Анна Голон - Анжелика. Мученик Нотр-Дама

Тут ее внимание привлекла витрина одной из ближайших лавочек. На доске черного, блестящего, словно мрамор, дерева, лежала знаменитая диковина: рог единорога, которого, впрочем, никто никогда не видел. Зато надпись была видна очень отчетливо.

Рядом были и другие занятные и красивые безделушки, изящно оформленные, чтобы привлечь внимание любопытствующих: яйцо страуса, зубы крокодила, корзинки с самыми интересными и необычными травами, какие только встречаются на белом свете.

В это мгновение в глубине лавки отворилась дверь и Анжелика услышала:

— Кому-то здесь я нужен…

Это прозвучало не как вопрос, а как утверждение.

К ней приблизился мужчина средних лет, одетый в черное — очевидно, хозяин лавки, — и под его взглядом Анжелика внезапно почувствовала, что она не в состоянии произнести ни слова.

Он внимательно оглядел ее, потом объявил:

— Вы должны избавиться от проклятия, которое лежит на вас.

Тут появился запыхавшийся Дегре. Он ничего не сказал по поводу ее прогулки, нарушившей его запрет куда бы то ни было отлучаться, потому что стражник все время следовал за ней, хотя Анжелика этого и не заметила.

Адвокат схватил молодую женщину за руку, словно боялся, что она исчезнет, и поздоровался с владельцем странной лавочки:

— Как поживаете, мэтр Людовик? Я пока не могу вернуть вам книгу, которую вы мне дали почитать.

— Ничего! Держите ее столько, сколько сочтете необходимым. Я знаю, что вы непременно извлечете из нее пользу.

Дегре ожидал объяснений от Анжелики, но их не последовало.

Когда они направились к выходу, мэтр Людовик бросил, обращаясь к адвокату:

— Постарайтесь помочь ей… Она заслуживает жизни.

На улице шел густой снег.

— Кто этот человек? И чем он торгует? — спросила Анжелика, когда они остановились под аркой, вдали от оживленных прилавков.

— Это здешний волшебник, — отвечал адвокат, — он защищает от мелких демонов.

Анжелика едва не вскрикнула от испуга.

— Как? Не вы ли говорили, что этим занимаются только священники?

— Они противостоят самому могущественному противнику — Сатане. А простых людей смущают мелкие злые бесы, и от них помогают подобные люди… Но отчего вы дрожите?

— Оттого что вы ведете пугающие речи. Дегре, вы верите во всю эту мистику?

— Хм! Я ни во что не верю, вы же знаете. Но я отдаю должное успешной практике мэтра Людовика. Он из тех ясновидящих, необходимых каждому обществу, потому что люди всегда испытывают тягу пообщаться с потусторонним миром, который заметно влияет на нас. Упомяните в присутствии своих знакомых имя мага из Дворца из галереи Мерсьер. Вы увидите, каким почтением оно окружено. Не удивлюсь, если узнаю, что судьи, которые кичатся своим благочестием, обращаются к нему за советами. Ходят слухи, что один из его клиентов — сам канцлер Сегье, хранитель печатей.

Анжелика онемела.

— Из Дворца?! Вы хотите сказать, мы были во Дворце правосудия?

— Так оно и есть.

— Но отчего же вы меня не предупредили? Мой муж находился где-то рядом, за этими стенами, а я этого не почувствовала.

— Ошибаетесь. Он довольно далеко, совсем в другом конце этих строений. Нужно пройти весь квартал вдоль пассажа, чтобы оказаться рядом с Консьержери, где содержат заключенных. Консьержери выходит на набережную Морфондю[41].

— Стало быть, храм с витражами до неба, которую я разглядела в темноте, это Сен Шапель, где хранится шип Тернового Венца?

— Да.

— Я могла бы помолиться…

— Почему бы и нет! Молитва еще никому не вредила…

Анжелика была в полном смятении.

Внезапный вопрос человека, заговорившего с ней о проклятии, пробудил в ней воспоминание о незнакомце с горящими глазами, встреченном в Сен-Жан-де-Люзе… Боже правый! Как это было давно! Он дважды напугал ее, причем выглядел настолько странно, что Анжелика не просто не могла понять, с кем имеет дело, но даже спрашивала себя, видела ли она его на самом деле или то была лишь галлюцинация, вызванная жарой и усталостью. Но за несколько дней до отъезда из Сен-Жан-де-Люза она проходила через площадь, где конюхи, состоявшие на службе кардинала, в спешке сворачивали вышитые попоны мулов — работа, требовавшая больших физических усилий и аккуратности. Прислушавшись к их болтовне, она уловила имя таинственного незнакомца: Флегетан.

Она узнала, что то был один из самых ловких людей Фуке: конюхи уважительно отзывались о том, как он построил галеры на речке Нивелль[42]. И поговаривали, что надо опасаться его познаний в оккультизме, благодаря которым он посвящен во все дворцовые тайны. Ибо у кого при дворе нет опасных тайн? Всем хотелось заглянуть в будущее при помощи оккультных наук… Упоминали, что он занимался алхимией и предсказаниями будущего вместе с отцом сестер Манчини, который тоже достаточно искушен в этих науках, в его секретном кабинете в Лувре и во дворце самого кардинала. Манчини всегда предрекал одной из своих дочерей, Марии, раскачивая маятник над ее зодиакальной картой, что она навлечет на себя всевозможные неприятности…

Может быть, именно в тот день Анжелика заподозрила в странном незнакомце виновника поразивших их бед? Потом странный эпизод стерся из ее памяти.

И теперь то испытанное ранее ощущение вернулось к Анжелике, стоило другому человеку произнести слово «проклятие».

* * *

— Снегопад закончился, — сказал Дегре, — пойдемте.

И она пошла вместе ним по широкой улице, на которой уже была однажды с дядюшкой своего зятя Фалло, когда они ходили смотреть на строительство триумфальной арки у моста Нотр-Дам. Тогда улица Барильри, позднее названная Дворцовым бульваром, показалась ей похожей на реку, разделявшую остров на два мира. С одной стороны — собор Парижской Богоматери, с другой — Дворец правосудия со всеми своими пристройками, простирающиеся до Нового моста.

Они уже почти миновали мост Нотр-Дам, как вдруг Сорбонна сделала стойку и навострила уши.

В нескольких шагах от них стоял здоровенный оборванец и, казалось, нагло ждал, пока они подойдут к нему. Под вылинявшей фетровой шляпой с пером виднелась физиономия с фиолетовым наростом и черной повязкой, скрывающей глаз. Мужчина ухмылялся.

Сорбонна прыгнула на него, но тот с ловкостью акробата отскочил в сторону и исчез за дверью одного из домов на мосту Нотр-Дам. Собака рванулась следом.

Послышался звонкий всплеск воды.

— Чертов Весельчак! — проворчал Дегре. — Прыгнул в Сену, и лед ему не помеха. Держу пари, он сейчас удирает между свай. У него настоящие крысиные норы под всеми парижскими мостами.

Сорбонна вернулась, опустив уши.

Анжелика пыталась побороть в себе страх, но мрачное предчувствие оказалось сильнее. Ей чудилось, что нищий оборванец, неожиданно возникший на ее пути, был предвестником ужасной судьбы.

ДЕНЬ едва занимался, когда Анжелика и монахиня перешли Мост Менял и оказались на острове Сите. Было холодно. Вниз по течению Сены плыли большие льдины, и старые сваи деревянного моста угрожающе поскрипывали под их ударами.

Снег выбелил крыши, украсил кружевом карнизы домов и превратил в ветку цветущей вишни шпиль Сен Шапель, возвышающийся над массивными зданиями Дворца правосудия.

Не будь на ней монашеского одеяния, Анжелика охотно купила бы стопку фруктовой водки у разносчика. Этот красноносый человек торопился предложить горячительный напиток своим товарищам — ремесленникам, бедным клеркам, подмастерьям, всем, кому нужно вставать первыми, чтобы пораньше открыть лавочку, мастерскую или контору.

Массивные часы на угловой башне пробили шесть раз. Башенные часы, великолепный циферблат которых — золотые лилии на лазурном фоне — был обновлен Генрихом III, все еще оставались непривычной деталью городского пейзажа. Они считались одной из достопримечательностей Дворца правосудия. Разноцветные фаянсовые фигурки на них: голубь, символизирующий Святой Дух, и осененные его крыльями Любовь и Справедливость — сверкали в тусклом утреннем свете красной, белой и голубой эмалью.

Анжелика и ее спутница прошли по улице Барильри, зашли за ограду, пересекли просторный двор и поднялись по лестнице. Их встретил магистрат, в котором Анжелика с удивлением узнала адвоката Дегре. Он даже вызвал в ней некоторую робость своей просторной черной мантией, белоснежными брыжами и белым париком с тщательно завитыми локонами под квадратной шапочкой; он нес новую сумку для бумаг, распухшую от документов. Дегре сказал, что только что посетил заключенного в Консьержери, тюрьме при Дворце правосудия.

— Он знает, что я буду в зале? — спросила Анжелика.

— Нет! Это может слишком его взволновать. А вы?.. Вы даете мне слово, что не потеряете самообладания?

— Даю.

— Он… Он сильно покалечен, — произнес Дегре дрогнувшим голосом. — Его страшно пытали. Но столь явные беззаконные действия следователей могут произвести впечатление на судей. Вы будете держаться, что бы ни случилось?

Дыхание у нее перехватило, и она смогла лишь утвердительно кивнуть.

У входа в зал королевская стража потребовала предъявить подписанные пропуска. Анжелика немного удивилась, когда монахиня протянула билет и прошептала:

— На службе у его высокопреосвященства кардинала Мазарини!

Судебный исполнитель позаботился о монахинях и провел их в центр зала, уже заполненного народом, где черные мантии судейских смешались с сутанами и рясами священников и монахов.

Небольшая группа дворян украшала собой второй ряд кресел зала заседаний. Среди них Анжелика не увидела ни одного знакомого лица. Надо полагать, придворных сюда не допускали, а может быть, они ничего не знали об этом процессе, проходящем за закрытыми дверями, или боялись себя скомпрометировать.

Анжелику и ее соседку усадили немного в стороне, но так, что им все было видно и слышно, и молодая женщина удивилась, заметив еще нескольких монахинь из того же ордена, что и ее спутница; казалось, что за ними незаметно наблюдает священник высокого сана. Анжелика сперва недоумевала, что могло привлечь этих женщин на процесс о колдовстве и алхимии, но по одежде инокинь догадалась, что медицинские сестры ордена Святой Екатерины направлены сюда администрацией тюрьмы. Сестры отвечали за прием заключенных, когда их накануне суда переводили в замок Консьержери. Согласно своему уставу, они также обмывали и закутывали в саваны выловленные в Сене тела утопленников, которые доставляли в Шатле. Надо сказать, что забота об этих покойниках требовала от монахинь истинного христианского милосердия.

Сестра Дегре также была одной из монахинь этого мужественного ордена.

Готические арки зала, находившегося в одной из старейших частей Дворца правосудия, были украшены розетками с ниспадающими акантовыми листьями. Из-за витражей здесь царил полумрак, а несколько свечей только усиливали зловещую атмосферу помещения. Тепло давали две-три голландские печки, облицованные сверкающим фаянсом.

Анжелика жалела о том, что не спросила адвоката, удалось ли привести Куасси-Ба и договориться со старым рудокопом из Саксонии насчет демонстрации опыта.

Напрасно она искала в толпе знакомые лица.

Ни адвокат, ни обвиняемый, ни судьи все еще не появлялись. Но зал, несмотря на ранний час, был переполнен, многие даже стояли в проходах. Видимо, люди пришли сюда как на спектакль, даже, скорее, как на урок судопроизводства, судя по тому, что большую часть присутствующих составляли молодые клерки из судейских.

Группа людей перед Анжеликой вела себя весьма шумно, что было особенно заметно на фоне всеобщего молчания; они негромко отпускали замечания, несомненно, предназначенные для менее осведомленных посетителей, сидевших рядом.

— Что же они тянут? — нетерпеливо говорил молодой судья с щедро напудренными волосами.

Сосед, чьи толстые прыщеватые щеки вываливались из мехового воротника, зевнул:

— Ждут, пока закроют двери в зал суда, и после этого введут обвиняемого и водворят его на скамью подсудимых.

— Скамья подсудимых — это та скамейка, что стоит отдельно, пониже остальных, у нее еще спинки нет?

Клерк, неопрятного вида и с сальными волосами, обернулся и, ухмыляясь, возразил: