Анна Голон - Анжелика и король

— Вы восхитительны! Вы напомнили мне одну из моих наложниц. Она была алчной в любви, как кошка.

Он взял с подноса какой-то фрукт и кинул его слуге, выкрикнув приказание.

Мальчишка поймал его на лету и в два прыжка скрылся из комнаты.

«Этот маленький мудрец с Востока, — подумала Анжелика, — опоил меня каким-то зельем». Вместе с тем она чувствовала, что на опьянение это не похоже. Какое-то тепло разливалось по ее телу, она чувствовала себя счастливой. Все ее чувства обострились. Она с восхищением разглядывала новое одеяние Бактериари Бея.

На нем были только атласные брюки, перетянутые под икрами ног и скрепленные у пояса широкой лентой с драгоценными камнями. Гладкая грудь блестела, смазанная сладко пахнущими мазями, мускулистые руки и плечи вызывали мысль о недюжинной силе. Черные волосы были напомажены и зачесаны назад.

Быстрым движением Бей сбросил разукрашенные сандалии и вытянулся на подушках. Небрежно сунув в рот наргиле, он в упор смотрел на Анжелику.

Глупо было думать, что они станут продолжать разговор о протоколе официального приема. О чем же теперь пойдет разговор? Анжелике вдруг захотелось так же беззаботно вытянуться рядом с ним на подушках, но она поборола это желание, продолжая сидеть. Самые различные мысли теснились в ее голове. Вдруг она рассмеялась.

Перс был явно обрадован ее хорошим настроением.

— Я подумала о ваших наложницах. Расскажите, как они одеваются?

— В своих комнатах или в комнате своего властелина они носят тонкие пушистые брюки и безрукавки. Когда они выходят на улицу, то надевают густую чадру с узкой щелью для глаз, чтобы видеть дорогу. Дома же, вместо чадры, они носят тонкие, как паутина, покрывала, изготовленные из шерсти коз.

Анжелика вновь обмакнула пальчики в розовое желе.

— Удивительная жизнь! А о чем же думают эти затворницы? Что сказала ваша наложница… та, что была алчная, как кошка, когда вы ее покинули?

— Наши женщины ничего не говорят в таких случаях. А эта наложница ничего не может сказать по очень простой причине — она мертва.

— Простите меня, — смутилась Анжелика.

— Она умерла под плетью, потому что осмелилась полюбить дворцового стражника.

— Ox! — вздохнула Анжелика, положила кусочек лакомства на поднос и широко раскрытыми от ужаса глазами посмотрела на перса. — Вот оно что?! Расскажите, как у вас поступают с неверными женами?

— Мы связываем их спинами с любовниками и относим на самую высокую сторожевую башню дворца. Стервятники первым делом выклевывают им глаза, и они долге мучаются перед смертью. Но я оказался более милосердным. Я перерезал ее любовнику глотку кинжалом.

— Ну разве сейчас они не счастливы, — назидательно сказала Анжелика, — ведь вы отправили их в рай…

Посол расхохотался.

— Маленькая фузул… Каждое слово, срывающееся с ваших уст, как подснежник, цветущий в горах Кавказа. Дайте мне выучить новый урок: научите меня любить европейскую женщину. Мужчина должен уметь разговаривать с ней о делах, как совсем недавно мы с вами, петь ей хвалебные песни. Но когда же наступает время молчания и томительных вздохов?

— Когда этого захочет женщина.

Бактериари Бей вскочил на ноги, лицо его запылало от гнева.

— Не правда! Этого не может быть! Как может мужчина допустить такое унижение… французы слывут храбрецами…

— Но они побеждены на поле любви.

— Этого не может быть! — повторил перс. — Когда к женщине входит повелитель, она должна немедленно раздеться, намазать тело благовониями и предложить его своему хозяину.

Быстрым кошачьим движением он кинулся к ней, и в одно мгновение она оказалась прижатой спиной к подушкам. Хищная улыбка перса все ближе и ближе придвигалась к ее лицу. Анжелика изо всех сил оттолкнула его от себя, хотя близость его обнаженного тела заставила ее задрожать от страсти.

— Еще не время…

— Поберегитесь! И за меньшее оскорбление я приговаривал женщин к смерти.

— Вы не имеете права распоряжаться мной. Я принадлежу королю Франции.

— Король послал вас ко мне для развлечения.

— Нет, всего лишь для того, чтобы оказать вам честь и получше узнать вас. А если вы убьете меня, он с позором выгонит вас из страны.

— Я расскажу всем, что вы вели себя как шлюха.

— Король не поверит вам.

— Он отправил вас в мое распоряжение.

— Повторяю вам, нет! Он не мог сделать этого.

— А кто же может?

Не отрываясь, она смотрела ему прямо в лицо изумрудными глазами.

— Только я сама!

Посол ослабил хватку и явно смутился.

Анжелика расхохоталась, потому что почувствовала, что одержала победу.

— Знаете ли вы, — заворковала она, — как огромно различие между женщиной, которая говорит «да» и которая говорит «нет»? Когда она говорит «да» — это есть величайшая победа для мужчины-француза.

— Понимаю…

— Помогите мне встать, — вдруг произнесла она, протягивая руку.

Он покорно помог ей подняться. У нее мелькнула мысль, что он похож на дикого прирученного кота.

— А каким должен быть мужчина, чтобы женщина сказала «да»?

Ей очень захотелось ответить: «Он должен быть таким же диким и прекрасным, как вы!»

Его близость опьяняла ее. Как долго она сможет играть в такую опасную игру? Она смотрела на его блуждающие глаза, на раздвинутые в страстной улыбке губы, и ей казалось, что она сама жаждет оказаться в его объятиях.

Тем временем Бей наполнил серебряный кубок каким-то напитком и подал его ей. Анжелика поднесла к губам холодный металл и почувствовала вкус ликера.

— У каждой женщины свой секрет, и только ей известно, почему ей нравится брюнет или блондин.

Вытянув руку, держащую кубок, она перевернула его и тоненькой зеленоватой струйкой вылила его содержимое на пышный восточный ковер.

— Дьяволица… — пробормотал сквозь зубы Бей.

Анжелика уже полностью пришла в себя. Она заверила его превосходительство, что довольна приемом, что передаст королю его пожелания и думает, что король сочтет их вполне обоснованными.

Все еще грозно сверкая очами, Бей сказал, что в его стране есть обычай предоставлять друг другу кров до тех пор, пока длится дружба.

Анжелика привела себя в порядок, поправила волосы и взяла веер.

— Я буду защищать ваши интересы в Версале и попытаюсь уладить все трудности протокола встречи. А можете ли вы пообещать мне сохранить все двадцать католических миссий в Персии?

— Это входит в наш договор. Но не будет ли оскорблена ваша религия и священнослужители тем, что женщина вмешивается в их дела?

— Несмотря на всю мужскую гордость, ваше превосходительство, вы должны признать, что именно женщина произвела вас на свет!

Посол промолчал, но в его глазах светилось уважение к собеседнице. Он улыбнулся, потом сказал:

— Вы достойны титула султан-баши!

— Это еще что такое?

— Это титул женщины-царицы. Ею может быть только одна женщина, которая владеет телом и душой мужчины. Он ничего не делает без ее совета. Она главенствует над другими женщинами. И лишь ее сын наследует трон отца.

Он подошел с ней к шелковой занавеси дверей.

— И первое достоинство султан-баши в том, что она не знает страха. А второе — знает цену тем услугам, которые оказывает.

В одно мгновение он снял все кольца со своих пальцев и сунул ей в руку.

— Это вам. Вы — самая большая драгоценность. Вы достойны быть увешанной драгоценностями, как древний идол.

Анжелика с восхищением смотрела на алмазы, рубины, изумруды, но так же неуловимо быстро, как и он, она вернула их обратно.

— Вы наносите мне еще одно оскорбление! В нашей стране если женщина говорит «нет», то она говорит «нет» и всем подаркам.

Бактериари Бей тяжело вздохнул.

Анжелика, улыбаясь, смотрела, как он медленно надевал кольца обратно на пальцы.

— Взгляните, — сказала она, протягивая руку, на которой красовался перстень с бирюзой, — вот то, что вы подарили мне в знак нашего союза. Цвет его не изменился.

— Мадам Бирюза, когда я увижу вас снова?

— В Версале, ваше превосходительство.

Погода на улице была скверная. Было холодно. Анжелика совсем забыла, что сейчас зима. И что ей предстоит вернуться в Версаль, чтобы доложить о результатах миссии. Она нервно теребила платок, ее душили слезы, ей хотелось расплакаться.

«Как бы я хотела вновь очутиться на мягких подушках и безрассудно предаться любви». Она была зла на короля, так как была уверена, что его величество видит в ней лишь авантюристку, чье тело можно выгодно продать для дипломатии. Еще Ришелье неоднократно обращался к помощи легкомысленных красавиц, пользуясь ими, как пешками, в своих дьявольских интригах.

Анжелика была готова расплакаться от жалости к самой себе. Так вот в кого хотел бы превратить ее король?! Да еще эта Монтеспан, которая, очевидно, тоже считает, что Анжелике отведена роль защитницы королевских интересов!

— Король сказал «нет», — услышала Анжелика чей-то голос, когда только коснулась первой ступеньки лестницы, ведущей в королевские покои.

— Сказал «нет» — чему?

— Свадьбе Пегилена с Великой Мадемуазель. Дело решено. Вчера принц Конде и герцог Ангулемский, его сын, валялись в ногах его величества и умоляли не соглашаться на этот брак, который позорит весь королевский род. Они говорили, что станут посмешищем всех королевских дворов, а король прослывет монархом, который не заботится о чистоте своей родословной. Короля не пришлось долго уговаривать, и он сказал «нет»! Сегодня утром он сам сообщил об этом Великой Мадемуазель. Она расплакалась и в отчаянии укатила в Люксембургский дворец.

— Бедная Мадемуазель!

В прихожей королевы Анжелика увидела мадам де Монтеспан, которая завершала туалет в присутствии служанок. На ней было алое бархатное платье, шитое серебром и золотом и отделанное драгоценными камнями.

Луиза де Лавальер, стоя на коленях, закалывала булавками ленты.

— Ах нет-нет, не так! Помогите мне ради бога, Луиза! Вы единственная, кто может так ловко закреплять шелк. Он такой капризный. Но зато как мил, не правда ли?

Анжелика страшно удивилась, увидев, как покорно Луиза отошла на второй план и с каким старанием помогает сопернице примерять наряды перед зеркалом.

— Да, мне тоже кажется, что так лучше, — продолжала Атенаис. — Спасибо, Луиза, вы как всегда правы. Я просто не могу как следует одеться без вас. Король так придирчив! А вы — настоящая волшебница, вы многому научились в обществе мадам де Лоррен.

— А вы как считаете, мадам дю Плесси?

— Превосходно, — пробормотала Анжелика, пытаясь отогнать собачку, которая рычала на нее.

— Ей, очевидно, не нравится ваш черный костюм, — сказала Атенаис, поворачиваясь перед зеркалом. — Как жаль, что вам до сих пор приходится носить траур. Он так не идет вам. А вы как думаете, Луиза?

Мадемуазель де Лавальер, которая все еще стояла на коленях, помогая сопернице, подняла вверх светло-голубые глаза.

— Я считаю, что мадам дю Плесси идет даже траур.

— Больше, чем мне красное?

Луиза промолчала.

— Отвечай! — взвизгнула Атенаис. Глаза ее потемнели, как море перед штормом. — Ты, может быть, скажешь, что красное мне не идет?

— Ваш цвет — голубой!

— Почему же ты не сказала мне об этом раньше, идиотка! Дезиле, Паппи, живо помогите мне раздеться! Катрин, неси голубое платье с алмазами!

И в это самое время вошел король в нарядном костюме. На нем не было лишь королевской мантии, расшитой лилиями. Он вышел из апартаментов королевы. Бонтан следовал за ним.

— Вы еще не готовы, мадам? — нахмурился он. — Поторопитесь, польский король должен появиться с минуты на минуту, а я хотел бы, чтобы вы присутствовали на приеме.

Король был явно не в настроении, ибо обида, которую он нанес своей кузине

— Великой Мадемуазель, лежала на его совести. А тут еще замешкалась фаворитка.

— Вам следовало бы пораньше подумать о своем туалете.

— Откуда мне было знать, что вашему величеству не нравится мое голубое платье? Это не честно.

Король повысил голос, стараясь перекричать шум, поднявшийся в комнате.

— Не становитесь в позу! Сейчас не время. Лучше прислушайтесь к моему совету: мы уезжаем в Фонтенбло завтра утром, и, пожалуйста, не опаздывайте!

— Мне тоже готовиться к отъезду в Фонтенбло, сир? — робко спросила Лавальер.

Луи неодобрительно глянул на хрупкую фигуру бывшей возлюбленной.

— Нет! — отрезал он грубо. — Вам незачем ехать туда.

— Но что же мне делать? — застонала она.

— Оставаться в Версале. А еще лучше — поехать в Сен-Жермен.

Лавальер опустилась на скамеечку и залилась слезами.

— Одна? И со мной никого не будет?

Король подхватил собачонку и кинул прямо на колени плачущей женщине.

— Вот кто составит вам компанию!

Быстрыми шагами он направился к выходу из комнаты, сделав вид, что не узнал Анжелику, но вдруг, обернувшись, резко спросил: