Анна Голон - Анжелика Маркиза Ангелов

Королева-мать не позволяет себя уговорить. Монсеньор Мазарини тоже.

Они знают, почему господ из такого мелочного парламента так беспокоит нищета народа — это недавние декреты, которые на четыре года упразднили жалованье всех магистратов. Жалованье, которое скорее являлось рентой, которую платили им только за то, что они давали себе труд сидеть на заседаниях да носить на голове четырехугольную шапочку.

И тогда маленького короля везут в парламент и усаживают в его королевское кресло. Звонким, хотя и неуверенным в заученном уроке голосом, он отвечает всем этим серьезным господам из парламента, что деньги нужны и для войны, и для мира, который он собирается подписать. Жертва принесена. Новый налог будет утвержден. Интенданты провинций разошлют своих сержантов. Сержанты будут угрожать. Добрые люди будут умолять, плакать, потом возьмутся за косы, поубивают чиновников и сборщиков налогов и выйдут на дорогу, чтобы присоединиться к солдатам-дезертирам. И вот тогда придут разбойники…

Кормилица чуяла их запах в жарком воздухе прекрасного лета. И так же, как Фантина, Анжелика тоже ожидала их.

В ЭТОТ вечер Анжелика решила пойти половить раков с пастушком Николя. Никому не сказав ни слова, она умчалась к хижине Мерло, родителей Николя. Деревушка из трех или четырех лачуг, в одной из которых они и жили, лежала у самой опушки огромного Ньельского леса. Но земля, на которой работали ее жители, принадлежала барону де Сансе.

Увидев дочь хозяина, крестьянка подняла крышку котла, кипевшего на огне очага, и бросила туда кусок свиного сала, чтобы суп стал понаваристее. Анжелика положила на стол птицу, которую только что прихватила на дворе замка. Уже не в первый раз она шла в гости к крестьянам, и всегда приносила с собой маленькие подарки. Хозяева замка были единственными владельцами голубятни и курятника, что было их сеньориальным правом.

Папаша Мерло сидел возле очага и ел черный хлеб. Франсина, старшая из детей, подошла поцеловать Анжелику. Она была только на два года старше Анжелики, но на ее плечах уже давно лежала ответственность за маленьких братьев и она должна была работать в поле, вместо того, чтобы ловить раков и бегать по грибы, как ее беспутный братец Николя. Госпожа де Сансе давно хотела взять эту милую, вежливую девочку со свежими розовыми щечками горничной вместо Нанетты, которая смущала ее своей наглостью.

Когда они поели, Николя потянул Анжелику за собой.

— Пошли в хлев, нам нужно взять фонарь.

Они вышли из дома. Ночь была очень темной, к тому же собиралась буря. Позднее Анжелика вспомнила, что когда она повернула голову в сторону римской дороги, которая шла всего в полулье от деревушки, ей почудился какой-то неясный шум.

В лесу было еще темнее.

— Не бойся волков, — сказал Николя. — Летом они не подходят так близко к деревне.

— Я не боюсь.

Вскоре они добрались до ручья и опустили корзины с кусками свиного сала на его дно. Время от времени дети доставали тяжелые корзины, обвешенные гроздями голубых раков, которых привлекал свет фонаря, и бросали их в заплечный короб, взятый специально для этой цели. В эти минуты Анжелика меньше всего на свете думала о том, что сторож из замка де Плесси мог бы застигнуть одну из дочерей барона де Сансе, занимающуюся браконьерством при свете фонаря в компании с малолетним деревенщиной, и какой бы скандал мог из-за этого разразиться.

Внезапно она выпрямилась, и Николя последовал ее примеру.

— Ты ничего не слышал?

— Да, похоже, кричали.

Двое детей замерли на мгновение, а потом вновь занялись своими корзинами. Но они были взволнованы и скоро опять прекратили работу.

— Сейчас я точно слышал, там кто-то кричит.

— Это в деревне.

Николя быстро собрал снасти и повесил короб себе за спину. Анжелика взяла фонарь. Они возвращались в деревню, бесшумно ступая по узкой, обросшей мхом, тропинке. Как только показалась опушка, их внезапно остановили розовые отблески, проникающие сквозь чащу и освещающие стволы деревьев.

— Но… но ведь еще не утро, — прошептала Анжелика.

— Нет, это пожар!

— Боже мой, а если это горит твой дом? Пошли быстрее!

Но он не дал ей сдвинуться с места.

— Подожди, на пожаре так не кричат. Что-то стряслось.

Они крадучись добрались до последних деревьев. Чуть дальше широкий пологий луг спускался до первого дома, хижины Мерло, а через пятьсот метров на краю дороги невдалеке друг от друга стояли остальные три хижины. Одну из них охватил пожар. Пламя, вырываясь из крыши, освещало суетящуюся толпу людей, которые кричали и бегали, то ныряя в хижину, то вновь выбегая оттуда с грузом окороков или пытаясь вытащить из огня упирающихся коров и ослов.

Целое войско текло, словно густая черная река, со стороны римской дороги к низине. Поток, ощерившийся палками и рапирами, подошел к ферме Мерло, наводнил ее, а затем двинулся в сторону Монтелу. Николя услышал, как закричала его мать. Грянул выстрел — папаша Мерло все-таки успел снять с крюка свой старый мушкет и зарядить его. Но вот уже его вытащили во двор, словно мешок, и стали бить палками. Анжелика увидела, как женщина в одной рубашке бросилась через двор и убежала прочь, крича и рыдая. Разбойники бежали вслед за ней. Женщина пыталась спрятаться в лесу. Анжелика и Николя отступили и, взявшись за руки и путаясь в кустах ежевики, побежали под прикрытие леса, но вскоре опомнились и вернулись на опушку, зачарованные помимо собственной воли пламенем пожара и монотонным воем, сплетающимся из множества голосов, поднимающихся в ночное небо. У них на глазах женщину настигла погоня, и теперь ее тащили через лужайку.

— Это Полетта, — прошептал Николя.

Крепко прижатые друг к другу, из-за ствола огромного дуба они смотрели, широко раскрыв глаза и почти не дыша, на этот ужасный спектакль.

— Они взяли нашего осла и свинью, — добавил мальчик.

Наступил рассвет, бледнели отблески почти догоревшего пожара. Разбойники не стали поджигать остальные лачуги. Большая часть даже не остановилась в этой маленькой жалкой деревушке, сразу направившись в Монтелу. А те, кто все же занялся грабежом четырех хижин, уже покидали место своих злодеяний. Можно было разглядеть их изорванную одежду, худые лица и темные бороды. На некоторых были шляпы с плюмажами, а один из них, вероятно бывший солдат, носил на голове что-то вроде каски. Но на остальных красовались только выцветшие бесформенные лохмотья. В утреннем тумане, пришедшем с болот, они то и дело окликали друг друга. Теперь их оставалось немного, не больше пятнадцати. Чуть в отдалении от фермы Мерло они остановились, чтобы рассмотреть свои трофеи. По жестам и тону разговора можно было понять, что добыча невелика: немного сукна и несколько платков, обнаруженных в сундуках, горшки, большие хлеба, сыры. Один из разбойников нес окорок, откусывая от него куски на ходу. Украденный скот угнали вперед. Последние грабители собрали в два или три тюка скудную добычу и удалились, даже ни разу не оглянувшись.

Анжелика и Николя долго не решались покинуть свое укрытие за деревьями. Когда они отважились спуститься к непривычно молчаливой деревушке, роса на лужайке уже сверкала от солнечного света.

Когда они подошли ближе к ферме Мерло, воздух прорезали громкие крики ребенка.

— Это мой братишка, — прошептал Николя, — хорошо, что хотя бы он не умер.

Опасаясь, как бы кто-нибудь из бандитов не задержался в деревушке, они бесшумно прокрались во двор, держась за руки и останавливаясь почти на каждом шагу. Почти сразу же им под ноги попалось тело папаши Мерло, который лежал, уткнувшись носом в навоз. Николя наклонился, пытаясь приподнять голову отца.

— Папа, папа, скажи, ты жив?

Затем он выпрямился.

— Похоже, он умер. Посмотри, какой он бледный, а ведь обычно у него лицо налито кровью.

В лачуге ребенок надрывался от крика. Лежа на развороченной кровати, он отчаянно махал ручками. Николя побежал к нему и обнял.

— Спасибо Пресвятой Деве, с маленьким все в порядке.

Анжелика глазами, расширенными от ужаса, смотрела на Франсину. Маленькая девочка, бледная как смерть, с закрытыми глазами, распростерлась на полу. Ее платье было задрано до живота, а по ногам текла кровь.

— Николя, — глухо прошептала Анжелика, — что, что они с ней сделали?

Николя увидел сестру, и его лицо исказила страшная гримаса.

— Будь они прокляты, прокляты!..

Внезапно он протянул ребенка Анжелике.

— Держи его.

Он встал на колени около своей сестры, стыдливо опустил разорванную юбку.

— Франсина, это я, Николя. Ответь, ты жива?

В соседнем хлеву кто-то стонал. Охая и согнувшись пополам, в дом вошла мать Николя.

— Это вы, дети? Ах! Мои бедные крошки, мои бедные детки! Какое горе! Они взяли осла и свинью и весь наш маленький запас экю. Я же говорила муженьку, что нужно было их зарыть.

— Мама, тебе больно?

— Ничего. Я — женщина, я многое повидала. А бедняжка Франсина еще такая нежная, она может умереть после того, что они с ней вытворяли.

Она качала свою дочь на своих больших крестьянских руках и плакала.

— Где все остальные? — спросил Николя.

После долгих поисков они обнаружили троих детей — мальчика и двух девочек — в опустошенном грабителями хлебном ларе, где они спрятались, в то время как насиловали их мать и сестру.

Тем временем пришел сосед с новостями. Жители бедной деревушки собрались, чтобы подсчитать свой урон. Убитых было только двое: папаша Мерло и еще один старик, пытавшийся пустить в дело свой мушкет. Других крестьян накрепко привязали к стульям или немного поколотили. Ни одного ребенка не зарезали, а один из издольщиков фермы сумел открыть дверь коровника и выпустить коров, которых, без сомнения, будет легко отыскать. Но сколько отличного белья и одежды, оловянной посуды для очага, сыров и окороков и с трудом накопленных денег унесли с собой грабители!

Полетта продолжала плакать и кричать.

— Их было шесть, они вшестером повалили меня на землю!

— Заткнись, — грубо прервал ее отец. — Тебе должно было это понравиться, ведь ты вечно шляешься с парнями по кустам. А наша корова должна была отелиться! Мне не найти новой коровы так же легко, как тебе поймать кавалера.

— Надо уходить отсюда, — сказала матушка Мерло, все еще держа на руках бесчувственную Франсину, — сюда могут заявиться те, что отстали от отряда.

— Давайте вместе с оставшейся скотиной спрячемся в лесу, мы уже делали это раньше, когда проходили армии Ришельё.

— Давайте пойдем в Монтелу.

— В Монтелу! А что, если они уже там?

— Тогда мы спрячемся в замке, — сказал кто-то.

Все тотчас согласились:

— Да, давайте пойдем в замок.

Дедовские инстинкты влекли их под защиту хозяина, к господскому дому, который веками бросал тень своих стен и башен на их жизни.

Анжелика, державшая на руках ребенка, почувствовала, как ее сердце сжалось от неясных терзаний.

«Наш бедный замок, — подумала она. — Он скоро превратится в руины. Как он сможет защитить этих несчастных? Кто знает, может быть, бандиты уже у его стен? Старый Гийом со своей пикой не сможет помешать им проникнуть внутрь».

— Да, — произнесла она уверенно, — давайте пойдем в замок. Но мы не пойдем по дороге или по короткому пути через поля. Если кто-нибудь из бандитов замешкался, мы не сможем добраться до входа. У нас есть только один шанс — спуститься к высохшим болотам и подойти к замку со стороны рва. Там есть маленькая дверца, которой никто не пользуется, но я знаю, как ее открыть.

Она не добавила, что часто удирала из дома через эту маленькую дверцу, ведущую в наполовину заваленный мусором подземный ход, и что в одном из каменных мешков, о существовании которых нынешние бароны де Сансе едва ли знали, был тайник, где она, по примеру колдуньи Мелюзины, готовила травы и настои.

Крестьяне доверчиво слушали. Некоторые только сейчас заметили ее присутствие, но, привыкнув смотреть на Анжелику как на фею, совсем не удивились ее появлению в час беды. Одна из женщин взяла у нее ребенка. А затем Анжелика повела свой маленький отряд длинным окольным путем, через болота, под палящим солнцем, вдоль крутого высокого отрога, который некогда возвышался над заливом Пуату, заполненным океанскими водами. Ее лицо было измазано пылью и грязью, но она не забывала ободрять крестьян.

Она принудила их войти в узкое горло заброшенного подземного хода. Пронзительная свежесть туннелей успокаивала, но темнота заставила детей заплакать.