– Обстоятельства вынудили его убивать! – повторяла несчастная. – Он не виноват, не виноват! – И прибавила: – На его месте любой, любая из вас поступал, то есть поступала бы точно так же!

Куда бежал Андре Рубо, девушка, разумеется, не знала!

– Душа его чиста! – произнесла она и более не проговорила ни слова.

Мать-настоятельница простила ее, но сестра Деодата заключена в келью под строгий надзор. Она не лжет. И вправду, откуда ей может быть известно, куда бежал Андре Рубо! Во всяком случае, наконец-то о нем хоть что-то сделалось известно! Будем надеяться, что он вскоре будет пойман и это во многом изменит нашу жизнь! Его Величество шлет тебе, милая Анжелика, нежнейший привет. Я подумала, что должна как возможно скорее сообщить тебе о происшедшем и тотчас написала это письмо. Нежно целую тебя в щеку.

Твоя Франсуаза».

– Посланный мадам де Ментенон ждет, – заговорила Онорина, увидев, что госпожа опустила листок на столешницу небольшого, украшенного мозаикой стола. – Будете ли вы писать ответ?

– Да, – коротко ответила Анжелика. Она поспешно присела за столик, на котором были расставлены письменные принадлежности, и быстро написала:


«Милая Франсуаза!

Я несказанно благодарна тебе за твое послание. Будем надеяться, что преступнику не удастся ускользнуть далеко. Я осмеливаюсь передать самый искренний привет его Величеству, а также, в свою очередь, целую в щеку тебя.

Твоя Анжелика».


Герцогиня де Монбаррей запечатала конверт и передала Северине для посланного мадам де Ментенон. Оставшись снова в одиночестве, Анжелика сидела у камина, уронив руки на колени. Она казалась спокойной и задумчивой. Но на самом деле ее томило и терзало нетерпение. Перед глазами, чуть прищуренными, метались яркие языки пламени… Она пыталась вспомнить черты лица Андре Рубо, но черты эти вставали со дна ее памяти такими смутными, что Анжелика вынуждена была признаться себе: нет, она бы не узнала молодого преступника, если бы он вдруг предстал перед ней. Мысли Анжелики обратились к сестре Деодате, к злосчастной Дениз. Каким же обаянием должен обладать этот убийца, если дочь убитой им женщины столь самоотверженно прятала его, причем совершенно бескорыстно, не получая взамен даже любовных ласк, какие были бы вполне естественны в подобной ситуации!.. Анжелика невольно подумала о том, любит ли Андре Рубо Онорину! Нет, об этом нельзя думать! Даже тень такой мысли кощунственна!

Онорина не выйдет из комнаты, пока преступник не будет пойман. Только тогда возможно будет отправить Онорину в какой-нибудь отдаленный монастырь. Анжелика вовсе не желает, чтобы ее дочь постигла участь злосчастной Деодаты! Вдруг Анжелика поняла, что подумала о Жоффрее. А как бы он отнесся к этой перспективе пострижения Онорины?.. Сама не зная, почему, Анжелика коротко усмехнулась. Она тотчас позабыла Жоффрея и снова сосредоточилась на своем нетерпении. Скорее бы поймали Андре Рубо! Ах, если бы сама Анжелика могла действовать, выслеживать этого человека, найти его, связать ему руки, запястья… Герцогиня, неприметно для себя самой задремала в кресле.

Наутро она вместе с дюжей служанкой, приносившей еду Онорине, решилась войти к дочери. Онорина, похудевшая, большеглазая и замкнутая, сидела на ровно застланной постели. Она не встала навстречу матери. Служанка поставила поднос с тарелками на стол и остановилась у дверей, сложив на груди сильные мускулистые ручищи.

– Ты здорова? – спросила Анжелика, пытливо глядя на дочь. Анжелика чувствовала, как неловко ей говорить с любимой дочерью.

Онорина метнула на мать взгляд быстрый и почти злобный.

– Зачем ты спрашиваешь? Ты хочешь знать, не чувствую ли я признаков беременности? Нет, я не беременна, месячные пришли вовремя! Ты можешь быть довольна!

– Онорина! – произнесла Анжелика упавшим голосом. – За что ты ненавидишь меня? Что я тебе сделала дурного?

– Если еще не сделала, так, значит, сделаешь! – Онорина сурово нахмурилась.

Анжелика поняла, что дальнейший разговор не имеет смысла и вышла из комнаты. Служанка дождалась, покамест Онорина закончит трапезу и унесла поднос с посудой. Анжелика заперла дверь. Онорина крикнула ей вдогонку:

– Не забудь приказать своей шлюхе-прислуге, чтобы выносила вовремя мой ночной горшок! Мне надоело дышать вонью!..

Стоя у двери комнаты, в которой она же сама заперла свою дочь, Анжелика прижала ладони к вискам.


Прошло еще несколько дней. Никаких вестей о поимке Андре Рубо или о его передвижениях не было. Мадам де Ментенон рассказала Анжелике о новом визите господина Пьера:

– Он в бешенстве. Он грозится, что начнет сам искать преступника, разошлет по стране своих агентов…

Анжелика призадумаюсь.

«Неужели дело в том, что Андре Рубо – всего лишь наемный убийца? Неужели московитским государем движет одно лишь чувство мести? Нет, должна быть еще какая-то причина!.. Но какая же?..»

Спустя еще два-три дня Анжелика позвонила утром в колокольчик, как обычно, вызывая Северину, которая обязана была, как обычно причесать ее и помочь одеться. Но вместо Северины явилась другая служанка.

– Что случилось? – спросила Анжелика. – Где Северина? Здорова ли она?

Оказалось, что Северина захворала. Анжелика поспешила навестить верную камеристку. Симптомы недомогания Северины наводили на мысль о сильной простуде. Ее трепала лихорадка, мучил сильный жар, вызвавший приступы тошноты и рвоты. Анжелика приказала послать за врачом, который не совсем понял болезнь Северины:

– Необходимо наблюдение. Я не могу определить, что это за болезнь…

Врач уехал, однако ночью Анжелика вновь послала за ним. Северине стало хуже. Приехавший врач применил растирания и холодные обертывания. Анжелика не отходила от постели верной камеристки. Спустя несколько часов Северина потеряла сознание и скончалась. Врач попросил позволения произвести вскрытие. Анжелика велела приготовить для этого специальную комнату. После вскрытия врач объявил, что причиной смерти Северины Берн явилось отравление ртутью.

– Но каким же образом она могла отравиться? – встревоженно спросила Анжелика.

– Отравиться? – переспросил врач, поправив очки. – Я полагаю, что ее отравили!

Анжелика сжала губы, удерживаясь от излишних вопросов. Итак, Северину отравили. Кто? Зачем?

После похорон Северины Анжелика тотчас поняла, как ей нехватает Северининой верности, Северининого бескорыстия. Она сделала своей камеристкой другую служанку, прежде помогавшую Северине, следившую за бельем и платьем Анжелики в гардеробной. Соответственно, еще одну служанку пришлось назначить в гардеробную. Таким образом, в итоге выяснилось, что в иерархии женской прислуги образовалось свободное место. И это было место кухонной помощницы, в обязанности которой входило мытье полов в обширных помещениях замковой кухни и прочая черная работа. Сама герцогиня время от времени спускалась в полуподвальные залы и комнаты и надзирала за уборкой и приготовлением кушаний. Она тотчас заметила среди знакомых лиц новую девушку, худую и несколько неуклюжую. Новая служанка была одета в платье широкое и дурно сшитое. На голове ее помещался большой чепец, отороченный дешевым кружевом. Из-под платья выглядывали большие башмаки. Лицо показалось Анжелике очень некрасивым и даже глуповатым. Впрочем, кто сказал, что для мытья полов необходимо обладать утонченным умом! И все же герцогиня побранила мажордома:

– Почему вы не поставили меня в известность, почему не доложили о том, что наняли новую служанку?

Мажордом оправдывался в некотором смущении:

– Но ведь это всего лишь поломойка! Я не хотел беспокоить почтенную герцогиню… Ваша особа…

– Я приказала докладывать мне обо всем, что происходит в доме! Вы наняли служанку и не доложили. В дальнейшем я не потерплю ничего подобного! Позовите ее.

Мажордом поклонился почтительно. Анжелика сидела в небольшой кухонной комнате. Здесь обычно завтракала покойная Северина. Анжелика нахмурилась. Сейчас она не хотела предаваться горестным воспоминаниям. Вошла новая служанка-поломойка и остановилась на пороге, неуклюже бросив длинные руки вдоль тела.

– Как тебя зовут? – спросила герцогиня строго.

– Агата.

– Откуда ты? Кто твои родители?

– Не знаю. Я подкидыш, выросла в приюте.

– Давно ты работаешь наемной прислугой?

С двенадцати лет, ваша милость. Сначала работала у начальницы приюта. Потом – у ее племянницы. Я не очень-то ловка, ваша милость. Племянница скоро выгнала меня. Я переходила от одной хозяйки к другой. Когда я была еще младенцем, кормилица нечаянно ударила меня головою об пол. С тех пор я порою мучаюсь головными болями и забываю, что и где положено и что мне следует делать. У последней моей хозяйки был взрослый слабоумный сын. Хозяйка отвела мне каморку, дверь которой не запиралась. В этой каморке я и спала на охапке соломы. Однажды слабоумный сын хозяйки ночью вошел в каморку и набросился на меня. Я было раскрыла рот для крика, но он пригрозил мне ножом и лишил меня девственности. На это у него ума хватило! Я боялась, что он убьет меня и потому ничего не говорила хозяйке и еженощно покорно отдавалась ему. Это и привело к ужасным для меня последствиям! Заметив признаки моей несомненной беременности, хозяйка не замедлила прогнать меня. Я отправилась на одну маленькую площадь, которая помещается близ одного трактира, не помню, как все это называется, но там обыкновенно собираются служанки, ищущие места. И как раз там нанимают их горожанки попроще, должно быть, служанки, стоящие дороже, собираются в других местах. Девушки, увидев мою беременность, стали смеяться. А я совершенно не понимала, что со мной произошло и что же мне делать! Наконец насмешницы сжалились надо мной и одна из них проводила меня в родильный приют, где монахини принимали таких несчастных, как я. Мой несчастный ребенок родился мертвым и мне даже не показали его, но я даже и не очень об этом сожалела, а только была довольна, что снова могу наняться и работать. Но монахини объяснили мне, что потеря дитяти – большое горе, и тогда я заплакала и плакала долго!..

– Кажется, мне знакомо твое лицо, – задумчиво проговорила герцогиня.

– Что ж тут удивительного! – Девушка глуповато засмеялась. – Я ведь уже целую неделю брожу по окрестностям. Мне сказали, что служба в вашем доме – это лучшее из того, что может произойти с нашей сестрой! А тут у вас померла камеристка! Я и подумала, что какое-нибудь местечко и для меня сыщется. Я так обрадовалась!..

– Ладно! Ладно! – Анжелика нетерпеливо махнула рукой. – Иди. И запомнили, что если снова сделаешься беременной, я прогоню тебя немедленно и без всякой жалости!

Агата неуклюже поклонилась, так, что ее длинные руки почти коснулись пола кончиками пальцев, и, чуть покачиваясь на ходу, пошла к двери. Анжелика сейчас же позабыла о ней.

Миновала еще неделя, но об Андре Рубо не поступало никаких известий. Король радостно сообщил Анжелике, что ей позволено прислать в тюрьму, где содержался Кантор, белье и съестные припасы:

– Я был бы счастлив отпустить вашего сына на свободу, но вы ведь понимаете, что это грозило бы международным скандалом! А ведь и без того ясно, что большая война в Европе неизбежна!

– Я благодарна вам, Ваше Величество! – отвечала Анжелика, придавая своему голосу всю теплоту, на какую только была способна.

Несколько раз она навещала Онорину и всякий раз испытывала мучительное чувство раздражения. Онорина становилась все более строптивой и грубой. Флоримон и Мари-Сесиль навещали герцогиню. Однажды Флоримон, сидя за столом, пожаловался матери на дурное качество поданного вина:

– Что это, кагор или аптекарская водичка, слабительное, подслащенное сахаром?! – И с этими словами молодой граф поднялся из-за стола и решительным шагом направился на кухню, чтобы выбранить повара, или помощников повара, или кого-нибудь, кто подвернется под горячую руку.

Анжелика и Мари-Сесиль в один голос пытались удержать вспыльчивого Флоримона, но он не пожелал слушать их увещевания.

Мари-Сесиль покачала головой, улыбаясь чуть насмешливо.

– Пусть выпустит пар! – Анжелика потянулась через стол к невестке и пожала ее нежную руку.

Они ждали, что Флоримон вот-вот вернется в столовую, но вместо этого дождались громких криков и шума многих бегущих ног.

– Хватай мерзавца! – раздавался громкий голос молодого графа.

– Держи!..

– Держи его!..

– Заходи слева!..

– Справа заходи, болван!..

Слуги под явным руководством Флоримона гнались за кем-то.

– Боже мой! – воскликнула Мари-Сесиль. – Наверняка он кого-то уличил в краже! Он полагает, милая матушка, что вы слишком вольно обращаетесь с прислугой!..

Растрепанный Флоримон вбежал в столовую, отчаянно крича:

– Берегитесь! Прячьтесь! Спасайтесь!..

Но, как это частенько и происходит в таких случаях, Анжелика и Мари-Сесиль не только не бросились бежать, но просто-напросто застыли в изумлении.