Анна Голон - Анжелика. Мученик Нотр-Дама

— А ты упрямее всех его мулов, — парировала она.

Они вышли из таверны все вместе, а собака, отзывавшаяся на кличку Сорбонна, побежала за ними. Посреди улицы струился ручей грязной воды. После дождя воздух был влажным, и легкий ветерок со скрипом раскачивал железные вывески над лавками.

— Прямо из моря! Даже створки еще не раскрылись! — выкрикивала миловидная торговка устрицами.

— А вот что вас разбудит! Глоток солнечного тепла! — кричал торговец водкой.

Гонтран остановил его и залпом опустошил чарку. Вытерев губы рукавом, он расплатился, потом, приподняв шляпу, попрощался с адвокатом и сестрой и исчез в толпе, ничем не отличаясь от других ремесленников, которые в этот час как раз отправлялись на работу.

«Оба мы хороши! — подумала Анжелика, глядя вслед брату. — Достойные наследнички рода де Сансе!»

Испытывая некоторую неловкость из-за поведения брата, она взглянула на Дегре.

— Гонтран всегда был немного чудаковатым, — сказала она. — Он мог бы стать офицером, как все молодые люди из благородных семей, но брат любит только смешивать свои краски. Мать рассказывала, что когда она носила его, то как-то целую неделю перекрашивала в черный одежду для всей семьи по случаю траура по моим деду и бабушке. Может, поэтому так все и вышло?

Дегре улыбнулся.

— Давайте лучше поищем вашего брата-иезуита, четвертого представителя этого странного семейства.

— О! Раймон — выдающаяся личность!

— Надеюсь, так как это было бы удачей для вас, мадам.

— Не нужно больше называть меня мадам, — произнесла Анжелика. — Мэтр Дегре, взгляните на меня.

Она подняла к нему свое трогательное личико, бледное как воск. От усталости ее зеленые глаза посветлели и приняли совершенно необыкновенный оттенок нежной весенней листвы.

— Король сказал мне: «Я не желаю больше ничего о вас слышать». Вы понимаете, что означает этот приказ? Мадам де Пейрак больше нет. Я должна исчезнуть. Меня нет больше. Понимаете?

— Одно я понимаю точно — вы больны. Вы сегодня повторите то, что сказали мне накануне?

— А что я сказала накануне?

— Что у вас нет ко мне никакого доверия.

— Сейчас мне некому доверять, кроме вас.

— Тогда пойдемте. Я отведу вас в одно место, где о вас позаботятся. Вы не можете появиться перед грозным иезуитом в таком виде, вам необходимо восстановить силы.

Он взял ее за руку и повел сквозь суетливую толпу утреннего Парижа.

На улице стоял оглушительный шум. Со всех сторон одновременно раздавались громкие крики яростно толкавшихся торговцев. Анжелике с трудом удавалось беречь раненое плечо в этой давке, и она то и дело стискивала зубы, чтобы сдержать готовый сорваться с губ стон.

На улице Сен-Николя Дегре остановился у огромной вывески с изображением медного таза на ярко-синем фоне. Из окон второго этажа клубился пар.

Анжелика поняла, что здесь свои услуги предлагает цирюльник, владеющий парильней, и уже сама мысль о том, что она сможет погрузиться в чан с горячей водой, доставила ей невыразимое блаженство.

Мэтр Жорж, хозяин заведения, попросил вошедших Анжелику и Дегре присесть и подождать его несколько минут. Он размашистыми движениями брил мушкетера, одновременно разглагольствуя о том, сколько неприятностей, несомненно, доставляет храброму воину мирная жизнь.

Наконец, сдав «храброго воина» своему помощнику с наказом вымыть ему голову — что было не таким уж и легким делом, — мэтр Жорж, вытирая бритву о передник, с услужливой улыбкой поспешил к Анжелике:

— Хе-хе! Я уже вижу, в чем тут дело. Очередная жертва любовной болезни. Значит, неисправимый волокита, ты хочешь, чтобы я немного освежил крошку перед тем, как ты вкусишь ее прелести? Разумная предосторожность. Доверься мне, милашка. Для начала — хорошая ванна. Что бы там ни говорили господа медики, она уж точно не навредит! Потом поставим три банки, чтобы оттянуть дурную кровь, а затем наложим компресс из целебных трав на этот храм Венеры. Тогда мэтр Дегре сможет совершить обряд служения сладострастной богине, не опасаясь за последствия.

— Дело не в этом, — очень спокойно ответствовал адвокат. — Юная дама ранена, и я бы хотел, чтобы вы облегчили боль. А потом приготовьте для нее ванну.

Анжелика, которую, несмотря на ее нынешнюю бледность, речи цирюльника вогнали в краску, страшно смутилась при мысли, что ей придется раздеться перед двумя мужчинами. Графине всегда прислуживали женщины, а так как она никогда не болела, то к услугам врачей ей прибегать не приходилось, а уж тем более — к услугам какого-то ничтожного цирюльника-хирурга[14].

Но не успела она возразить, как Дегре естественным жестом, исполненным ловкости мужчины, знающего все хитрости женской одежды, расстегнул корсаж и распустил шнурок на рубашке, позволив ей соскользнуть с плеч до талии.

Мэтр Жорж наклонился и осторожно снял пропитанную мазью и корпией повязку, которую Маридье наложила на длинный порез, оставленный шпагой шевалье де Лоррена.

— Хм, хм, — пробормотал цирюльник, — вижу, в чем тут дело. Галантный кавалер посчитал, что с него требуют слишком большую сумму и расплатился, как говорится, железной монетой. Ты разве не знаешь, малютка, что пока они не возьмутся за кошелек, чтобы расплатиться, их шпаги лучше держать под кроватью?

— А что вы скажете о ране? — столь же флегматично спросил Дегре, в то время как Анжелика сгорала от стыда.

— Хм, хм. Не хорошо, не плохо. Вижу, что какой-то невежа аптекарь врачевал ее и намазал рану весьма подозрительным снадобьем. Мы его сейчас уберем и заменим восстанавливающей и смягчающей мазью.

И он направился за коробочкой, стоявшей на полке.

Анжелика страдала от сознания того, что она сидит полуобнаженная в цирюльне, где смешивались запахи мыла и не внушающих доверия лекарств.

Какой-то клиент, пришедший, чтобы побриться, бросил на нее взгляд и воскликнул:

— О! Какая красивая грудь! Хотел бы я ее ласкать, когда луна покажется на небе!

Дегре сделал едва приметный знак, и тут же Сорбонна, лежавшая у его ног, вскочила и, бросившись к вошедшему, грозно оскалила зубы.

— Черт возьми! Вот я влип! — воскликнул клиент. — Да это же человек с собакой! Значит, два божественных яблока любви принадлежат тебе, Дегре, чертов ты бродяга?

— Не оскорбляйте даму, месье, — бесстрастно произнес Дегре.

— Раз так, то я ничего не говорил и ничего не видел. Господи! Мэтр, умоляю, простите меня и прикажите псу оставить в покое мои и без того потрепанные башмаки.

Дегре негромким свистом подозвал к себе собаку.

— О Господи! Я хочу уйти отсюда. — Анжелика неловко попыталась одеться, губы ее дрожали.

Молодой человек твердо заставил ее сесть. Он грубовато, но тихо сказал:

— Не стройте из себя недотрогу, глупышка. Помните солдатскую поговорку: «На войне как на войне». Вы сейчас участвуете в сражении, и на карту поставлена жизнь вашего мужа и ваша собственная. Вы должны сделать все возможное, чтобы победить, так что перестаньте манерничать. Посмотрите на меня, — повелительно произнес он.

Она сделала над собой усилие и подняла глаза. Обычный мужчина, не урод, но и не красавец: такое лицо можно встретить на каждом шагу. Губы его сложились в насмешливую улыбку. Неровные, но здоровые зубы, густые брови, твердо очерченный подбородок. Мужчина, ничем не отличающийся от других, но при этом обладающий таинственным даром жить несколькими жизнями одновременно.

— Я, можно сказать, нищенствующий адвокат, — продолжал он, — а все эти люди вокруг нас — бедные простолюдины. Они грубы, но вместе с этим менее порочны, чем дворяне, которые не меньше их пялились бы на вашу грудь, при этом умудряясь не вызывать у вас негодования. Вы сами сказали мне, что мадам де Пейрак больше нет… Теперь вам придется научиться быть другой женщиной, иначе…

И он сделал жест, будто выметал что-то.

Подошел мэтр Жорж с маленьким блестящим ножиком в руке.

— Думаю, нужно вычистить рану. Я заметил под кожей гной, его придется убрать. Не бойся, малышка, — добавил он, разговаривая с ней, как с ребенком, — ни у кого нет такой легкой руки, как у мэтра Жоржа.

Несмотря на свои опасения, Анжелика признала, что цирюльник говорил правду: оперировал он очень хорошо. Закончив операцию, он полил рану жидкостью, заставившей Анжелику подпрыгнуть на месте — это был спирт. После этого мэтр Жорж сказал, что перевяжет рану позже, и велел ей подняться в парильню.

В Средние века, во время походов на Восток, крестоносцы познали наслаждение турецких бань и, вернувшись, распространили подобные парильни по всему Парижу. В этих заведениях не только мылись и парились, но и, как тогда говорили, «убирали волосы» — удаляли растительность со всего тела. Однако вскоре бани стали пользоваться дурной славой: ко всему разнообразию предлагаемых там услуг добавилась и та, которую обычно предлагали посетителям домов увеселения с улицы Валь д’Амур. Против парилен объединились обеспокоенные священники, суровые гугеноты и видящие в них рассадник кожных заболеваний врачи. Так что теперь за вычетом нескольких не слишком привлекательных бань, к которым относилась и парильня мэтра Жоржа, в Париже негде было помыться. Впрочем, горожане отнеслись к судьбе, постигшей бани, с легким сердцем.

Мэтр Жорж поговаривал иногда о том, чтобы закрыть баню, из-за которой на его голову сыпалось много неприятностей. Он говорил, что от парильни больше проблем, чем доходов. Проходя мимо приоткрытой двери, Анжелика краем глаза заметила пару, вытянувшуюся на кушетке. И ей показалось, что подозрения поборников морали не так уж безосновательны.

Сами бани представляли собой две огромные, выложенные плиткой залы с маленькими кабинками, разделенными деревянным перегородками. В глубине каждой комнаты слуга-мальчишка разогревал в печи булыжники.

Одна из служанок, работавших в зале для женщин, сняла с Анжелики всю одежду. Затем ее закрыли в кабинке, где были скамья и таз с водой, в который только что бросили раскаленные камни. От бурлящей воды поднимались клубы пара.

Задыхающейся на скамье Анжелике казалось, что она умирает. Когда ее выпустили из кабинки, пот лился с нее ручьями.

Затем служанка предложила ей окунуться в медный чан с холодной водой, обернула полотенцем и отвела в соседний зал, в котором уже сидело несколько столь же незамысловато одетых женщин. Служанки, большинство из которых были отталкивающей внешности старухи, брили посетительниц и расчесывали их длинные волосы, одновременно болтая друг с другом без передышки. По голосам посетительниц и содержанию их разговоров Анжелика поняла, что большинство из них — простолюдинки: служанки или торговки, забежавшие в парильню между мессой и работой, чтобы поделиться последними сплетнями.

Анжелике предложили улечься на свободную скамью.

Через секунду появился мэтр Жорж, причем женщин его появление нимало не смутило.

В руке он держал ланцет, а маленькая девочка, шедшая рядом, несла корзинку с кровососными банками и трут.

Анжелика сопротивлялась, как могла.

— Не вздумайте пускать мне кровь! Я и так уже потеряла немало. Неужели вы не видите, что я беременна? Вы же убьете ребенка!

Но цирюльник оставался непреклонным и сделал ей знак повернуться.

— Лежи спокойно, а не то я позову твоего дружка, и он отшлепает тебя по попке.

Анжелика, представив, как Дегре выполняет этот приказ, пришла в ужас и решила лежать спокойно.

Цирюльник ланцетом сделал три надреза на спине и поставил банки.

— Только взгляни, — радостно объявил он, — какая черная течет кровь! Такая темная кровь у такой светловолосой девочки, разве так бывает?

— Ради всего святого, оставьте мне хотя бы несколько капель! — просила Анжелика.

— До смерти хочется выпустить ее всю, — свирепо выкатил глаза цирюльник. — А потом с помощью одного рецепта наполнить твои вены свежей и здоровой кровью. Вот, кстати, и рецепт: добрый стакан красного вина и ночь любви.

Умело перевязав рану, он наконец оставил Анжелику в покое. Две служанки помогли ей одеться и причесаться. Она сунула им несколько монет, и те вытаращили глаза.

— Ого! Маркиза, — воскликнула та, что была помоложе, — неужто твой судейский принц в старом камзоле раздает такие щедрые подарки?

Другая пихнула свою говорливую товарку, а когда Анжелика отвернулась и на ватных ногах начала спускаться по лестнице, прошептала:

— Ты что же, не видишь, что это знатная дама, решившая немного отдохнуть от своих занудных сеньоров?