— Да, да, мадам, лучше поскорее уезжайте, — подхватил привратник.

— Хорошо бы я еще знала, куда мне ехать. Хотя… В Париже живет моя сестра. Я не знаю адреса, но ее мужа зовут мэтр Фалло, он королевский прокурор. Кажется, после свадьбы его даже называют Фалло де Сансе.

— Едем во Дворец правосудия, там все и узнаем.

И карета снова покатила по улицам Парижа.

Анжелика не испытывала ни малейшего желания смотреть по сторонам. Ее больше не привлекал город, столь враждебно принявший ее. Флоримон плакал. У него резались зубки, и не помогала даже смесь меда и измельченного укропа, которой Марго усердно натирала ему десны.

Наконец им удалось найти адрес королевского прокурора. Как и большинство судей, он жил недалеко от Дворца правосудия, на острове Сите[202], в приходе Сен-Ландри.

Анжелике предстояло направиться на улицу Ада[203], что она сочла зловещим предзнаменованием. Почти все дома здесь были в готическом стиле: серые, с заостренными крышами, узкими окнами, украшенные скульптурами и горгульями.

Карета остановилась перед домом, казавшимся таким же мрачным, как и остальные, хотя на каждом его этаже располагалось по три довольно больших окна. На двери первого этажа, где находилась контора, была прикреплена табличка: «Мэтр Фалло де Сансе. Королевский прокурор».

На пороге кабинета скучали два клерка. Завидев Анжелику, еще не успевшую выйти из кареты, они метнулись к ней и тут же обрушили на нее поток слов на каком-то непонятном жаргоне. Она поняла только, что ей на все лады расхваливают мэтра де Сансе, ибо только в его конторе люди, заинтересованные в том, чтобы выиграть процесс, могут получить правильное руководство и быть уверенными в благополучном исходе.

— Я не насчет процесса, — удалось вставить Анжелике, — я приехала повидаться с мадам Фалло.

Разочарованные клерки показали ей на дверь слева, которая вела в жилище прокурора.

Анжелика взялась за бронзовый молоточек. Что и говорить, если бы не история с исчезновением ее мужа, она вряд ли нанесла бы визит Ортанс. У нее никогда не складывалось особенно теплых отношений с сестрой, так непохожей на нее характером. Но сейчас она поняла, что в глубине души рада тому, что снова увидит Ортанс. Воспоминания о маленькой Мадлон связывали их невидимой нитью. Анжелика подумала о тех ночах, когда они, устроившись втроем на большой кровати, прислушивались к легким шагам Белой Дамы — призрака Монтелу, которая, вытянув перед собой руки, бродила по комнатам. И они были почти уверены, что однажды зимней ночью им удалось увидеть ее входящей в их спальню…

Анжелика, волнуясь, ждала, когда отворится дверь. Появившаяся на пороге полная служанка в белом чепце и безупречной чистоты платье провела ее в прихожую. В этот самый момент на лестницу вышла Ортанс, заметившая карету в окно.

Анжелике показалось, что сестра сначала хотела броситься к ней на шею, но внезапно передумала и приняла отчужденный вид. Впрочем, в прихожей стоял полумрак и нельзя было судить об этом с уверенностью. Они обнялись без особой теплоты.

Ортанс, казалось, стала еще костлявее и выше.

— Бедная моя сестра! — с пафосом проговорила она.

— Почему ты называешь меня «бедной сестрой»? — спросила Анжелика.

Мадам Фалло показала ей жестом на служанку и увлекла Анжелику в комнату. Это было просторное помещение, служившее, видимо, гостиной, поскольку повсюду стояли кресла, табуреты, а вокруг кровати с красивым пологом, покрытой стеганым одеялом из желтого дамаста, стулья и скамьи. Анжелика спросила себя: неужели сестра принимает многочисленных подруг, лежа на кровати, как одна из жеманниц? Прежде Ортанс слыла остроумной и бойкой на язык.

В комнате тоже было мрачновато из-за цветных оконных витражей, но в такую жару это было даже приятно. Тут и там на плиточном полу были разбросаны пучки зеленой травы. Анжелика вдохнула их сильный, свежий аромат, напомнивший ей деревню.

— Хорошо здесь у тебя, — сказала она Ортанс.

Но любезная фраза не тронула сестру.

— Не пытайся меня обмануть своим жизнерадостным видом. Я прекрасно знаю, что произошло.

— Твое счастье, потому что, честно говоря, я нахожусь в полном неведении относительно происходящего.

— Как неосторожно с твоей стороны появиться в самом центре Парижа! — воскликнула Ортанс, возводя очи к потолку.

— Послушай, Ортанс, не нужно так закатывать глаза. Не знаю, как твоего мужа, но лично меня всякий раз, когда ты строила гримасу вроде этой, так и тянуло отвесить тебе пощечину. Давай я расскажу тебе, что знаю сама, а потом ты поделишься со мной тем, что известно тебе.

И она рассказала историю о таинственном исчезновении графа де Пейрака в Сен-Жан-де-Люзе после свадьбы короля. Кое-кто из друзей уверял, будто он отправился в Париж, так что она тоже решила ехать в столицу. А здесь обнаружила, что дом опечатан, а мужа, очевидно, заключили в Бастилию.

Ортанс сурово проговорила:

— А ты отдаешь себе отчет в том, что своим появлением здесь средь бела дня ты можешь скомпрометировать высокопоставленного чиновника, королевского прокурора? И все же ты приехала!

— В самом деле, странно, — парировала Анжелика, — но моей первой мыслью в тот момент было обратиться за помощью к родным.

— Только поэтому ты и вспомнила о родне! Я совершенно уверена, что, если бы ты поселилась в твоем новом красивом доме в квартале Сен-Поль, я вряд ли удостоилась бы твоего визита! Отчего же ты не попросила крова у блестящих друзей твоего богатого и такого красивого мужа, всех этих герцогов, маркизов, принцев, а решила доставить неприятности своим появлением именно нам?

Анжелика с трудом сдержалась, чтобы не выскочить из комнаты, хлопнув дверью, но тут ей послышался с улицы плач Флоримона, и она взяла себя в руки.

— Ортанс, я не строю иллюзий. Ты, нежная и преданная сестра, выставляешь меня за дверь. Но со мной ребенок, которого нужно выкупать, переодеть, накормить. К тому же темнеет. Если я сейчас отправлюсь на поиски еще какого-нибудь прибежища, все кончится тем, что мы будем спать на улице. Прими нас на одну ночь.

— Даже одной ночи достаточно, чтобы подвергнуть опасности мой дом.

— Неужели у меня настолько скандальная репутация?

Мадам Фалло поджала свои и без того тонкие губы, и ее маленькие живые темные глаза засверкали.

— Твоя репутация небезупречна. А репутация твоего мужа попросту ужасна.

Анжелика не смогла удержаться от улыбки, до того драматически прозвучали слова сестры.

— Уверяю тебя, мой муж — лучший из мужчин. Ты быстро поняла бы это, если бы вы были знакомы.

— Избави боже! Я бы умерла от ужаса. Если то, что мне рассказывали, — правда, то я не понимаю, как ты смогла провести столько лет под одной крышей с ним. Должно быть, тебя заколдовали.

И после секундного размышления добавила:

— По правде сказать, ты еще ребенком была предрасположена ко всем недостаткам и всякого рода порокам.

— Как ты любезна, дорогая! А вот ты с юности питала склонность к злословию и бессердечности.

— Час от часу не легче! Теперь меня оскорбляют в моем собственном доме!

— Но почему, почему ты мне не веришь? Я ведь говорю: то, что мой муж в Бастилии, — просто недоразумение.

— Если он в Бастилии, значит, правосудие существует.

— Если оно существует, его очень скоро освободят.

— Позвольте вмешаться, дамы, в ваш замечательный разговор о правосудии, — послышался сзади чей-то бас.

В комнату вошел мужчина. Ему, должно быть, было около тридцати, но выглядел он старше своих лет. В выражении его полного, чисто выбритого лица, обрамленного каштановыми завитками парика, было что-то от торжественности священника. Голова чуть склонена набок, словно его профессия сформировала в нем привычку постоянно прислушиваться к исповеди собеседника. Костюм из черного сукна, удобный, немного топорщившийся у роговых пуговиц, чистые, но простые брыжи. Анжелика поняла, что видит перед собой зятя, королевского прокурора.

Она присела в реверансе, чтобы расположить его к себе. Он подошел и очень торжественно поцеловал ее в обе щеки, как и положено родственнику.

— Не сомневайтесь, мадам. Правосудие существует. И во имя его и из-за того, что оно существует, я принимаю вас в своем доме.

Ортанс подскочила, словно ошпаренная кипятком кошка.

— Гастон, да вы с ума сошли! Разве мыслимо так рисковать? С тех самых пор, как я вышла за вас замуж, вы непрестанно твердите мне, что ваша карьера для нас превыше всего и она зависит только от милости короля…

— И от правосудия, моя дорогая, — мягко, но решительно оборвал ее судья.

— Это не мешает вам уже который день опасаться появления моей сестры под нашей крышей. Признайтесь, учитывая то, что вам известно об аресте ее мужа, ее пребывание здесь может обернуться для нас катастрофой.

— Замолчите, мадам, вы заставляете меня жалеть о том, что я выдал, если можно так выразиться, профессиональную тайну. Вам известно, что я узнал об этом случайно.

Анжелика решила сыграть на самолюбии Фалло.

— Вам что-нибудь известно? Месье, будьте милосердны, расскажите мне! Я в полном неведении.

— Увы! Мадам, я не буду скрывать от вас правду ни за притворным молчанием, ни за словами утешения. Но я сразу признаюсь, что мне известно немного. Я видел только официальный документ Дворца правосудия — ордер на арест графа де Пейрака, который поверг меня в изумление. Кроме того, я прошу вас, для вашего блага и для блага вашего мужа, не возлагать на сообщаемые мною сведения особых надежд, по крайней мере, пока я не сообщу вам о новом приказе. Впрочем, повторяю, документ не слишком ценен. Так вот, арест вашего мужа проведен на основании письма «третьей категории» — королевского указа о взятии под стражу без суда и следствия. Обвиняемый чиновник или дворянин должен добровольно и тайно последовать в сопровождении королевского комиссара[204] туда, куда ему укажет король. Что касается вашего супруга, то его сначала отвезли в Форт-Эвек, а оттуда, согласно приказу, скрепленному подписью Сегье[205], — в Бастилию.

Сердце Анжелики готово было выпрыгнуть из груди от волнения и облегчения. Он говорил о Жоффрее как о человеке, которого перевозят из одного места в другое, которого бросают в тюрьму — но этим он возвращал его в мир живых. Жоффрей нашелся.

— Благодарю вас, месье, за то, что вы сообщили мне утешительные новости. Многие попадали в Бастилию и были освобождены тотчас же, как только удавалось доказать, что обвинения, выдвинутые против них, ложны.

— Вы не теряете головы и сохраняете спокойствие, — сказал Фалло, одобряюще кивая ей, — но мне не хотелось бы подавать вам ложную надежду, будто все уладится легко и само собой; мне также известно, что в реестре записей о заключении под стражу нет подписанного королем приказа об аресте графа, как нет и обвинения, выдвинутого вашему супругу.

— Несомненно, дело в том, что король не желает нанести оскорбление одному из верных подданных, не разобравшись, в чем дело. Он хочет оправдать его без лишнего шума…

— Или забыть.

— Как это — забыть? — повторила Анжелика, чувствуя, как по спине пробегает холодная дрожь.

— О многих заключенных уже забыли, — произнес мэтр Фалло, отводя глаза в сторону и глядя куда-то вдаль, — забыли так, словно они уже покоятся в могиле. Да, быть заключенным в Бастилии само по себе не бесчестье, там побывало немало принцев крови, и на их репутации это никоим образом не отразилось. Но я особенно подчеркиваю, что быть заключенным без имени, быть брошенным в тюрьму втайне — о, это серьезное дело.

Анжелика не могла произнести ни слова. Внезапно на нее обрушилась накопившаяся усталость, и желудок свело от голода. Или от страха?

Она посмотрела на прокурора с надеждой найти в нем союзника.

Головокружение, которое она всякий раз чувствовала при мысли о том, что с Жоффреем может случиться непоправимое, никак не оставляло ее.

— Вы были добры ко мне, месье, вы просветили меня. Скажите же, что я должна предпринять?

— Повторяю, мадам, то, что я делаю, я делаю не из доброты, а во имя справедливости. Во имя справедливости и правосудия я принимаю вас под крышей своего дома, а поскольку вы просите у меня совета, то я порекомендую вам юриста. Боюсь, что если я сам приму участие в этом деле, меня сочтут пристрастным и заинтересованным в нем из личных побуждений, хотя наши семьи виделись не так часто.

Ортанс, потеряв терпение, вскричала с той язвительностью, что отличала ее в молодости:

— Вот! Как вы верно подметили! Пока она жила во дворцах и купалась в золоте этого хромого, она нас не замечала. А вам не кажется, что граф де Пейрак, член парламента Тулузы, мог бы сделать для вас что-нибудь, рекомендовать вас магистратам из парижского Дворца правосудия?