Анна Голон - Анжелика и король

Атенаис хихикнула, закрывшись веером.

— Среди бела дня… на коврике… Это верх распущенности! Такое можно простить только любовникам.

Филипп не обращал ни малейшего внимания на шутки и розыгрыши, надменно расхаживая по залам. Казалось, он не замечал даже холодности короля.

Но странно было другое. Филипп снова стал холоден к Анжелике, а когда во время танцев она заговорила с ним, он ответил ей довольно грубо. И ей показалось, что сладкий миг упоения от любви лишь привиделся ей во сне.

Однажды вечером, когда весь двор смотрел в открытом театре комедию Мольера, она почувствовала приступ ужасной меланхолии. Ей показалось, что она вновь бедная маленькая дикарка, сбежавшая от молодых пажей в дю Плесси-Бельер.

«Я ненавижу их всех!» Она тихонько вышла из дворца и села в экипаж. Потом она не раз будет вспоминать этот случай и никак не сможет понять, что заставило ее покинуть Версаль и отправиться на улицу Фобур Сен-Антуан, в их отель, где возбужденный Ла-Виолетт сообщит ей, что Филипп получил приказ отправиться на фронт. На рассвете он уже отбудет.

Филипп ужинал в одиночестве. Темную столовую освещали лишь два канделябра, стоявшие прямо перед ним на столе. Увидев входящую Анжелику, он грозно нахмурил брови:

— Что вы здесь делаете?

— Разве я не имею права прийти домой, когда захочу?

— Сейчас вы должны находиться в Версале.

— Я чуть с ума не сошла там от скуки и решила ускользнуть от этих невыносимых людей.

— Надеюсь, что вы смогли придумать достаточно вескую причину, чтобы оправдать отъезд? Иначе вы рискуете попасть в немилость короля. Кто сообщил вам о моем отъезде?

— Никто, уверяю вас. Я была очень удивлена, увидев приготовления ваших слуг. И вы хотели уехать, не попрощавшись со мной?

— Король просил меня не объявлять об отъезде и особенно ничего не говорить вам. Он знает, что женщины не умеют хранить секреты.

«Король ревнует!» Анжелика чуть не выкрикнула эти слова. Она села с противоположного конца стола и стянула с рук усыпанные драгоценностями перчатки.

— Как странно, летняя кампания еще не началась, войска на зимних квартирах. Не припомню случая, чтобы король раньше избавлялся от кого-то тем, что посылал на войну. Этот приказ больше похож на наказание.

Филипп посмотрел на нее отсутствующим взглядом, будто перед ним никого не было.

— Король — наш повелитель, — сказал он наконец и решительно поднялся. — Уже поздно, мне пора отдыхать. Позаботьтесь о себе сами в мое отсутствие. Я запрещаю вам прощаться.

Анжелика изумленно посмотрела на него.

— И это все, что вы мне скажете?

Казалось, он не понял смысла вопроса. Подойдя к ней, он наклонился, поцеловал ей руку и вышел.

Оставшись одна в комнате, Анжелика горько расплакалась.

«Я никогда не понимала его».

Он уходит на войну. Увидит ли она его снова? Да, он вернется, но время любви ушло.

В окно светила луна, из сада слышались соловьиные трели. Анжелика вытерла заплаканное лицо. Перед ее мысленным взором снова прошли те недолгие минуты, которые она провела с Филиппом, — он сидел с ней рядом, когда она нянчила маленького Шарля-Анри… они весело болтали и смеялись, глядя на него… тот день, когда они, охваченные страстью, предавались любви…

Она не могла больше сердиться и сдерживаться, быстро накинула сорочку. Босая, она быстро побежала в комнату Филиппа. Она вошла без стука.

Филипп, абсолютно голый, лежал в постели, и сквозь створки тяжелых занавесей ей была видна его мощная грудь, гладкая и бледная, словно высеченная из мрамора. Лицо его было спокойным.

Стоя на цыпочках у его кровати, Анжелика затаила дыхание. Его красота волновала ее до глубины души. Она замечала те мелочи, на которые не обращала внимания раньше, — детская цепочка с распятием на мощной груди гладиатора, родинка, шрамы, полученные на войне и на дуэлях. Она приложила руку к груди, словно стараясь удержать рвущееся сердце.

Он слегка пошевелился. Сбросив сорочку, она скользнула в его кровать и улеглась рядом. Каким теплым было его тело! Прикосновения возбуждали ее. Она легонько поцеловала его в губы, затем осторожно приподняла его голову и положила себе на грудь.

Он опять зашевелился, пробормотав в полудреме:

— Так прекрасна… — Потянулся губами к ее груди, как малый ребенок. Но вдруг широко раскрыл глаза, и в них вспыхнул гнев.

— Вы?! Вы здесь? Что за наглость! Что за…

— Я пришла с вами попрощаться, Филипп, на свой манер.

— Женщина должна ждать, когда муж сочтет нужным приласкать ее, а не возбуждать его своей похотью! Бросьте это!

Он попытался столкнуть ее с кровати, но она уцепилась за его руку, взывая к нему:

— Филипп! Обними меня… Позволь мне остаться сегодня ночью…

— Нет!

Он высвободил руку, но она цеплялась снова. Она видела, что, несмотря на всю силу, он не может сладить с ней.

— Филипп, я люблю вас! Обнимите меня!

— Чего вы хотите?!

— Вы знаете…

— Что за бесстыдство?! Неужели у вас не хватает любовников, которые удовлетворили бы вас?!

— Нет, Филипп, у меня нет любовников, кроме вас. И вы останетесь для меня единственным любовником на долгие-долгие годы.

— Так вот вы какая, маленькая шлюшка?! Сейчас у вас не больше достоинства, чем у суки в период течки!

Он принялся ругать ее отборной бранью, но она ползала вокруг него и принимала оскорбления как проявления нежнейших чувств. Наконец он глубоко вздохнул, схватил ее за волосы и запрокинул ей голову назад. Она улыбнулась, глядя на него, и, казалось, вовсе не испытывала страха. Он поразился этому. Выругавшись еще раз, он притянул ее к себе. Наступило тягостное молчание, ибо Филипп вдруг испытал тайное чувство страха перед импотенцией. Но страстность Анжелики, ее безумная радость, ее искусность в делах любви, когда она становилась рабой страсти, — все это пересилило сомнения Филиппа.

— Уходи, — он грубо оттолкнул ее в то время, как она пыталась накрутить на палец его вьющиеся волосы.

На этот раз она послушалась с такой покорностью, что он не знал, что и делать: то ли ударить ее посильнее, то ли заключить в нежные объятия. Стиснув зубы, он боролся сам с собой. Какая опасная слабость! Чистое сумасшествие! Как он рад, что скоро шум битвы и свист пуль положат конец этому безумству.

***

Вскоре после отъезда маршала дю Плесси де Бельер пришло время отправиться в армию и маленькому Кантору.

Анжелика чувствовала себя предательницей. Она принялась писать бесконечные письма Филиппу, но он не отвечал. Это страшно угнетало ее. Наступит ли время, когда Филипп снова полюбит ее?

Анжелика попыталась заняться сборами Кантора. Но вот уже и Кантору уезжать. Он уселся в экипаж де Вивонна вместе со своим наставником Гаспаром де Роканоном. На Канторе был костюм из зеленого шелка, который очень подходил к цвету его глаз, он был отделан галунами и бантами. Черная бархатная шляпа с белым плюмажем венчала кудрявую голову. Неизменная гитара была с ним, как любимая игрушка у капризного ребенка. Это был прощальный подарок Анжелики.

Инструмент был сделан из лучших сортов дерева, был отделан перламутром и изготовлен лучшими мастерами Парижа.

Барба плакала горькими слезами, а Анжелика старалась не выдавать своих эмоций. Такова жизнь. Дети всегда вырастают и уходят от родителей, и каждый уход ранит материнское сердце.

С возросшим интересом следила теперь Анжелика за событиями на Средиземном море. Турки безуспешно пытались одолеть последние бастионы христианского Средиземноморья. Французский флот был послан туда с секретной миссией.

Анжелика улыбнулась про себя, подумав, что Кантор ее тоже крохотный винтик в этом большом механизме, в этом святом деле. Она представляла его стоящим на палубе корабля, державшим неизменную гитару в руках, ленты которой развевались по ветру под безоблачным небом.

Она старалась быть поласковее с Флоримоном, испугавшись, что ему будет не хватать Кантора или он начнет ревновать к судьбе брата, которому светила удача и слава. Но вскоре она заметила, что хотя Флоримон и был нежным братом, но отъезд Кантора не слишком его расстроил.

Флоримон был очень деятелен. Он и десяти минут не мог просидеть спокойно. На уме у него всегда были тысячи дел: выезд на лошади, натаскивание собак, чистка оружия. Зато он очень не любил уроков латыни аббата де Ледигера. Сколько раз он хвастался своими успехами в фехтовании. Он любил показывать матери только что выученные приемы.

— Смотри, мама, смотри на меня. Я парирую, делаю выпады и колю. Прямо в сердце. Мой противник падает замертво!

Как он был красив! Радость жизни горела в нем, точно пламя. Как быстро возмужало и окрепло детское сердце! А пожалеет ли он ее, если ей случится попасть в беду?

***

Новость о битве при мысе Писсаро пришла в Париж в середине июля, во время последнего праздника, который король давал накануне отъезда в Лоррейн. Флот де Вивонна был атакован у берегов Сицилии турецкими галерами, во главе которых стоял изменник — алжирец по имени Рескатор. Сражение скорее всего напоминало перестрелку. Но два корабля из двадцати все же потонули.

На одном из кораблей находилась вся прислуга месье де Вивонна. Стало известно, что вместе с судном на дно морское пошли три его секретаря, десяток поварят, четверо лакеев, все двадцать мальчиков-хористов, исповедник, оруженосец и вместе с ними маленький паж-гитарист.

Лето на некоторое время прервало придворные развлечения, и это позволило Анжелике побыть в Париже наедине со своим горем. Она просто не могла поверить в это печальное известие. Она отказывалась понимать случившееся.

Барба плакала днем и ночью, пока Анжелика, беспокоясь за ее здоровье, не отругала ее.

— Конечно, мадам, конечно, — рыдала служанка, — но вам этого не понять. Мадам, вы не любили его так, как я!

Расстроенная Анжелика оставила ее и вернулась в свою комнату. Там она села у окна.

Наступила осень, и целыми днями моросил дождь. Вечернее небо отражалось в мокрых мостовых.

Анжелика спрятала лицо в ладонях. На сердце было тяжело, и ничто не могло облегчить горестную ношу.

Цоканье копыт по мостовой привлекло ее внимание. Она взглянула в окно, и на мгновение ей показалось, что она узнала во всаднике Филиппа. Но ведь маркиз в армии, там же, куда уехал и король. Но вот показался еще один всадник. На этот раз она не сомневалась — это был Ла-Виолетт. Она узнала его по гигантской фигуре, хотя он ехал, согнувшись под моросящим дождем.

Итак, первым все-таки приехал Филипп. Она услышала его шаги в зале, и вот появился он, забрызганный грязью до самого ворота. Вода ручьем стекала с широкополой шляпы и длинного плаща. Навстречу Филиппу поднялась Анжелика.

— Вы промокли до нитки, — сказала она грустно.

— Дождь идет с самого утра, а я скакал без остановки.

Она позвонила и вызвала слуг.

— Я прикажу подать горячий ужин. Надо разжечь камин. Почему вы мне не сообщили о своем возвращении, Филипп? Ваши комнаты еще не закончены. Я не ожидала, что вы так быстро приедете. Я думала, что будет достаточно времени для перестановки.

Он стоял, широко расставив ноги, как будто не слыша ее слов.

— Я слышал, что ваш сын погиб.

За этими словами последовало напряженное молчание.

— Он так мечтал о море, — продолжал Филипп, — и вот его мечта исполнилась. Я знаю — Средиземное море бескрайнее, голубое, золотое по краям, словно королевский штандарт. Это достойный саван для маленького певца.

Анжелика расплакалась. Ее слезы смутили Филиппа. Он положил ей руку на голову.

— Вы боялись, что его развратят. Смерть спасла его от позора. У каждого своя судьба. Он радовался жизни, у него была любящая мать…

— Я никогда не уделяла ему достаточного внимания, — терла Анжелика заплаканные глаза.

— Но вы же любили его. Вы подарили ему то, в чем он нуждался, — уверенность в вашей любви.

Анжелика слушала его с каким-то смутным беспокойством.

— Филипп! — вдруг воскликнула она. — Вы хотите уверить меня, что вы уехали из армии и проскакали целый день только ради того, чтобы утешить меня?!

— Это не единственная глупость, которую я совершаю ради вас. Я привез вам подарок.

Он вытащил из кармана потертую кожаную сумочку, открыл ее и вынул ожерелье, состоящее из золотой цепи с прикованными к ней тремя дисками червонного золота, на которых сияли два неограненных рубина и огромный изумруд. Весь этот великолепный ансамбль был так грубо обработан, что скорее подходил для кого-нибудь попроще.

— Это фамильное украшение женщин из рода дю Плесси де Бельер, носится оно на груди. В течение столетия оно придавало мужество женщинам нашего рода. И оно достойно женщины, которая не пожалела жизни своего сына на благо страны.

Он подошел к Анжелике и повесил ей украшение на шею.