Еще долгое время после этих событий разношерстные армии продолжали рыскать по французской земле.

Королевская армия и вместе с ней королевский двор сначала наведались в Гиень, дабы призвать жителей Бордо к послушанию, затем отправились в Пуатье, где и остановились.

Одним январским днем Анжелика, которой недавно исполнилось пятнадцать, как обычно, забралась на окружающую огород стену.

Она грелась на солнышке и наблюдала за прохожими, среди которых нередко встречались любопытные экземпляры в диковинных нарядах.

Анжелика вслушивалась в звуки бурлящего города, которые достигали даже этого удаленного уголка. Ржание лошадей и ругань кучеров, чьи кареты едва помещались на узких извилистых улочках, примешивались к смеху и крикам пажей и служанок. А над всей этой суетой летел колокольный звон. Анжелика различала все колокола по голосам: Святой Иларий, Святая Радегунда, Нотр-Дам-ла-Гранд и суровый низкий голос башни Сен-Поршер.

Вдруг мимо пронеслись чьи-то пажи, похожие в своих шелковых и атласных одеждах на диковинных птиц.

Один из них остановился, чтобы завязать ленту на туфле. Вставая, он поднял голову и заметил Анжелику, которая сверху внимательно за ним наблюдала.

Галантным жестом паж снял шляпу.

— Здравствуйте, мадемуазель. Кажется, вы там наверху скучаете?

Он походил на пажей из Плесси: на нем были точно такие же коротенькие, похожие на тыкву, штаны по моде XVI века, в которых ноги напоминали длинные лапки цапли.

Впрочем, он казался довольно милым, с загорелым доброжелательным смеющимся лицом и красивыми каштановыми кудрями. Анжелика спросила, сколько ему лет. Он ответил, что шестнадцать.

— Не волнуйтесь, мадемуазель, — прибавил он, — я уже умею ухаживать за дамами.

Ласково глядя на Анжелику, он вдруг протянул ей руку:

— Спускайтесь ко мне.

Анжелику охватило какое-то ликующее чувство, словно двери мрачной, унылой тюрьмы, в которой томилась ее душа, внезапно открылись. Жизнерадостный и звонкий смех юноши, казалось, сулил ей что-то нежное и пьянящее, чего ей так не хватало и по чему она изголодалась, как после великого поста.

— Спускайтесь, — прошептал он. — Если хотите, я отведу вас к дому герцогов Аквитанских. Там расположился королевский двор. Я покажу вам короля.

Недолго думая, Анжелика поправила длинную черную шерстяную накидку с капюшоном и крикнула:

— Ловите, я прыгаю!

Она упала прямо в объятия юноши. Они засмеялись. Паж тут же обнял ее за талию и увлек за собой.

— Что скажут монашки из вашего монастыря?

— Они уже давно привыкли к моим проделкам.

— А как вы вернетесь?

— Позвоню в ворота и попрошу милостыню.

Он прыснул со смеху.

Анжелика наслаждалась неожиданным приключением. Между роскошно одетыми дамами и сеньорами, чьи наряды вызывали восхищение у провинциалов, туда-сюда сновали торговцы. У одного из них паж купил две палочки с нанизанными на них жареными лягушачьими лапками. Истый парижанин, он находил такие блюда весьма занятными. Молодые люди с аппетитом принялись за лакомство. Паж сказал, что его зовут Анри де Рогье и что он состоит на службе у короля. Потом он рассказал, что король — отличный парень, и иногда даже покидает своих чересчур серьезных советников, чтобы провести время с друзьями и поиграть на гитаре. А очаровательные итальянские куколки, племянницы кардинала Мазарини, все еще при дворе, несмотря на скорый вынужденный отъезд их дядюшки.

Болтая, юноша уводил Анжелику все дальше от оживленного квартала. Она заметила это, но промолчала. Ее внезапно разбуженное тело с трепетом ждало чего-то, что обещала рука пажа, обвивавшая ее талию.

Вдруг он остановился, привлек ее к двери одного из домов и стал покрывать страстными поцелуями, шепча избитые, но довольно милые слова.

— Ты хорошенькая… У тебя щечки, как маргаритки, а глаза зеленые, как лягушки… Лягушки с болот… Не двигайся. Я хочу расстегнуть твой корсет… Только не мешай. Я умею… О! Я еще никогда не видел таких белых красивых грудок… Они такие упругие, как яблочки… Ты мне нравишься, милая…

Она позволила ему ласкать себя и бормотать глупости. Она немного откинула голову и, прислонившись к поросшему мхом камню, смотрела в синее небо над украшенными фестонами крышами.

Паж умолк, его дыхание участилось. Он явно нервничал, так как то и дело досадливо оглядывался. Улица была тихой, но и на ней время от времени показывались прохожие. Мимо влюбленной парочки, укрывшейся в тени стены, даже пронеслась компания улюлюкающих студентов. Тут паж не выдержал, отступил на шаг и топнул ногой.

— О! Я вне себя! В этом чертовом городишке негде уединиться. Дома и улицы скоро лопнут от наплыва людей. Даже богатым сеньорам приходится встречаться с любовницами в прихожих. Итак, где бы нам укрыться, чтобы нас не беспокоили?

— По-моему, и здесь хорошо, — прошептала она.

Однако юноша не разделял мнения Анжелики. Он бросил взгляд на маленький кошелек, что висел на поясе, и его лицо просветлело.

— Идем! У меня появилась идея! Мы найдем себе комнатку по вкусу.

Он взял ее за руку, и они побежали по улицам к площади Нотр-Дам-ла-Гранд. По дороге Анжелика изучала город. Она с восхищением рассматривала фасад собора, богато украшенный, будто индийская шкатулка для драгоценностей, и с двух сторон увенчанный колокольнями в форме сосновых шишек. Поговаривали, что камни сами расцвели под волшебным резцом скульптора. Анри попросил юную спутницу подождать его под портиком. Через несколько минут он вернулся с довольным лицом, держа в руке ключ.

— Ризничий дал мне ключ от кафедры.

— От кафедры?.. — изумилась Анжелика.

— Эка невидаль, он не в первый раз оказывает такую услугу несчастным влюбленным!

Анри вновь обнял ее за талию, и они спустились по ступеням в собор, который немного осел от времени.

Анжелику окутали темнота и сырость, которую она ощутила, лишь только вошла внутрь. Церкви Пуату самые мрачные во всей Франции. Суровые здания, воздвигнутые на мощных фундаментах, таят во тьме старых стен древнее убранство, яркие цвета которого выглядят необычно на фоне серого камня. Они молча прошли внутрь.

— Мне холодно, — прошептала Анжелика, кутаясь в накидку.

Юный паж обнял ее за плечи, однако пыла у него поубавилось, и теперь он казался немного смущенным.

Он открыл дверь кафедры и, поднявшись по ступенькам, вошел в ротонду для проповедей. Анжелика машинально последовала за ним. Они уселись на пол, застеленный бархатным ковром. Церковь, темнота, запах ладана — все это, казалось, утихомирило предприимчивого мальчишку. Он снова обнял Анжелику за плечи и нежно поцеловал в висок.

— Какая ты чудесная девочка, — вздохнул он. — Ты нравишься мне куда больше всех этих взрослых дам, которые насмехаются надо мной. Я не очень-то люблю иметь с ними дело, но я должен им угождать. Если бы ты знала…

Он еще раз вздохнул. Вдруг лицо его стало по-детски простодушным.

— Я покажу тебе кое-что очень красивое, кое-что необыкновенное, — произнес он, роясь в своем кошельке.

Наконец он вынул квадратик слегка запачканной белой ткани, обшитый тонким кружевом.

— Платок, — удивилась Анжелика.

— Да. Это платок короля. Он уронил его сегодня утром, а я поднял и сохранил как талисман.

Анри бросил на нее долгий задумчивый взгляд.

— Хочешь, я подарю его тебе в знак любви?

— О да! — живо ответила Анжелика, протягивая руку.

Она нечаянно задела ладонью деревянную балюстраду, и звук от удара эхом отозвался под сводами. Парочка замерла, тревожно глядя друг на друга.

— Мне кажется, кто-то идет, — прошептала Анжелика.

Тут паж с жалким видом пробормотал:

— Я забыл закрыть дверь на кафедру.

Затем оба замерли, прислушиваясь к шагам. Кто-то поднимался по лестнице, и через мгновение появился старый аббат с черной круглой шапочкой на голове.

— Что вы тут делаете, дети мои? — спросил он.

Паж, который за словом в карман не лез, тут же сочинил, на его взгляд, правдивую историю.

— Я хотел повидаться с сестрой, которая воспитывается в Пуатье, но не знал, где нам лучше встретиться. Наши родители…

— Не говори так громко в Доме Божьем, — перебил его священник, — поднимайтесь с пола, и ты, и твоя сестра, и следуйте за мной.

Он привел их в ризницу и опустился на табурет. Затем, уперев руки в колени, внимательно посмотрел на обоих. Из-под черной скуфьи священника выбивались седые волосы, окаймляя голову подобно ореолу. Его старое лицо, несмотря на морщины, выглядело очень живым. У него был крупный нос, маленькие внимательные глазки и короткая белая борода. Анри де Рогье совсем растерялся и теперь смотрел на аббата с искренним смущением.

— Он твой любовник? — резко спросил священник у Анжелики, подбородком указав на мальчика.

Анжелика вспыхнула, а паж искренне воскликнул:

— Месье, я бы очень этого желал, но она не такая девушка!

— Тем лучше, дочь моя. Скажи, если бы у тебя было прекрасное жемчужное колье, бросила бы ты его в навозную кучу на дворе, где роются свиньи? Ответь мне, малышка. Ты бы так сделала?

— Нет. Не сделала бы.

— Нельзя выбрасывать жемчуг свиньям. Нельзя отдавать невинность, твое главное сокровище, до свадьбы. А ты, бесстыдник, — продолжал он, повернувшись к парню, — как тебе пришла в голову столь кощунственная мысль привести подружку на церковную кафедру, чтобы полюбезничать?

— А куда я мог ее отвести? — угрюмо возразил паж. — В этом городе невозможно даже поговорить спокойно. Улицы ýже, чем книжные полки. Я знал, что ризничий Нотр-Дам-ла-Гранд иногда сдает церковную кафедру и исповедальни тем, кто хочет посекретничать вдали от любопытных ушей. Вы же понимаете, господин Венсан, в провинциальных городках многих девушек так опекают строгие папаши и сварливые мамаши, что у них нет ни малейшего шанса услышать слова нежности, кроме как…

— Ты на многое открыл мне глаза, мой мальчик!

— Кафедра стоит тридцать ливров, а исповедальня — двадцать. Это весьма дорого для меня, поверьте, господин священник.

— Я тебе охотно верю, — ответил господин Венсан, — но цена будет еще выше, если взвесить твой поступок на весах, которыми дьявол и ангел взвешивают грехи на паперти Нотр-Дам-ла-Гранд.

Его лицо, до сего момента сохранявшее спокойствие, внезапно приняло суровое выражение. Он протянул руку:

— Отдай мне ключ, который тебе одолжили.

И когда парень протянул ключ, добавил:

— Ты придешь на исповедь завтра вечером. Буду тебя ждать. Отпущу тебе грехи. Я прекрасно знаю, в каком обществе ты живешь, бедный маленький паж! Конечно, лучше уж играть в настоящего мужчину с девочкой своего возраста, чем служить игрушкой зрелым дамам, которые развращают тебя… Ты покраснел. Тебе стыдно перед ней, такой неискушенной и чистой, за свое распутство, замаскированное любовью.

Паренек склонил голову, всю его самоуверенность как ветром сдуло. Наконец он выдавил из себя:

— Господин Венсан де Поль, прошу вас, не рассказывайте о происшедшем ее величеству королеве. Если она отошлет меня обратно к отцу, он больше не сможет меня устроить на королевскую службу. У меня семь сестер, которых надо обеспечить приданым, и два старших брата. Я стал придворным лишь благодаря протекции мессира де Лоррена, который меня… которому я нравился, — неловко оборвал он свою речь. — Это он купил мне должность. Если меня прогонят, он потребует, чтобы отец возместил ему убыток, а это невозможно.

Старый священник очень серьезно смотрел на мальчика.

— Я не выдам тебя. Но неплохо будет, если я еще раз напомню королеве, какие гнусности творятся вокруг нее. Господи! Эта женщина набожна и благодетельна! Но ее окружает грязь, с которой невозможно бороться! Указами не очистить души…

Его слова прервал скрип открывающейся двери. На пороге появился молодой человек с длинными кудрявыми волосами в черном костюме довольно изысканного покроя.

Господин Венсан поднялся с места и бросил на пришедшего суровый взгляд.

— Господин викарий, я искренне надеюсь, что вы не в курсе того мошенничества, которым занимается ваш ризничий. Он взял с этого юноши тридцать ливров за возможность провести время с подружкой на кафедре вашей церкви. Полагаю, вам надо тщательнее присматривать за своими служителями.

Чтобы собраться с мыслями, викарий долго возился, закрывая дверь. Однако когда он, наконец, повернулся, даже полумрак комнаты не смог скрыть замешательство в его глазах. А так как он молчал, господин Венсан возобновил наставления:

— Кстати, хочу вам заметить, что вы носите парик и модный костюм. Священникам это запрещено. Я буду вынужден сообщить обо всех нарушениях главе вашего прихода.