Анна Голон - Анжелика. Маркиза Ангелов

Ему не пришлось пережить разочарование из-за отъезда Жослена.

Однажды утром, вскоре после похорон, Анжелика услышала сквозь сон чей-то тихий голос:

— Анжелика! Анжелика!

Открыв глаза, она с удивлением обнаружила у изголовья кровати Жослена. Она знаком показала, чтобы он не разбудил сестер, и последовала за ним в коридор.

— Я уезжаю, — прошептал брат. — Ты должна заставить их меня понять.

— Куда ты едешь?

— Сначала в Ла-Рошель, затем найду судно до Америк. Пастор Рошфор рассказал мне обо всех этих странах: об Антильских островах, о колониях — Вирджинии, Мэриленде, Каролине, о Новом Амстердаме[60]. В конце концов, я останусь там, где буду нужен.

— Здесь ты тоже нужен, — сказала она жалобно.

Анжелика дрожала от холода в тонкой изношенной ночной рубашке.

— Нет, — ответил он, — в старом мире мне нет места. Я, увы, принадлежу к сословию, обладающему привилегиями, но бесполезному. Богатые или бедные, дворяне больше не знают в чем заключается их предназначение. Посмотри на отца. Он в замешательстве. Он опустился до разведения мулов, но не решается пойти в своем унизительном решении до конца, чтобы заработать денег и вернуть былое величие нашему дворянскому титулу. В итоге он всюду оказывается не у дел. На него показывают пальцем, потому что он работает как торгаш, а на нас, потому что мы так и остаемся нищими дворянами. К счастью, дядя Антуан де Сансе указал мне путь. Это был старший брат отца. Он стал гугенотом и покинул континент.

— Но ты ведь не отречешься от веры? — испуганно взмолилась Анжелика.

— Нет. Я тебе уже говорил, что ханжество меня не интересует. Я хочу просто жить.

Он порывисто обнял ее, спустился на несколько ступенек, обернулся и окинул свою юную полураздетую сестру взглядом искушенного мужчины.

— Ты становишься красивой и сильной, Анжелика. Будь осторожна. Ты тоже должна будешь уехать. Иначе однажды ты либо окажешься в стоге сена с одним из конюхов, либо станешь собственностью одного из неотесанных дворянчиков, наших соседей.

И он добавил с внезапной нежностью:

— Поверь моему опыту, дорогая. Для тебя такая участь будет ужасна. Спасайся, беги из этих старых стен. Что касается меня, я ухожу в море.

И перепрыгивая через ступеньки, молодой человек скрылся из виду.

Смерть деда, отъезд Жослена и слова, которые он бросил ей на прощание «Ты тоже должна будешь уехать», глубоко задели Анжелику, а ведь она была в том возрасте, когда излишняя впечатлительность толкает на любые безрассудства… Потрясение, вызванное визитом пастора Рошфора, оказалось еще разрушительнее, а оставленные им следы день ото дня увеличивавались, словно круги, расходящиеся на водной глади пруда от брошенного туда камня. Они ширятся и становятся все ровнее, пока не столкнутся с берегом и не разобьются о преграду из грязи и травы, под ногами людей, которые топчут все, что встречается им на пути.

На этот раз у нее не было намерения просить помощи у всепонимающей подруги. Мелюзина не могла ей помочь. Мир сошел с ума. Уже давно, гонимая людской злобой, колдунья отправилась в края, может быть еще более далекие и неизведанные, чем те, в которые устремился Жослен.

Неподвижно застыв на краю сонных заводей и каналов, черную блестящую гладь которых, скрытую под скатертью из ряски, тревожили лишь брошенные камни, Анжелика смотрела, как слабеют и теряются в лабиринте береговой линии прекрасные безупречные волны, у которых была только одна судьба: разбиться и исчезнуть.

Выйдя из состояния болезненной созерцательности, Анжелика отвернулась от болот и обратилась к лесу. Несомненно, именно этой дорогой уехал Жослен. Говорили, что за лесом, стоял порт Ла-Рошель, о стены которого бились волны необъятного океана, простиравшегося до самого Нового света. Море… Анжелику переполняло желание увидеть море, настоящее море. Ведь там, за бескрайним неподвижным зеленым пространством, находилось такое же безграничное, но живое море, несшее суда в неведомые страны.

Она не могла думать ни о чем другом. Из-за дедушки, из-за дяди Антуана. Или потому, что так велела судьба, могла бы сказать себе Анжелика, если бы задумалась над причинами своего порыва. Но она была всего лишь ребенком, не привыкшим размышлять и не знакомым с наукой логикой.

Как бы там ни было, в один из прекрасных первых летних дней Анжелика де Сансе де Монтелу вместе с ватагой завербованных ею крестьянских ребятишек, которых манил дух бродяжничества, отправилась в Америки. Этот поступок потом долго обсуждали по всей округе и многие сочли его еще одним доказательством ее родства с феями.

Хотя, по правде говоря, экспедиция не преодолела даже Ньельского леса.

Разум вернулся к Анжелике под вечер, когда красные лучи солнца озарили огромные стволы векового леса. Последние несколько дней прошли словно в бреду. Она уже видела как добирается до Ла-Рошели, нанимается юнгой на корабль, готовый к отплытию, высаживается на неведомые земли, где ее встречают приветливые местные жители с гроздьями винограда в руках. Николя сразу же загорелся этой идеей: «Быть матросом — лучше, чем пасти коз и овец. Я всегда хотел увидеть другие страны». Еще несколько шалопаев, которых больше привлекала идея бегать по лесам, чем работать в поле, увязались за ними. Всего собралось восемь ребят, и среди них Анжелика была единственной девочкой и главарем. Исполненные доверия к ней, они нимало не встревожились, когда стемнело. Они шли с цветами в руках и с носами, вымазанными ежевикой, находя первый этап их путешествия более чем приятным. Дети отправились в поход еще утром, но днем сделали привал у ручья, чтобы съесть припасённый хлеб и сыр.

Между тем Анжелика почувствовала, что ее охватывает дрожь. Девочка с такой ясностью осознала, какую глупость совершила, что у нее пересохло во рту.

«Нельзя ночевать в лесу, — подумала она. — Здесь волки».

— Николя, — начала Анжелика бодрым голосом, — тебе не кажется странным, что мы все еще не дошли до деревни Нейи?

Мальчик остановился и задумался.

— Думаю, что, скорее всего, мы заблудились. Когда отец был жив, мы как-то ходили туда, и, помнится, дошли гораздо быстрее.

Анжелика почувствовала, как чья-то маленькая грязная ладошка скользнула в ее руку. Это был самый младший из ребят, которому исполнилось только шесть.

— Уже ночь, — захныкал он. — Мы, наверное, потерялись.

— А может быть, мы, наоборот, совсем близко, — успокоила его Анжелика. — Пройдем еще немного.

Они молча двинулись дальше. Сквозь ветви деревьев виднелось бледнеющее небо.

— Если вдруг к ночи мы не дойдем до деревни, нам нечего бояться, — сказала Анжелика.

«Мы заберемся на дубы, чтобы поспать, и тогда волки нас не увидят», — подумала она.

За спокойным тоном ее голоса пряталась тревога. Внезапно она услышала серебристый звон колокола и облегченно вздохнула.

— Это деревня! Колокол звонит на вечернюю молитву! — воскликнула она.

Дети бросились бежать. Тропинка спускалась вниз, деревья редели. Внезапно они очутились на лесной опушке, на самом краю обрыва, и в изумлении остановились, завороженные видением, возникшим перед их глазами.

Там, в глубине зеленого ущелья, стояло оно, молчаливое чудо посреди леса, Ньельское аббатство. Заходящее солнце золотило розовую черепицу его многочисленных колоколен, белых стен, испещренных окошками и переходами, просторные пустые дворы. Звонил колокол. Монах с ведрами шел к колодцу.

Охваченные религиозным волнением, дети молча спустились к главному входу. Сквозь приоткрытую деревянную дверь, они вошли внутрь. Старый монах в коричневой рясе спал, сидя на скамейке. Его седые волосы напоминали снежно-белую корону, тщательно прикрепленную к абсолютно гладкому черепу.

Из-за всех треволнений прошедшего дня маленькие бродяжки при виде забавной картины не смогли удержаться от смеха.

Это привлекло внимание толстого добродушного монаха, вышедшего на крыльцо.

— Эй, детишки! — крикнул он на местном наречии. — Где ваши манеры?

— Кажется, это брат Ансельм, — прошептал Николя.

Брат Ансельм иногда странствовал по округе верхом на осле. Он менял четки и бутылочки с лечебной настойкой из цветков дягиля на зерно и куски свиного сала, что немного удивляло жителей, ведь аббатство не принадлежало нищенствующему ордену, а доходы от земельных владений приносили немалую прибыль.

Анжелика, а вслед на ней и ее верное войско, подошла к монаху. Она не решилась признаться ему, что на самом деле они собирались сбежать в Америки. К тому же брат Ансельм, вне всякого сомнения, никогда и не слышал об их существовании. Анжелика рассказала ему только то, что они из Монтелу, отправились в лес собирать землянику и малину и заблудились.

— Бедные мои цыплятки, — сказал брат, который был очень добрым малым, — вот что значит быть сладкоежками. Ваши матери, наверное, ищут вас повсюду со слезами на глазах, и как только вернетесь назад, зададут вам хорошую взбучку. Но сейчас лучше будет остаться здесь. А я схожу за кувшином молока и белым хлебом. Переночуете в риге, а завтра я запрягу повозку и отвезу вас домой, у меня как раз есть дела в тех краях.

План был вполне разумным.

Анжелика и ее приятели прошагали целый день. Она знала, что даже на повозке им не добраться домой до глубокой ночи. Ни одна дорога не шла через лес напрямик, как те тропинки, что привели их сюда. Пришлось бы ехать в объезд — через Нейи и Вару, а это довольно далеко.

«Лес словно море, — подумала Анжелика, — Жослен прав, по нему надо путешествовать с компасом, иначе плутаешь вслепую». Ее охватило уныние. Она плохо представляла себе путешествие с тяжелыми инструментами, которые к тому же не знала где достать.

И не собирались ли ее «мужчины» пойти на попятную? Девочка не произнесла ни слова, пока остальные ели, сидя у подножия стен и наслаждаясь теплыми сумерками, спускающимися на просторный двор.

Колокол продолжал звонить. В розовеющем небе пронзительно кричали ласточки, а на кучах соломы и навоза кудахтали куры.

Брат Ансельм прошел мимо детей, накинув на голову капюшон.

— Я иду служить вечерню. Ведите себя хорошо, не то я сварю вас в котле.

Под арками монастыря скользили фигуры, облаченные в белые и коричневые одежды. Старый монах на крыльце продолжал спать. Наверное, он был освобожден от вечерней службы…

Анжелика, которой хотелось побыть одной и поразмышлять, отошла от остальных.

В одном из дворов она заметила очень красивую украшенную гербами карету с опущенными оглоблями. Породистые лошади жевали сено в конюшне. Эта деталь почему-то вызвала ее любопытство. В полной тишине она медленно шла, околдованная величественностью огромного здания, возвышавшегося среди деревьев. Ночь окутала лес, вокруг бродили волки, а в аббатстве под защитой толстых стен и тяжелых дверей продолжала идти уединенная, неведомая Анжелике жизнь. Издалека доносилось церковное пение, тихое и протяжное. Влекомая звуками музыки, она стала подниматься по каменной лестнице. Никогда Анжелика не слышала такой чарующей мелодии; те гимны, которые в церкви Монтелу орали кюре и школьный учитель, мало походили на ангельское пение.

Внезапно она уловила шелест юбки и, повернувшись, увидела на втором этаже, в тени крытой галереи, очень красивую и роскошно одетую даму.

По крайней мере, так ей показалось. Ни разу в жизни Анжелика не видела у матери или тетушек такого платья из черного бархата с серебряными цветами. Могла ли она тогда подумать, что это не более чем скромный наряд, предназначенный для набожного уединения в тиши аббатства. Каштановые волосы дамы прикрывала черная кружевная мантилья, а в руках она держала большой молитвенник. Она прошла мимо Анжелики, бросив на нее удивленный взгляд:

— Что ты здесь делаешь, девочка? Сейчас не время для милостыни.

Анжелика отпрянула назад, с глупым видом маленькой испуганной крестьянки.

В тени монастырских сводов грудь дамы показалась Анжелике необыкновенно белоснежной и высокой. Легкое кружево едва прикрывало две великолепные округлости, выглядывающие из вышитого пластрона, словно плоды из рога изобилия.

«Вот бы у меня была такая грудь, когда вырасту», — подумала Анжелика, спускаясь по крутой лестнице. Она погладила свою грудь, которую считала слишком плоской, и ее охватила грусть. Стук сандалий поднимающегося по лестнице человека заставил девочку поспешно спрятаться за колонну.

Монах задел ее подолом белой сутаны. Она успела разглядеть только очень красивое, тщательно выбритое лицо, на котором в тени монашеского клобука светились умом голубые глаза. Он скрылся из виду. Затем девочка услышала его приятный мужественный голос.