А теперь я перейду к самому поразительному явлению: этот человек, обладающий глубокими знаниями, добывший богатство благодаря своему уму, этот человек, который столь прекрасно говорит и так же поет, этот человек, несмотря на свою внешность, умеет нравиться женщинам. Он любит женщин и не скрывает этого. Он воспевает любовь, и у него было множество любовных приключений. То, что среди его любовниц встречаются экзальтированные и развратные особы, — неизбежно при том распущенном образе жизни, который, хотя и осужден Церковью, все же достаточно широко распространен. Если, господа, нам пришлось бы сжигать всех дворян, имеющих любовниц, или тех, кого преследуют брошенные любовницы, ручаюсь вам, на Гревской площади не хватило бы места для костров…


Послышался одобрительный гул голосов. Анжелика поразилась мастерству Дегре. С какой ловкостью он, едва упомянув о богатстве Жоффрея, которое вызывало столько зависти, сконцентрировал внимание публики на распутной жизни, характерной для дворян; как бы добродетельные буржуа ни негодовали по поводу подобного поведения, поделать они тут ничего не могли.

Мало-помалу он снижал значимость обвинений, доводя их до уровня провинциальных сплетен, так что вскоре публика стала изумляться тому, сколько шума можно сделать из ничего.

— Он нравится дамам, — негромко повторил Дегре, — а мы, представители сильного пола, удивляемся, отчего южанки так увлечены этим дворянином с не самой привлекательной внешностью. О, господа, не будем выносить скоропалительных суждений. Неужели хоть один человек, от сотворения мира и до наших дней, сумел понять тайну женского сердца и то, что способно породить в нем страсть? Лучше благоговейно остановимся на пороге этой тайны. Ведь иначе нам придется предать костру всех женщин!..

Раздались смех и аплодисменты, но Бурье, вскочив с кресла, прервал их.

— Хватит ломать комедию! — вскричал судья, и цвет его лица становился все более желтым. — Вы издеваетесь над судом и церковью. Или вы забыли о том, что первоначально обвинение в колдовстве выдвинул против Пейрака архиепископ? Или вы забыли, что главный свидетель по этому делу — монах, что над обвиняемым был проведен обряд экзорцизма, доказавший, что тот одержим сатаной?

— Я ничего не забыл, господин Бурье, и сейчас я вам отвечу, — серьезно произнес Дегре. — Действительно, первоначально господина де Пейрака обвинил в колдовстве архиепископ Тулузский, его давний недоброжелатель. Сожалеет ли сей прелат о поступке, совершенном им в минуту озлобления, когда он потерял контроль над собой? Мне бы хотелось в это верить, тем более что у меня с собой целая пачка прошений со стороны его высокопреосвященства Фонтенака, в которых он неоднократно повторяет, что заключенный должен предстать перед церковным судом, и решительно отказывается признавать какие бы то ни было решения гражданского суда по делу моего подзащитного. Также он отмежевывается — господа, у меня есть письмо, и я могу зачитать его вслух — ото всех действий и показаний того, кого вы называете основным свидетелем, монаха Конана Беше. Что касается последнего, то его возбужденное состояние кажется, по меньшей мере, подозрительным любому здравомыслящему человеку, и я напоминаю, что он один несет ответственность за проведение процедуры экзорцизма — единственного, по-видимому, факта, на который может опереться обвинение. Обряд был проведен четвертого декабря прошлого года в тюрьме Бастилия в присутствии отцов Фрела и Жонатана, находящихся сейчас в зале. Я не оспариваю подлинности отчета о проведении обряда, он действительно был совершен этим монахом и его помощниками, о которых я воздержусь говорить, ибо не знаю, объясняется ли их соучастие легковерием, невежеством или же они сознательно были сообщниками монаха Беше. Но я оспариваю юридическую действительность проведенного обряда! — громовым голосом вскричал Дегре. — Я не хочу вдаваться в детальное описание нарушений, допущенных во время этой зловещей церемонии, но обращаю ваше внимание, по меньшей мере, на два обстоятельства. Во-первых, монахиней, притворившейся одержимой в присутствии заключенного, была та самая Карменсита де Мерекур, которая уже продемонстрировала нам свои актерские таланты, причем один из служащих канцелярии суда может поклясться, что видел, как она, выходя из зала, разжевала кусочек мыла, с помощью которого она симулировала появление пены и приступ эпилепсии. Этот трюк хорошо знают уличные «припадочные» нищие, стремящиеся вызвать жалость у доверчивых прохожих. Во-вторых, я возвращаюсь к поддельному штифту, этому адскому инструменту с тайной иглой, который вы отказались учесть как предъявленный защитой, на том основании, что доказательств недостаточно. Но, господа, если это все же правда, если какой-то жестокий безумец подверг человека пытке, желая ввести суд в заблуждение и принудить вас вынести смертный приговор невиновному? Вот заключение врача Бастилии, сделанное через несколько дней после ужасной пытки.

И Дегре отрывистым голосом зачитал показания господина Малентона, врача Бастилии, которого призвали к изголовью заключенного с глубокими шрамами на лице. Врач обследовал неизвестного ему арестанта и констатировал, что все его тело покрыто маленькими воспалившимися ранками, вызванными, по всей видимости, уколами длинной иглой.

После этих слов в зале воцарилась мертвая тишина, а адвокат медленно и торжественно произнес:

— А теперь, господа, настал час услышать великий голос, недостойным глашатаем которого я являюсь, голос, который, возвышаясь над морем человеческой низости, всегда стремится лишь к одному: направить своих верных слуг на путь истины. Пришло время мне, смиренному клерку, уступить слово Церкви. Вот что она говорит вам.

Дегре развернул широкий лист бумаги и прочитал:

— «В ночь на 25 декабря 1660 года в тюрьме Дворца правосудия в Париже была произведена процедура экзорцизма над господином Жоффреем де Пейраком де Моренс д'Ирристрю, обвиняемым в том, что он общался с сатаной и продал ему душу. Учитывая то, что, в соответствие с каноном Римской церкви, человек, действительно одержимый злым духом, должен обладать тремя сверхъестественными способностями:

1. Знанием языков, которые он не изучал;

2. Способностью угадывать и узнавать тайное;

3. Сверхъестественной физической силой;

в указанную ночь 25 декабря 1660 года я, в качестве единственного Великого экзорциста Парижской епархии, назначенного церковным судом католической церкви, в присутствии двух других братьев нашей святой конгрегации допросил и подверг испытаниям заключенного графа де Пейрака согласно канонической процедуре. На основании чего вынесено следующее заключение: заключенный владеет лишь теми языками, которые изучал, а халдейским и ивритом, которые знают двое из нас, не владеет; заключенный обладает глубокими познаниями в различных сферах, но ни в коем случае не провидит тайное; он не обладает сверхъестественной физической силой, однако на его теле обнаружены раны от глубокого острого предмета и давнее увечье. Мы заявляем, что обследованный нами Жоффрей де Пейрак отнюдь не одержим демоном…» Подписано преподобным отцом Кирше, членом ордена иезуитов, Великим экзорцистом Парижской епархии, и преподобными отцами де Марсаном и де Монтенья, присутствовавшими при проведении церемонии.

* * *

Стояла такая тишина, что было слышно, как муха пролетит. Изумление и смятение публики достигли предела, но никто не шелохнулся и не произнес ни слова.

Дегре поглядел на судей:

— После слова Церкви что я могу добавить от себя? Господа судьи, вам надлежит вынести приговор. Но вы, по меньшей мере, сделаете это, полностью осознавая несомненный факт: Церковь, во имя которой вас призывают обвинить этого человека, признает его невиновным в колдовстве, за которое он и привлечен к суду… Господа, оставляю вас наедине с вашей совестью.

Адвокат с достоинством надел свою шапочку и спустился по ступенькам невысокой трибуны.

Тут вскочил судья Бурье и его пронзительный голос нарушил тишину:

— Пусть он придет! Пусть он сам придет! Пусть преподобный отец Кирше сам расскажет об этой тайной церемонии, подозрительной во многих отношениях, так как ее провели, не уведомив об этом следствие.

— Отец Кирше придет, — спокойно заверил Дегре. — Он, должно быть, уже здесь. Я послал за ним.

— А я говорю вам, что не придет, — кричал Бурье, — потому что вы солгали, вы фальсифицировали все детали этой невероятной истории, все от начала и до конца, вы выдумали эту невероятную историю с тайной процедурой экзорцизма, чтобы воздействовать на воображение судей. Прикрываясь именами видных церковных деятелей, вы хотите повлиять на приговор… Хотя обман все равно обнаружится, будет слишком поздно…

Молодой адвокат, вновь обретя свою живость, бросился к Бурье.

— Вы оскорбляете меня, месье. В отличие от вас, я не занимаюсь подлогами. Я помню о клятве, которую принес, вступая в конгрегацию адвокатов.

Зал вновь зашумел. Массно, встав, пытался что-то сказать, но над шумом возносился лишь голос Дегре:

— Я требую… я требую прервать заседание до завтра. Клянусь, что преподобный отец Кирше подтвердит свое заявление.

В эту секунду хлопнула дверь. Со двора в зал ворвалась струя холодного ветра и влетели хлопья снега. Все обернулись и увидели двух стражников, облепленных снегом с головы до ног. Стражники посторонились и пропустили невысокого коренастого смуглого человека, изысканно одетого, приехавшего в карете, судя по тому, что его плащ и парик лишь слегка намокли.

— Господин председатель, — сказал он хриплым голосом, — я узнал, что несмотря на поздний час заседание все еще продолжается, и посчитал, что обязан сообщить вам новость, которая представляется мне весьма важной.

— Мы слушаем вас, господин лейтенант полиции, — ответил Массно удивленно.

Господин д'Обре повернулся к адвокату.

— Месье Дегре, присутствующий здесь, попросил меня приказать найти пребывающего в Париже преподобного отца, иезуита по имени Кирше. Я отправил нескольких своих людей в те места, где он мог бы находиться, но там его никто не видел, однако мне сообщили, что среди плывущих по Сене льдин найдено тело утопленника и перевезено в морг Шатле. Я отправился туда вместе с отцом-иезуитом из Тампля, который и опознал тело своего собрата по ордену, отца Кирше. Смерть, без сомнения, настигла его ранним утром…

— Так вы не остановились даже перед преступлением! — завопил Бурье, указывая пальцем на адвоката.

Прочие судьи шумели, споря с Массно. Толпа кричала:

— Хватит! Кончайте!

Анжелика сидела ни жива ни мертва, она даже не могла понять, к кому относятся эти крики. Она закрыла уши руками. Но тут она увидела, как Массно встал, и напрягла слух.

— Господа, заседание продолжается; ввиду того что главный свидетель защиты, заявленный адвокатом Дегре, преподобный отец иезуит Кирше только что был найден мертвым и лейтенант полиции, присутствующий здесь лично, не обнаружил при нем никаких документов, подтверждающих рассказ господина Дегре; а также принимая во внимание то, что лишь личные показания отца Кирше могли бы придать вес известию о тайном проведении процедуры экзорцизма, суд счел наиболее разумным… не признавать этот документ имеющим силу и удаляется для вынесения приговора.

— Не делайте этого! — отчаянно вскричал Дегре. — Отложите вынесение приговора. Я найду свидетелей. Отца Кирше убили.

— Вы и убили! — бросил Бурье.

— Успокойтесь, мэтр. Доверьтесь решению судей, — произнес Массно.

* * *

Сколько длилось совещание — несколько минут или бесконечно долго?

Анжелике казалось, что судьи никуда не уходили, что они всегда были здесь в своих черных и красных мантиях, в квадратных шапочках и что они так и останутся здесь навеки.

Но теперь они не сидели, а стояли. Губы председателя Массно зашевелились. Дрожащим голосом он произнес:

— Именем короля я объявляю, что Жоффрей де Пейрак де Моренс признан виновным в похищении людей, обольщении, безбожии, магии, колдовстве и в других гнусных преступлениях, названных во время судебного заседания, и во искупление их он должен быть отдан в руки палача, отведен босиком и с непокрытой головой на паперть собора Парижской Богоматери, где и принести публичное покаяние с веревкой на шее и со свечой в пятнадцать фунтов весом в руках. После этого он будет препровожден на Гревскую площадь и заживо сожжен на костре, и когда плоть и кости его превратятся в пепел, пепел будет собран и рассеян по ветру. Все его состояние будет конфисковано в пользу короля. Прежде чем приговор приведут в исполнение, заключенный будет подвергнут допросу и пытке как обыкновенной, так и чрезвычайной. Объявляю, что саксонец Фриц Хауэр признан его сообщником и приговорен во искупление своего преступления к повешению; виселица для этой цели будет сооружена на Гревской площади. Объявляю, что мавр Куасси-Ба признан его сообщником и осужден во искупление своего преступления к пожизненной каторге.