Как-то утром мессир де Сансе вернулся из замка дю Плесси с весьма озабоченным видом.

— Анжелика! — вскричал он, входя в столовую, где вся семья уже собралась и ждала его, чтобы сесть за стол. — Анжелика, ты здесь?

— Да, отец.

Он окинул критическим взглядом дочь, которая за последние месяцы еще больше выросла. Теперь Анжелика всегда ходила аккуратно причесанная, ее руки были чистыми, и все поверили в то, что девочка постепенно учится уму-разуму.

— Сойдет, — прошептал он.

Затем обратился к жене:

— Только представьте себе, все семейство дю Плесси: маркиз, маркиза, сын, пажи, слуги, собаки — все они только что приехали в замок. У них высокопоставленные гости — принц Конде со свитой. Я случайно наткнулся на них и почувствовал себя неловко. Однако кузен был любезен. Он меня окликнул, расспросил о новостях, и, знаете, о чем попросил? Привести к ним Анжелику, чтобы заменить одну из фрейлин маркизы, поскольку та оставила в Париже всех своих девушек, которые ее причесывают, развлекают, играют ей на лютне. Приезд принца стал для маркизы потрясением. Она уверяет, что теперь ей не обойтись без помощи миловидных камеристок.

— Но почему она, а не я? — воскликнула рассерженная Ортанс.

— Потому что было сказано «миловидных», — резко ответил барон.

— Однако маркиз нашел, что я умна.

— Но маркиза хочет, чтобы ее окружали миловидные молодые девушки.

— Ах! Это уже слишком! — закричала Ортанс, набрасываясь на сестру с кулаками.

Однако Анжелика предвидела выпад сестры и ловко отскочила в сторону. Сердце ее бешено колотилось. Она поднялась в большую комнату, которую делила теперь только с Мадлон и, выглянув в окно, приказала слуге принести ей ведро воды и лохань.

Анжелика тщательно вымылась, и долго расчесывала свои прекрасные волосы, которые носила распущенными, словно шелковый капюшон. Пюльшери принесла самое лучшее из всех ее платьев — то самое, в котором девушке предстояло отправиться в монастырский пансион. Анжелике оно очень нравилось, несмотря на довольно невыразительный серый цвет. Впрочем, ткань была совсем новой — ее купили у торговца сукном из Ньора специально по этому поводу. К тому же белый воротничок весьма оживлял строгий наряд. Ее первое длинное платье. Тетушка в умилении всплеснула руками.

— Моя маленькая Анжелика, тебя вполне можно принять за взрослую девушку. Может, стоит поднять волосы?

Однако Анжелика отказалась. Женский инстинкт подсказывал ей, что не стоит прятать такие прекрасные локоны.

Анжелика села на гнедого мула, которого отец велел оседлать для нее, и вместе с бароном отправилась в поместье дю Плесси.

* * *

Замок пробудился от волшебного сна. Как только барон с дочерью оставили мулов управляющему Молину и стали подниматься вверх по главной аллее, до них донеслись звуки музыки. Длинные борзые и маленькие гриффоны[66] резвились на лужайках. По дорожкам прогуливались господа с завитыми волосами и дамы в переливающихся платьях. Некоторые из них с любопытством поглядывали на бедного дворянина в костюме из грубой шерсти и девочку-подростка в наряде монастырской ученицы.

— Выглядит смешно, но хорошенькая, — сказала одна дама, играя веером.

Анжелика спросила себя, не к ней ли относились эти слова. Почему ее назвали смешной? Она внимательнее пригляделась к пышным ярким нарядам, отделанным кружевами, и среди них ее серое платье показалось ей неуместным.

Барон Арман совершенно не разделял смущения дочери. Его сильно тревожил предстоящий разговор с маркизом дю Плесси. Он собирался просить о снятии налога с четверти всех мулов и с четверти отлитого на руднике свинца. Для такого знатного дворянина, каким являлся барон де Ридуэ де Сансе де Монтелу это должно было быть парой пустяков. Но бедный барон понимал, что, прожив годы вдали от двора, он стал неловким, как простолюдин. Его пугали все эти люди — напудренные и благоухающие, чей разговор походил на щебет попугаев. И пока Арман де Сансе вместе с Анжеликой протискивался сквозь шумную разодетую толпу, он с грустью вспоминал старых друзей, которых больше не было и славные времена Людовика XIII, когда люди держались проще и естественнее.

С невысокого помоста, где расположились музыканты с виолами, лютнями, гобоями и флейтами, лились чистые, приятные звуки музыки. В большой зеркальной зале Анжелика увидела танцующих молодых людей и вдруг подумала, что, возможно, ее кузен Филипп среди них.

Тем временем барон де Сансе, пробрался вглубь залы и теперь низко кланялся, сняв старую фетровую шляпу с пером. Анжелике стало не по себе. «При нашей бедности гораздо уместнее было бы держаться гордо и с достоинством», — подумала она. Вот почему вместо того чтобы опуститься в глубоком реверансе, который они отрепетировали с тетушкой Пюльшери целых три раза, она словно остолбенела и смотрела прямо перед собой. Лица окружавших ее людей виделись как в тумане, но Анжелика знала, что, глядя на нее, все они умирают от желания рассмеяться.

Тишина, которую нарушали приглушенные смешки, внезапно стала полной, когда слуга объявил:

— Мессир барон де Ридуэ де Сансе де Монтелу.

Лицо маркизы дю Плесси покрылось густым румянцем, который она тщетно попыталась скрыть веером, а ее глаза засветились сдержанным весельем. Маркиз дю Плесси тут же бросился спасать положение. Он приветливо шагнул вперед и произнес:

— Дорогой кузен, вы доставили нам несказанную радость, прибыв так скоро вместе с вашей прелестной дочерью. Анжелика, со времени нашей последней встречи, вы еще больше похорошели. Не так ли? Ну разве она не похожа на ангела? — спросил он, поворачиваясь к жене.

— Вы совершенно правы, — подтвердила та, вновь надев маску невозмутимой безмятежности. — В каком-нибудь другом платье она была бы божественна. Присядьте на этот табурет, милая, чтобы мы смогли лучше вас рассмотреть.

— Кузен мой, — сказал Арман де Сансе, чей грубоватый голос странно прозвучал в изящном зале, — я бы хотел немедленно поговорить с вами об одном важном деле.

Маркиз удивленно поднял брови:

— Правда? Я вас слушаю.

— Сожалею, но это дело личного характера.

Мессир дю Плесси бросил на родственника насмешливо-смиренный взгляд.

— Конечно, мой кузен барон, конечно. Пойдемте в кабинет. Дамы, простите нас, мы скоро вернемся.

В то мгновение, когда кузены направились к выходу, один из молодых людей с завитыми волосами, напудренный и даже накрашенный, вдруг повернулся и окликнул барона:

— Мессир де Сансе!

И, когда тот остановился, спросил:

— Вы, наверное, всегда охотитесь с чеглоком[67]?

Зал прыснул со смеху.

— Ни с чеглоком, ни с соколом, — парировал барон, поначалу озадаченный. — Я не охочусь, у меня нет на это времени…

Должно быть, ответ впечатлил гостей, так как смех внезапно смолк и разговор принял совершенно другое направление. Анжелика не поняла, в чем смысл шутки, но почувствовала, что над ее отцом хотели посмеяться.

Устроившись на табурете, она оказалась под прицелом любопытных взглядов гостей. Анжелика взяла себя в руки, и бушующее в ней чувство обиды немного утихло.

Теперь она отчетливо видела окружающие ее лица. Большинство из них были ей незнакомы, но рядом с маркизой стояла очень красивая женщина, которую Анжелика узнала по белой жемчужной коже груди.

«Мадам де Ришвиль», — подумала она.

При виде отороченного золотом платья графини с расшитым бриллиантами пластроном Анжелика еще сильнее осознала, насколько нелепо выглядит ее собственное серое платье. Все дамы сверкали с головы до ног. Они носили на поясах странные безделушки: маленькие зеркальца, черепаховые гребни, бонбоньерки и часики. Никогда Анжелика не сможет так одеваться. Никогда она не научиться смотреть на других с таким высокомерием, а говорить таким медовым голосом с изяществом и нараспев.

— Дорогая, — сказала одна дама другой, — у нее восхитительные волосы, но, по всей видимости, за ними никогда не ухаживали.

— Грудь маловата для пятнадцати лет.

— Но, дорогая, я думаю, что ей нет еще и тринадцати.

— Хотите знать мое мнение, Генриетта? Обтесывать ее уже поздно.

«Как будто я мул, выставленный на продажу», — размышляла Анжелика. Она была слишком потрясена, чтобы оскорбляться на слова дам.

— Что же вы хотите! — воскликнула мадам де Ришвиль. — У нее зеленые глаза, а зеленые глаза приносят несчастье, так же как и изумруды.

— Но зато какой редкий цвет, — возразила другая дама.

— Однако им не достает обаяния. Посмотрите какой холодный у нее взгляд. Нет, мне решительно не нравятся зеленые глаза.

«Они ни во что не ставят мое единственное богатство — глаза и волосы», — думала девочка.

— Ну конечно, мадам, — неожиданно громко произнесла она, — я не сомневаюсь, что в голубых глазах настоятеля Ньельского аббатства больше нежности и они доставляют вам счастье, — закончила она более тихо.

Повисло гробовое молчание. Послышались робкие смешки, но и те быстро смолкли.

Дамы растерянно переглядывались, словно не веря в то, что услышали подобные слова из уст этой бесстрастной девчонки. Лицо и даже шея графини де Ришвиль залились пурпурной краской.

— Господи, я знаю ее! — воскликнула она и тут же прикусила язык.

Все удивленно смотрели на Анжелику. Известная своим остроумием маркиза дю Плесси приглушенно посмеивалась, прикрывая лицо веером. Но на этот раз ее соседка, а не юная родственница стала причиной смеха, который она пыталась скрыть.

— Филипп! Филипп! — позвала она, чтобы сгладить неловкость. — Где мой сын? Мессир де Бар, не будете ли вы столь любезны, позвать моего сына полковника?

И когда юный шестнадцатилетний полковник подошел, она сказала:

— Филипп, здесь твоя кузина де Сансе. Проводи ее к танцующим. В компании молодых людей ей будет куда веселее, чем с нами.

Не дожидаясь приглашения, Анжелика встала. Сердце готово было выпрыгнуть из груди, и это злило девушку. Юный сеньор смотрел на свою мать, не скрывая возмущения. Его взгляд, казалось, говорил: «Как вам только в голову пришло навязать мне общество безвкусно одетой девчонки?»

Однако по выражению лиц окружающих он, должно быть, понял, что произошло нечто из ряда вон, и, протянув Анжелике руку, тихо проговорил сквозь зубы: «Ну идемте же, кузина».

Она вложила свои маленькие пальчики, изящество которых не замечала, в раскрытую ладонь Филиппа. Молча, он повел ее к входу в галерею, где пажи и молодые люди их возраста могли развлекаться в свое удовольствие.

— Дорогу! Дорогу! — внезапно закричал он. — Друзья, позвольте представить вам мою кузину, баронессу Унылого Платья.

Послышался громкий смех, и их тут же окружила толпа молодых пажей. Юноши щеголяли в забавных пышных панталонах гораздо выше колена. Тощие длинные ноги подростков смешно торчали из туфель на высоких каблуках, напоминая ходули.

«Если на то пошло, я в своем печальном платье не более смешна, чем они в панталонах, больше похожих на тыкву», — подумала Анжелика.

Она, возможно, и пожертвовала бы еще толикой самолюбия, чтобы постоять рядом с Филиппом, но тут один из мальчиков спросил:

— Мадемуазель, вы умеете танцевать?

— Немного.

— Правда? А какие танцы?

— Буре, ригодон, хороводы.

— Ох-хо-хо! — расхохотались молодые люди. — Филипп, что за птичку ты к нам привел! Идемте, идемте, господа, вытянем жребий. Кому посчастливится танцевать с нашей пастушкой? Куда подевались любители буре? Ха-ха-ха!

Резким движением Анжелика вырвала руку из руки Филиппа и убежала.

Она бежала по заполненным слугами и вельможами просторным залам, по холлу, выложенному мозаикой, и где на бархатных подстилках спали собаки. Она искала отца, но главное, старалась не заплакать. Все происходящее того не стоило. Надо забыть этот день как безумный причудливый сон. Всяк сверчок знай свой шесток. Анжелика вспомнила мудрые наставления тетушки Пюльшери и решила, что наказана за тщеславные мечты, которые попыталась осуществить, отозвавшись на предложение маркиза дю Плесси.

Наконец, пробегая мимо маленького удаленного салона, она услышала немного раздраженный голос маркиза.

— Нет! И еще раз нет! Вы совершенно ничего не понимаете, мой бедный друг, — громко говорил он с отчаянием в голосе. — Вы полагаете, нам, дворянам, у которых столько трат и расходов, просто получить освобождение от пошлин? К тому же ни я сам, ни принц Конде не вправе давать вам такое разрешение.

— Я лишь прошу вас выступить в качестве моего адвоката перед сюринтендантом финансов мессиром де Треманом, которого вы знаете лично. Ведь он тоже останется в выигрыше. От него требуется только освободить от подорожных пошлин четверть моих мулов и слитков свинца, чтобы я смог спокойно добраться из Пуату до океана. Взамен военное интендантство короля сможет покупать оставшийся товар по первоначальной цене, и его величеству не придется приобретать свинец и серебро по официальным тарифам. Ведь для страны выгоднее иметь дело со своими, проверенными поставщиками, чем связываться с иностранцами. Например, чтобы управляться с тяжелой артиллерией, у меня есть прекрасные сильные мулы с внушительными крупами…