Внезапно мадам де Лионн вскрикнула и указала на алеющий фасад дворца на противоположной стороне площади.

Он был сложен из кирпича и необработанного камня, и каждый раз в лучах заходящего солнца загорался ярко-красным огнем. Сейчас дворец словно пылал, а значит, день близился к закату. Вечерело.

Но новая королева, с которой они расстались в зале для переговоров у входа в крытую галерею, до сих пор не появилась. Что же случилось? Какие еще дипломатические преграды мешали счастливому завершению сложных политических встреч?

Мессир де Рокелор отправился разузнать, что к чему, и вскоре вернулся, призывая всех к терпению.

Действительно, произошла небольшая заминка. Молодая королева чуть было не вернулась в Испанию, но, к счастью, все закончилось благополучно.

Когда Мария-Терезия направилась к французскому берегу и уже готовилась сойти на него, ее попросили проститься с главной камер-дамой графиней де Приего и еще с тридцатью придворными из свиты, которые возвращались в Испанию. Молодая королева страшно разволновалась и наотрез отказалась. Она была уверена, что графиня последует вместе с ней во Францию. Она знала ее всю свою жизнь, ведь та состояла еще в свите прежней королевы, матери Марии-Терезии. Молодая королева настояла на своем, и вскоре графиня де Приего, как, впрочем, и остальные придворные, сошла на французский берег.

Когда досадное недоразумение уладили, королеву пригласили к ambigú, попробовать приготовленное прямо на берегу угощение.

Когда-то давно в испанском языке под словом «ambigú» подразумевали антракт в театре или опере, когда в перерыве между представлениями подавали прохладительные напитки и холодные закуски. Но позднее им стали обозначать еще и длинный стол с множеством холодных блюд, который накрывают чаще всего летними вечерами, после длинного жаркого дня, когда на землю опускаются сумерки.

Кроме того, здесь, конечно, были корзины с превосходными и разнообразными спелыми фруктами.

Приободрил ли молодую королеву вид соблазнительного стола под сенью мимоз?

Так или иначе, она отдала должное первому обеду на французской земле, и многие расценили это как «чревоугодие». Мария-Терезия пожелала попробовать все блюда, возможно считая подобное поведение правилом хорошего тона и проявлением учтивости по отношению к тем, кто устроил пир в честь благополучного и долгожданного прибытия королевы.

Ее аппетит удивил многих, ведь еще совсем недавно Мария-Терезия выглядела такой опечаленной расставанием с отцом, она казалась убитой горем, и вдруг столь внезапный голод и шокирующая невоздержанность в еде. Но Анжелика, узнав о поступке королевы, ничуть не удивилась.

Оказавшись на французской земле, Мария-Терезия немного растерялась, а тут еще недавнее переживание, когда ее едва не разлучили с самой близкой придворной дамой, а ведь в соглашении об этом не говорилось ни слова, да ощущение, что каждый шаг все дальше отдаляет ее от отца. Поведение юной супруги французского монарха являлось не чем иным, как естественной реакцией здорового организма на потрясение. Молодая двадцатилетняя женщина была напряжена до предела, а значит, либо она не сможет проглотить ни кусочка, либо восстановит силы наиболее приятным, насколько это возможно в ее состоянии, образом, а именно угостится от души. Сегодня она проведет первый вечер среди новой семьи и подданных и должна будет с честью выдержать предстоящее испытание.

Позже стало известно, что королева Мария-Терезия сожалела об отсутствии Мадемуазель.

* * *

Время пролетело незаметно. Наступило утро восьмого июня, и надлежало срочно закончить все приготовления к торжествам, намеченным на следующий день.

К счастью, восьмое июня выдалось свободным, и каждый смог еще раз внимательно рассмотреть свои наряды, чтобы выбрать наиболее подходящий.

Инфанта не стала исключением. И хотя Мария-Терезия втайне сожалела о «страже инфанты», она «покорно и терпеливо» облачилась в сшитое по французской моде платье.

Расхаживая из комнаты на балкон и обратно, в перерывах между примерками платьев и мантий, Мадемуазель поведала Анжелике о досадном происшествии, случившемся, когда определяли порядок шествия. Оно касалось уважения к сану.

Королевская мантия Марии-Терезии крепилась поверх юбки и ниспадала к земле длинным, очень тяжелым шлейфом. Мадемуазель благодаря высокому положению и представительному виду должна была его поддерживать. Казалось, все так чудесно устроилось.

Но затем вспомнили, что герцогине де Монпансье также принадлежит право передать во время мессы новой королеве Святые Дары, а значит, шлейф за Марией-Терезией она нести не сможет. Тогда выбор пал на сестер Великой Мадемуазель, но королевская мантия оказалась слишком тяжелой для юных принцесс, и к ним присоединилась мадам де Кариньян.

Герцог де Рокелор вызвался нести шлейф принцессы де Монпансье, но остальные герцоги отказали в подобной услуге ее сестрам. Так что, как с горечью сообщила Мадемуазель, пришлось смирить гордость! И хотя она с нежностью отозвалась о графах де Сен-Мене, де Гондрене и де Ла Фейаде, которые любезно предложили свою помощь юным принцессам, случившееся сильно уязвило герцогиню.

— Мои младшие сестры внучки Генриха IV, и они ничуть не хуже его остальных внуков. Их мать, принцесса Лотарингская[183] — потомок старинного рода. И вот! Стоило Месье Гастону Орлеанскому, брату покойного короля Людовика XIII, умереть, как тут же выясняется, что никто более не желает оказывать ему и его дочерям то уважение и то почтение, какими их окружали, когда он был жив! Ах! Я-то понимаю, что отец был человеком редкой чувствительности. Теперь при дворе таких не осталось. Он никогда не мог решиться отправить человека на смерть, хотя ранг вменял ему в обязанность вершить человеческие судьбы. Он любил искусство, музыку. Я отлично помню, что даже когда провалился заговор Сен-Мара[184], отец не унывал и все так же весело насвистывал.

Она вытерла слезы.

— Поверьте мне! Все очень изменилось. Нас окружают мелочные, безразличные и жадные людишки… Ну полно, хватит о грустном. Пойдемте, дорогая моя. Праздник еще не кончился. Мне нужна ваша помощь.

Так Анжелика покинула ряды простых зрителей испанских празднеств. Мадемуазель сильно волновалась. Для нее королевская свадьба была семейным торжеством, на котором она чувствовала себя немного хозяйкой. Она старалась успеть одновременно повсюду и увлекала за собой Анжелику, поручая ей нескончаемое множество мелких дел.

* * *

— Вы споете для нас? — спросил король.

Жоффрей де Пейрак вздрогнул и, обернувшись к Людовику XIV, смерил его высокомерным взглядом, как какого-нибудь незнакомца, которого ему забыли представить. Анжелика в порыве неясного страха схватила мужа за руку.

— Спой для меня, — прошептала она.

Граф улыбнулся и подал знак Бернару д’Андижосу, который тут же выбежал из зала.

Вечер близился к концу. Рядом с королевой-матерью, кардиналом, королем и его братом, гордо расправив плечи и опустив глаза, сидела инфанта. Она навсегда покинула родную Испанию. Филипп IV, с истерзанным сердцем, спешил со своими идальго в Мадрид, оставив в залог нового мира гордую и непорочную инфанту…

Юный скрипач Джованни протиснулся сквозь ряды придворных и подал графу де Пейраку лютню и бархатную маску.

— Зачем вам маска? — спросил король.

— У любви есть голос, но нет лица, — ответил де Пейрак, — когда перед глазами прекрасных дам проплывают грезы, их не должно смущать никакое уродство.

Он настроил музыкальный инструмент и запел, чередуя старинные песни на провансальском языке и модные любовные напевы.

Когда высокий и чистый голос Жоффрея покорил сердца слушателей, он присел возле молодой королевы и с жаром бросился в неистовый испанский мотив с хриплыми выкриками на арабском языке, в котором воплотились вся страсть и пыл Иберийского полуострова.

С первых аккордов испанской песни молодую королеву охватило волнение, и она забыла о невозмутимости, которую, подражая отцу, старалась хранить на публике. Веки Марии-Терезии затрепетали, и все увидели, как заблестели ее прекрасные голубые глаза. Возможно, она в последний раз переживала мгновения замкнутой жизни маленького божества, растущего под присмотром графини де Приего в окружении придворных дам и карликов, которые ее смешили. Она прощалась со строгим и неспешным, но привычным для нее существованием, вспоминала, как они играли в карты, встречались с монахинями, которые предсказывали будущее или устраивали легкие завтраки с вареньем и пирожными, украшенными цветками апельсинового дерева и фиалками.

Выражение страха промелькнуло на лице инфанты, когда, подняв глаза, она вспомнила, что отныне ее окружают одни французы.

— Вы очаровали нас, — сказал король певцу, — теперь я желаю только одного — как можно чаще слушать вас.

Глаза Жоффрея де Пейрака странно сверкнули из-под маски.

— Никто не желает этого больше, чем я, сир. Но ведь все подвластно Вашему Величеству, не так ли?

Анжелике показалось, что монарх слегка нахмурился.

— Да, это так. Я рад слышать подобные речи из ваших уст, мессир де Пейрак, — немного резко ответил он.

* * *

Вернувшись с мужем домой далеко за полночь, Анжелика, не дожидаясь помощи служанки, сорвала с себя платье и, устало вздохнув, упала на постель.

— Жоффрей, я совершенно разбита. Наверное, я еще не привыкла к придворной жизни. И откуда они черпают силы, чтобы столько развлекаться днем да еще успевать изменять друг другу ночью?

Граф прилег рядом с ней. Было так жарко, что даже прикосновение простыней к телу казалось невыносимым. Время от времени сквозь открытое окно падал свет проносимых мимо факелов, освещая красноватым отблеском постель, полог которой они оставили поднятым. Охваченный предпраздничной суетой Сен-Жан-де-Люз не спал, продолжая готовиться к намеченному на завтра событию.

— Если сейчас я хоть немного не посплю, то упаду во время церемонии, — пробормотала Анжелика, зевая.

Она потянулась, затем прижалась к смуглому худощавому телу мужа.

Он протянул руку и погладил ее бедро, казавшееся в полумраке белоснежным, скользнул по изгибу талии, отыскал маленькую упругую грудь. Сначала едва касаясь, потом все настойчивее его пальцы скользили по нежной коже, медленно спускаясь к животу. Когда же граф позволил себе более смелую ласку, Анжелика запротестовала сонным голосом:

— О, Жоффрей, я так хочу спать!

В душе он сожалел о равнодушии жены, ведь утомленная, сонная Анжелика была соблазнительна как никогда, но, тем не менее, не настаивал. Анжелика украдкой взглянула на мужа из-под опущенных ресниц, убеждаясь, не сильно ли он разочарован отказом и отсутствием у нее стойкости, присущей всем светским дамам. Опершись на локоть, Жоффрей смотрел на нее с легкой улыбкой на губах.

— Спи, любовь моя, — прошептал он.

Глава 14

9 июня.

Когда Анжелика проснулась, Жоффрей по-прежнему смотрел на нее, словно, пока она спала, он так и не шелохнулся. Она улыбнулась мужу. Было прохладно. Ночной сумрак еще не рассеялся, но небо уже приняло холодный зеленоватый оттенок — предвестник зари. Предутреннее оцепенение охватило городок, и он замер в предвкушении праздника. Еще немного сонная Анжелика потянулась к Жоффрею, и их руки сплелись в страстном объятии.

Он научил ее долгим наслаждениям, научил искусному, любовному поединку, с его притворными дерзкими наступлениями и подчинениями, научил терпению, с которым два любящих существа в сладостном единении ведут друг друга к вершинам блаженства. Когда, насытившись страстью, утомленные, они наконец оторвались друг от друга, солнце уже стояло высоко в небе.

Яркое, величественное солнце баскского неба ознаменовало своим появлением начало нового дня — дня королевской свадьбы.

Наступило долгожданное девятое июня.

— Неужели нам предстоит еще один утомительный день? — рассмеялась Анжелика.

В дверь настойчиво постучала Марго.

— Мадам! Мадам, вам пора! Кареты уже направляются в собор, и если вы задержитесь, то не найдете места, чтобы увидеть кортеж.

Окутанный голубой дымкой город тонул в синеве неба и в оглушительных звуках труб, разносящихся до самого океана.

Это старались изо всех сил тринадцать трубачей короля, четверо от парламента, трое от легкой кавалерии, столько же из королевской стражи и еще двое — все в бархатных синих жюстокорах с золотыми нашивками.

Анжелика, в платье из зеленой парчи, отороченном серебряным кружевом, вертелась перед зеркалом, разглядывая свое отражение. Днем ранее она немного опасалась, что наряд не будет полностью готов ко дню свадьбы, а ведь именно в нем она собиралась присутствовать на всех сегодняшних церемониях.