно остановилась. Что это, светлячки? Ей почудилось, что возле изгороди в траве горят два золотых глаза.

— Это ты, малыш? — прошептала Анжелика. Ничто не шелохнулось в ответ. Но радостное предчувствие заставило сильнее забиться ее сердце. Она была уверена — это он. Но почему он не двигается? Она подошла поближе и наклонилась. На сей раз не оставалось никаких сомнений: на Анжелику глядели широко раскрытые глаза котенка.

— Это ты, — сказала она, — но что с тобой? Ты меня не узнаешь?

Она протянула руку, дотронулась до тельца зверька, но он издал дикий крик. Анжелика отдернула руку.

— Что с тобой? Что с тобой? Что случилось? Она бросилась к караульному посту.

— Пожалуйста, дайте мне фонарь!

Солдат снял фонарь с крюка и предложил проводить ее, но Анжелика отказалась. Она побежала обратно, моля небеса, чтобы котенок никуда не убежал. По счастью, он лежал на том же месте, скорчившись в зарослях густой травы. Это был он — неподвижный, свернувшийся в клубок, словно в раскаянии опустивший голову. При свете лампы Анжелика разглядела его мордочку, всю в крови.

— Что с тобой? Что случилось? Что с тобой сделали?

Она пыталась взять его на руки, но всякий раз, когда она дотрагивалась до зверька, он душераздирающе мяукал. Наконец Анжелике удалось завернуть его в шаль и прижать к груди. Котенок дрожал и глухо постанывал.

Анжелика принесла его домой. Едва она положила его на стол, чтобы внимательно осмотреть, в отчаянном прыжке он вырвался и попытался забиться в угол — все животные инстинктивно ищут укромное место, чтобы встретить там смерть. Но зверек не мог уйти далеко: он снова скорчился на полу, уронив голову, словно собирая последние силы. Анжелика опустилась возле него на колени.

— Это же я, — ласково уговаривала она. — Это я, ничего не бойся, я тебя вылечу.

Стараясь не дотрагиваться до котенка, она стала разглядывать его раны. Кровь текла из ноздрей. Местами у него были вырваны целые клочья шерсти — там тоже сочилась кровь. Повсюду виднелись следы ударов.

Анжелика осторожно взяла лапку, которую он не мог поджать под себя, и ей показалось, что на ней виднеются следы ожогов.

— Может быть, он наступил на кострище. Но кошкам не. страшны даже раскаленные угли…

Ужасное подозрение шевельнулось в ней, подобно тому как легкая зыбь на море превращается в черную волну, готовую обрушиться на берег.

— Его били! Кто-то умышленно бил и истязал его… Ее сердце замерло от страха и тоски.

— Кто это сделал? Кто?

Анжелика в ужасе поглядела вокруг, стараясь в полутьме различить очертания чудовища, которое невидимкой бродит среди них, сея панику, отчаяние и смерть.

Глава 11

Вскоре Анжелика украдкой вышла из форта, прижимая к груди несчастное умирающее существо, и направилась к дому Бернов. Она быстро шла по темным улицам, избегая даже света луны. По счастью, дверь Бернов была не заперта.

Семейство ужинало при свечах.

Анжелика показалась на пороге. Видимо, у нее был необычный, потрясенный вид. Габриэль Берн вышел из-за стола и как когда-то в Ла-Рошели по-хозяйски участливо спросил:

— Что с вами, дитя мое? Вам нездоровится?

— «Они» хотели убить моего котенка, — голос Анжелики невольно дрогнул. — «Они» били и мучили его. Теперь он умрет.

— Но кто «они»?

— Демоны! Демоны, которые хотят нашей гибели. Все ошеломленно смотрели на нее.

— Анжелика, — позвала Абигель, — подойдите ко мне. Со своей кровати она видела все, что происходит в соседней комнате.

— Анжелика, подойдите сюда, — мягко, но настойчиво повторила она. — Положите вашего котенка на кровать. Дети займутся им… И присядьте возле меня. Вы очень устали.

Дружеским, сочувственным жестом Абигель позвала Анжелику, и та подчинилась, словно дитя. Она оставила котенка, села на постель и без сил припала к плечу Абигель.

— На этот раз мы не выдержим, — жаловалась она. — Я чувствую. Зло восторжествует. «Они» в конце концов победят. Он не вернется, и я этого не вынесу…

— Не говорите так!

Абигель прижимала Анжелику к себе. Сегодня в роли утешительницы была она.

— Нет, он вернется, — вполголоса убеждала она. — И вы это прекрасно знаете. Он выдержит все. Вы сами мне однажды говорили: кто способен его одолеть? Нет битвы, из которой он не вышел бы победителем. Через несколько дней, может быть, и завтра, как знать, он будет здесь, благополучно завершив все дела во Французском заливе. И вы будете смеяться над вашими страхами.

— Но что случилось с моим котенком?

— Несчастный случай… Он попал под телегу, или какой-нибудь нетерпеливый матрос чересчур грубо его оттолкнул…

— Он выпил немного воды, — сообщили дети. Это было хорошим знаком.

— Он обязательно выживет, — подтвердила Абигель. — Не забывайте, что у кошки семь душ. А народное поверье говорит, что кошки сильнее демонов.

Окруженная дружеским участием, Анжелика постепенно приходила в себя.

— Простите меня.

Она выпрямилась, провела рукой по лбу, словно отгоняя мрачные мысли, и покачала головой.

— Какая я глупая! Просто меня потрясла смерть иезуита. Он был суровым человеком, но, несмотря ни на что, нравился мне. И он стал бы нашим союзником…

— Оставайтесь у нас сегодня ночью, — предложил господин Берн. — Вы переоценили свои силы, а мы виноваты в том, что оставили вас одну после того, что вам довелось увидеть. Два священника! Ужасное зрелище… — пробормотал он, качая головой. — Возможно ли это? Небеса еще не видели столь страшного сражения… Оставайтесь, сударыня, и ложитесь с Абигель. А я устроюсь в вигваме у Марсиаля.

Как когда-то в Ла-Рошели, Анжелика подоткнула одеяло у Лорье, поднялась на чердак поцеловать Северину, потушила огонь в очаге, кинула туда несколько листиков мелиссы от мошкары и москитов.

Затем она прикрыла дверь между комнатами, оставила зажженной одну свечу в спальне Абигель и занялась новорожденной.

Дом Бернов дышал спокойствием, человеческим теплом и уютом. Обруч, сжимавший сердце Анжелики, разжался. Здесь она была в безопасности, среди друзей.

— Раз мы заговорили о Марсиале, может быть, вы мне скажете, где сейчас Кантор? Мне кажется, у них какие-то тайны от нас.

— Все молодые люди любят тайны и хотят казаться незаменимыми, — улыбнулась Абигель. — Марсиаль намекнул мне, что они получили задание от господина де Пейрака на время его отсутствия, и поэтому должны часто находиться близ островов. Он мне ничего не объяснял, я знаю только, что возвращаясь, они всякий раз отчитываются перед губернатором и получают новые указания.

— Ну что ж, — со вздохом сказала Анжелика. Наверное, не стоило беспокоиться о Канторе. Анжелику утешала любовь и доброта Абигель. Как дорога ей была эта дружба! Особенно остро она это почувствовала, когда уехал Жоффрей. Америка еще сблизила их, здесь не придавали значения различиям в традициях и религии. У них были общие воспоминания, общие цели…

Абигель лежала на алой шелковой подушке. Она была очень красива: длинные белокурые косы обрамляли ее тонкое, точно фарфоровое лицо.

Малышка была спокойна и терпелива, но без конца сосала свой кулачок.

— Может быть, я ее плохо накормила? — забеспокоилась Абигель.

— Вы выпили весь настой, который я вам приготовила?

— Северина забыла мне его дать, — смущенно призналась молодая мать.

— Очень жаль, а ведь я специально поставила его на видном месте!

Анжелика нашла кувшинчик сбоку у очага, там, где он и был оставлен. Но маленький Лорье, когда вернулся с моря, загородил его своей корзинкой с раковинами. Поэтому забывчивость Северины была вполне объяснима.

— Настой еще теплый. Выпейте хотя бы чашку, — Анжелика подошла к своей подруге.

Она стала наклонять сосуд, но от волнения и усталости ее руки немного дрожали, и несколько капель упали на алую подушку. Анжелика смутилась: