Побитый брат Ансельм, проявив невиданную при таком пузе ловкость, сумел вырваться и сбежать через поля. Николя, на которого со всех сторон сыпались удары палками, не смотря ни на что пытался развернуть обезумевшую мулицу. Чьи-то грубые руки вцепились в Анжелику. Извиваясь, словно уж, она выскользнула из плена и бросилась бежать вниз по тропинке. Один из мальчишек-гугенотов помчался за ней и все-таки догнал. Это был всего лишь мальчишка, почти ее лет, чья юность удесятеряла его религиозный фанатизм.

Сцепившись, они покатились по траве. Анжелику внезапно охватила неистовая ярость. Она царапалась, кусалась и впивалась в него зубами, ощущая соленый вкус крови на языке. И наконец ее противник начал слабеть и вскоре сбежал.

Перед повозкой выросла чья-то высокая фигура.

— Перестаньте, перестаньте, несчастные! Там же дети! — закричал человек, в точности вторя Анжелике. — Это дети!

— Вот именно! Дети дьявола! Помните, что они делали с нашими детьми? В Варфоломеевскую ночь их выбрасывали из окон прямо на пики!

— Дети мои, забудьте о былом! Остановите вашу карающую длань! Нам нужен мир. Остановитесь, дети мои, послушайте своего пастора!

Анжелика услышала, как заскрипела, тронувшись с места, повозка, которую Николя все же удалось развернуть. Проскользнув вдоль изгороди, она присоединилась к нему на следующем повороте дороги.

— Если бы не их пастор, нас бы поубивали, — прошептал Николя, стуча зубами.

Анжелика была вся покрыта ссадинами. Она тщетно пыталась привести в порядок свое рваное и грязное платье. Голова горела. Ее так сильно дергали за волосы, что чуть было не сняли скальп.

Чуть дальше кто-то тихо окликнул их, и из кустов выбрался брат Ансельм.

Им пришлось вновь спускаться к римской дороге. К счастью, на небе появилась луна. В Монтелу дети прибыли только на заре. Там они узнали, что всю ночь не смыкая глаз жители деревни обшаривали Ньельский лес, но обнаружили лишь колдунью Мелюзину, собиравшую на лужайке целебные травы. Ее обвинили в краже детей и без лишних проволочек повесили на ветке дуба.

Глава 9

Проклятые колдуньи

— МЕЛЮЗИНА!

Крики Анжелики устремлялись ввысь, будя под сводами замка пугающее эхо.

— МЕЛЮЗИНА!

Пюльшери схватила девочку за плечи и, дрожа, изо всех своих невеликих сил удерживала Анжелику, которая рвалась прочь, чтобы бежать к тайному логову подруги. Она не могла поверить услышанному: крестьяне в поисках своих пропавших детей повесили колдунью Мелюзину.

Растрепанная, грязная, в изодранной в клочья одежде, она проскользнула в замок. Все члены семьи, даже слуги, собрались в гостиной. Ей рассказали о происшедшей трагедии, вину за которую возлагали на Анжелику.

Колдунью повесили.

И они продолжали смотреть, как она отбивалась, испуская нечленораздельные крики, среди которых можно было разобрать отчаянный зов:

— Мелюзина! Мелюзина!

В промежутках между криками до нее доходил голос кривляки Ортанс, повторяющей обвинения с монотонностью дюжины четок:

— Это ты во всем виновата, Анжелика! Виновата во всем! Зачем ты увела всех этих детей так далеко? Почему вы не вернулись назад, когда наступила ночь? Ты не подумала о твоих несчастных родителях, которые будут беспокоиться! Не подумала, что будем беспокоиться все мы? — повторяла она помпезным тоном. — Ты бессердечная, тебе все безразличны!

Несмотря на то что Анжелика мало-помалу стала успокаиваться и отвела руки Пюльшери, тетушка никак не могла решиться выпустить ее из своих крепких объятий. Анжелика подняла голову, посмотрела на отца полными боли глазами:

— Почему? ПОЧЕМУ они это сделали?

Бедный барон с тоской посмотрел на свою дочь. Ее взлохмаченные волосы цвета светлой меди, казалось, излучали свет, и все вокруг казались такими мрачными, такими грубыми, такими чужими. У барона не было сил ей ответить. Он был потрясен поступком крестьян, но знал, что, охваченные страхом перед дурным глазом, злыми духами и дьявольскими происками, они были способны на неосознанную жестокость, и поэтому не был удивлен.

Кормилица нравоучительно заметила:

— Она была ведьмой!

Тетушка Жанна отложила свое вышивание — что делала не часто — и добавила голосом, похожим на хриплое скрежетание и который не часто слышали:

— Ведьмы опасны. Им подвластны рождение, жизнь, смерть…

— И любовь! — вставила кормилица.

— Но она была ДОБРОЙ ведьмой!!! — прокричала Анжелика.

— Эти самые плохие, — возразила тетя Жанна, тоже повысив свой противный голос. — Так написано в книге инквизиторов, в «Молоте ведьм»[60], составленной любимыми сынами Папы Иннокентия VIII монахами-доминиканцами Шпренгером и Крамером.

Она начала безжалостно цитировать:

«…Среди ведьм встречаются не только те, что убивают и мучают людей, но также, в основном — те, что не делают никакого зла, не пытаются нас ни осквернить, ни ранить, а наоборот, помогают нам, избавляя от бед. Этих ведьм мы называем добрыми. Но для нас всех было лучше избавляться от разных ведьм, и особенно — от добрых».

— Довольно! ДОВОЛЬНО! — баронесса де Сансе прервала монолог тетушки Жанны.

Синяки под глазами, слегка осунувшееся лицо выдавали то бессонное, тревожное состояние, в котором пребывала баронесса долгое время после исчезновения Анжелики. Она понимала, так же как и ее муж, что упреки бессмысленны — ведь они лишь причиняют девочке новые страдания.

— Жанна, замолчите. Будет лучше, если вы вернетесь в гостиную, к вашему вышиванию. Кормилица, уведите ребенка на кухню и налейте ей горячего супа.

Анжелика продолжала смотреть на отца пронизывающим взглядом с единственным вопросом: «Почему? Почему?» Но в его глазах она видела только решительность.

— Тебе больше это не сойдет с рук. Ты отправишься в монастырь… Мне не остается ничего другого, как принять предложение Молина.

* * *

Анжелика просидела несколько часов в кухне возле очага, не шевелясь и не говоря ни слова, так же как порой делал старый Лютцен, который и в этот вечер смотрел на нее безмолвно.

Издалека до нее доносился голос матери, отчитывающей тетушку Жанну. Баронессу возмутила не столько нравоучительная тирада, сколько цитата и упоминание о книге, которую, впрочем, баронесса ни разу не видела в сырой и более чем скромной библиотеке замка. «Молот ведьм?» Где она его взяла?!

Тетя Жанна съежилась, как потревоженный в своей паутине паук, и вновь затаилась среди своих любимых шерстяных ниток, за своим вышиванием, в своем углу, где она коротала дни с тех пор, как умер дедушка. В ответ на вопросы своей невестки она лишь состроила надменную гримасу всезнающего человека, которая говорила о том, что в ее мудрой голове скрыты возвышенные теологические знания, недоступные для невежественной баронессы.

Мадам де Сансе расспросила о книге и Фантину.

Может, кто-то из бродячих торговцев принес ее в дом? Они везут все подряд. Однако с большим трудом можно представить, что среди маленьких синих книжечек и ленточек может находиться средневековый трактат по демонологии, написанный двумя монахами-фанатиками, предназначенный для инквизиторов.

И кроме того, бродячий торговец еще не появлялся в этом году… Возможно, он не смог пробиться через земли, охваченные всеми этими восстаниями, которые вспыхивали то там, то здесь, словно пятна сыпи, все яснее указывая на очевидность болезни. Они разговорились о событиях, которые еще не коснулись относительно спокойного Пуату. Чтобы наказать дерзкого принца Марсийака, развязавшего Фронду принцев со своей любовницей Анной-Женевьевой де Лонгвиль, королева-регентша Анна Австрийская приказала разрушить его родовое поместье, замок Вертей. О судьбе его жены, ставшей герцогиней де Ларошфуко после недавней смерти тестя, ничего не было известно, кроме того, что она вместе со своими шестью детьми может остаться без крыши над головой.

Улучив момент во время этого разговора, Анжелика выбежала из замка. Шел дождь. Сумерки еще не опустились, но было серо и пасмурно. Она хотела сходить к жилищу Мелюзины и проверить, что случилось с ее вещами и с ее животными: с котом, совой… Но чем ближе она подходила к жилищу колдуньи, тем отчетливее становились видны силуэты людей, которые караулили у подножия утеса.

Она отступила в глубину подлеска. Сердце гулко билось, девочка бежала по мокрой траве, не замечая воды, льющейся с веток деревьев, и все чувствовала вокруг чьи-то подозрительные и даже злобные взгляды. Возвращение в замок стало для нее облегчением.

* * *

В следующие дни погода была хорошей. Она еще раз захотела прогуляться, но на этот раз все вокруг казалось пустынным, и непонятно было, иллюзия ли это или реальность.

Может быть, ее избегали?

Бродя, она заметила в тени дороги, в низине, человека, в раздумье сидящего на пне, и, подойдя ближе, узнала в нем своего отца. Его лошадь паслась невдалеке.

Барон Арман поднял голову.

Анжелика присела рядом с ним. У нее было тяжело на сердце.

— Дитя мое, понимаете ли вы, — начал барон Арман, — сколько забот и тревог все мои дети и в особенности вы привнесли в нашу жизнь?

— Отец, дела с мулами плохо идут?

— Нет, с мулами все хорошо. Я сейчас еду от управляющего Молина. После вашей последней безумной прогулки в лес тетушка Пюльшери убедила меня и вашу мать в том, что оставаться в замке вам больше нельзя. Вам придется как можно скорее отправиться в монастырь. Сегодня я согласился на те унизительные условия, которых долго пытался избежать. Я искал Молина, чтобы просить предоставить нашей семье ссуду, которую он мне предлагал.

Он говорил тихо и печально: смерть отца и отъезд старшего сына он выдержал, а теперь что-то, казалось, в нем надломилось.

— Бедный папа! — прошептала Анжелика.

— Но все не так просто, — продолжал барон. — Принять помощь у простолюдина уже очень не легко, но меня беспокоит другое — я не могу до конца понять, что он замыслил и почему ссудил мне немалую сумму на очень странных условиях.

— На каких условиях?

Он задумчиво посмотрел на нее и, протянув к ней свою мозолистую руку, стал гладить прекрасные волосы цвета темного золота.

— Удивительно. Мне проще все рассказать тебе, чем твоей матери. Ты сумасбродная дикарочка, но мне кажется, что ты способна все понять. Я догадывался, что Молин заинтересован в этом предприятии из-за коммерческой выгоды, но я не мог понять, почему он предлагает это мне, а не какому-нибудь барышнику. Оказалось, он надеется на мой дворянский титул. Сегодня он мне рассказал, что благодаря моим связям и родне я смогу получить полное освобождение от таможенных сборов, пошлины на ввоз, «пыльного» налога для четверти наших мулов и гарантированное право на экспорт в Англию или в Испанию, когда война с ней прекратится…

Барон снова задумался.

— Возможно, я смогу добиться этого от мсье де Тремана, сюринтенданта[61] нашей провинции. Эта услуга ему ничего не будет стоить, к тому же я напомню ему о наших родственных узах.

— Это великолепно! — обрадовалась Анжелика. — Вы очень ловко управляетесь с делами. Молин — хитрец и простолюдин с одной стороны, и вы — дворянин и человек чести — с другой стороны.

— И к тому же не хитрец, — улыбнулся отец.

— Нет. Но… вы в курсе всех дел. Только у вас есть связи и титулы. Вы должны преуспеть. Вы сами недавно говорили, что не представляете себе, как можно продавать мулов за границу из-за всех этих подорожных и пошлин на ввоз, которые увеличивают расходы. Но ведь сюринтендант сможет помочь вам только с четвертью товара! Как вы поступите с остальным?

— Вообще, военное интендантство может оставить за собой право покупки по годовой цене на рынке Пуатье.

Анжелика одобрительно кивнула.

— Кажется, все предусмотрено. Молин умный человек! Может быть, придется увидеться с дю Плесси и написать герцогу де Тремуй. Хотя, поговаривают, что они оба скоро появятся в наших краях по делам своей Фронды.

— Об этом действительно поговаривают, — воодушевленно продолжил барон. — Все-таки не поздравляй меня слишком быстро. Все эти принцы могут приехать, а могут и нет, и Молин не уверен, смогу ли я получить их поддержку. К тому же я не рассказал тебе самое удивительное.

— Что же?

— Молин хочет восстановить наш свинцовый рудник возле деревни Волу.

Барон мечтательно вздохнул.

— Порой я задаю себе вопрос, в здравом ли уме этот человек, ибо я с трудом постигаю суть столь запутанных дел… если, конечно, это настоящие дела. Он советует ходатайствовать у короля о возобновлении привилегии на производство из руды слитков свинца и серебра, которой обладали наши предки. Ты ведь помнишь заброшенную шахту Волу? — спросил Арман де Сансе, заметив, что дочь его не слушает.