— После всего, что я узнала за последнее время, иного не следовало ожидать, — мужественно сказала Анжелика. — Удалось ли вам выяснить имена кого-нибудь из уже назначенных судей?

— Прежде всего канцлер Сегье, он лично будет вести допрос для проформы и для того, чтобы придать процессу побольше огласки.

— Канцлер Сегье! Я даже не смела мечтать об этом!

— Не стоит тешить себя пустыми надеждами, — отвечал адвокат. — Канцлер Сегье расплачивается за свою престижную должность утратой независимости. Я также слышал, будто бы он навещал заключенного и встреча была бурной. Граф отказался приносить присягу на том основании, что специальный суд не правомочен судить члена парламента одной из провинций, и только верховная палата парижского парламента имеет такое право.

— Но не вы ли утверждали, что парламентский суд нежелателен по той причине, что его магистраты находятся на коротком поводке месье Фуке?

— Совершенно верно, мадам, и я пытался убедить в этом вашего супруга. Не знаю, то ли моя записка не была им получена, или же гордость помешала ему принять совет, но я сообщаю вам, каков был его ответ канцлеру.

— Что же теперь будет? — с тревогой спросила молодая женщина.

— Полагаю, король в свойственной ему манере пренебрежет законом и вашего мужа все равно будет судить королевский суд, а если потребуется — «как немого».

— Как это понимать?

Адвокат разъяснил, что так поступают, если обвиняемого судят как отсутствующего во время процесса, «из-за неявки в суд», и это ухудшит дело, потому что во Франции подсудимый априори рассматривается как виновный, тогда как, например, в Англии, прокурор обязан в письменном виде привести доказательства вины подсудимого, в противном случае тот должен быть освобожден в течение двадцати четырех часов.

— Известно ли имя прокурора?

— Их двое. Один — главный королевский прокурор Дени Талон. А другой, как я предвидел, ваш зять Фалло де Сансе. Правда, сославшись на родственные узы, он сначала сделал вид, будто отказывается от назначения, но его уговорили — либо Талон, либо кто-то еще, во всяком случае, теперь в кулуарах Дворца правосудия говорят, что он поступил весьма предусмотрительно, пожертвовав своим семейным долгом ради верности королю, которому обязан всем.

Анжелика смолчала, хотя ее лицо исказилось гримасой ярости. Но она пересилила себя и попросила адвоката продолжить рассказ.

— Назначен также Массно, член тулузского парламента.

— Конечно, и он позаботится о том, чтобы выполнить любой приказ короля, а заодно и отомстить дерзкому дворянину…

— Не знаю, мадам, быть может, вы и правы, тем более что король лично его назначил. Мне рассказывали, недавно у него состоялась беседа с Великой Мадемуазель насчет вашего мужа, из которой следовало, что он отнюдь не держит зла на мессира де Пейрака и будто бы очень сожалеет о своем назначении.

Анжелика вдруг вспомнила.

— В самом деле, герцогиня де Монпансье говорила мне что-то в этом духе. Но по зрелому размышлению, такое благосклонное отношение кажется мне маловероятным, потому что — увы! — я сама слышала, как Массно оскорблял моего мужа, а он отвечал ему тем же.

— Вне всякого сомнения, именно поэтому король его и назначил. Кроме Массно, он лично назначил королевского прокурора Талона. Остальных выбирали Сегье или сам Талон.

— А кто еще будет?

— Будет председатель суда. Мне называли Месмона, но это, по-моему, маловероятно. Он совсем старик, уже одной ногой в могиле. Сомневаюсь, что он благополучно справится с председательством на процессе, который обещает быть очень бурным. Не исключено, что его и выбрали именно потому, что он так немощен. У него репутация человека честного и порядочного. Если Месмон найдет в себе силы, чтобы вести процесс, то он будет одним из тех, у кого мы можем надеяться получить поддержку.

После некоторой паузы Дегре продолжил:

— Будет еще Бурье, секретарь Королевского совета: среди судейских у него репутация фальсификатора, и некий Дельма — личность довольно темная. Надо полагать, его назначили потому, что он приходится дядей Кольберу[32], которому покровительствует Мазарини. Хотя может быть, его выбрали как гугенота, ведь король хочет придать своему правосудию видимость объективности, продемонстрировать, что во Франции светское правосудие вершат и представители протестантской религии…

— Думаю, — ответила Анжелика, — этот протестант сильно удивится, когда узнает, что ему придется выступать судьей на процессе о колдовстве, разбирать обвинения в сговоре с дьяволом и в одержимости бесом. Но скорее всего, нам пойдет на пользу, если хоть один из судей окажется человеком здравомыслящим, свободным от предрассудков?

— Несомненно, — отозвался адвокат, с озабоченным видом кивая головой. — Да, вот еще по поводу экзорцизма и одержимости бесом. Скажите, известен ли вам монах по имени Конан Беше и монахиня, которая до пострига звалась Карменситой де Мерекур?

— Еще бы мне их не знать! — воскликнула Анжелика. — Монах Беше — полусумасшедший алхимик, который поклялся вырвать у моего мужа секрет философского камня. А Карменсита де Мерекур — не женщина, а вулкан. Она… бывшая любовница Жоффрея, которая не простила ему разрыва. Но какое отношение они имеют к процессу?

— По некоторым сведениям, под руководством Беше над подсудимым будто бы была проведена процедура изгнания беса и в ней принимала участие эта дама. Все очень запутанно. Протокол процедуры только недавно приобщен к делу, и складывается впечатление, что ему придается чрезвычайно важное значение.

— Вы его не читали?

Я не читал ни одного документа из огромного досье, которое рьяно составляет советник Бурье. Думаю, он не остановится перед возможностью использовать свои способности по фальсификации бумаг.

— Но в конце концов, процесс вот-вот начнется, и вы, как адвокат обвиняемого, имеете право знать детали всех обвинительных заключений, не так ли?

— Увы, нет. И мне уже раз десять заявляли, что вашему мужу будет отказано в адвокатской защите. Так что пока я занят в основном тем, что добиваюсь получения этого отказа в письменной форме.

— Но это просто бред какой-то!

— Отнюдь нет! В соответствии с буквой закона, отказать в услугах адвоката можно только подсудимому, который обвиняется в преступлении против Его Величества. Поскольку в нашем деле такое обвинение предъявить трудно, то, если я добьюсь письменного отказа в предоставлении адвоката, я тем самым получу доказательство нарушения судебной процедуры, и это сразу укрепит мои позиции. В конечном счете, таким довольно сложным маневром я имею шанс добиться, чтобы меня назначили адвокатом.

* * *

Когда на следующее утро Дегре вернулся, у него на лице впервые было написано удовлетворение, и у Анжелики радостно забилось сердце.

— Я выиграл! — с ликованием воскликнул он. — Канцлер Сегье только что назначил меня защитником господина Пейрака, обвиняемого в колдовстве. Победа одержана благодаря тому, что я разбираюсь в судебной казуистике. Эти высокопоставленные лакеи из судебного ведомства, при всем их раболепном стремлении к слепому исполнению указаний свыше, все же осознали, что нельзя грубо попирать собственные принципы. Короче говоря, они были вынуждены предоставить подсудимому право на адвокатскую защиту. Но считаю своим долгом предупредить вас, мадам, что, пока еще не поздно, вы можете передать дело вашего мужа более известному адвокату, чем я.

Взволнованная Анжелика медлила с ответом. Она подошла к окну и выглянула на улицу.

Площадь была почти безлюдна и словно дремала под покровом снега. Одна лишь госпожа Скаррон, кутаясь в свою поношенную накидку, спешила на мессу в часовню великого приора. Под серым небом глухо звонил маленький колокол.

У порога клубком свернулась Сорбонна, в ожидании хозяина лениво поигрывая с собственным хвостом.

Анжелика искоса взглянула на адвоката, который напустил на себя солидный, чопорный вид.

— Нет, по чести сказать, я не знаю более опытного адвоката, которому бы могла доверить ведение такого жизненно важного для меня дела, — сказала она. — Вы соответствуете всем необходимым требованиям. Фалло, мой зять, был прав, когда рекомендовал вас, сказав при этом: «Во-первых, он очень знающий и толковый адвокат, а во-вторых, он недорого берет за услуги, что немаловажно».

— Благодарю за лестный отзыв обо мне, мадам, — отвечал Дегре, нисколько не задетый за живое последними ее словами.

Молодая женщина машинально чертила пальцем узор на запотевшем оконном стекле. «Когда мы с Жоффреем вернемся в Тулузу, — подумалось ей, — вспомню ли я адвоката Дегре? Может, когда-нибудь вспомню, как он водил меня в парильню, и это покажется мне невероятным!..»

Внезапно ее лицо преобразилось, она обернулась к адвокату:

— Если я правильно вас поняла, теперь вы сможете ежедневно видеться с моим мужем. Не проведете ли вы к нему меня?

Но Дегре отговорил ее от попыток нарушить строгие правила изоляции, в которых содержится заключенный. Он не был уверен, что даже ему разрешат свидание со своим подзащитным, но он-то, во всяком случае, намерен побороться за это право, прибегнув к поддержке адвокатской корпорации, насчитывающей в общей сложности шестьдесят пять членов, не считая парламентских адвокатов, членов Королевского совета, судебных палат и высшего податного суда — весьма скромной организации, в которой состоит он сам. Дегре объяснил, что благодаря последнему обстоятельству у него, пожалуй, больше шансов на успех, чем у адвоката с именем, которого влиятельные лица королевства могут опасаться. Сейчас настал момент действовать очень быстро, потому что право на защиту графа де Пейрака удалось отвоевать, перехитрив королевскую юстицию, и не исключено, что досье с обвинительными заключениями ему передадут лишь перед самым процессом, причем, вероятно, не целиком.

— Мне известно, что во время подобных процессов документы зачастую составляются на разрозненных листах бумаги, и при этом канцлер, кардинал Мазарини или сам король в любой момент могут затребовать их для ознакомления, даже изъять или добавить новые. Конечно, такое допускается лишь в порядке исключения, но, учитывая необычный характер дела…

Несмотря на малоутешительные последние слова адвоката, в тот вечер, варя Флоримону кашу, Анжелика тихо напевала и даже нашла вполне удобоваримым неизменное китовое мясо, которое подавала мамаша Кордо. В тот день в Тампль пришли дети из Отель-Дьё. Она купила у них несколько превосходных оладий, и после сытного ужина будущее представилось ей в почти радужном свете.

Ее оптимизм был вознагражден. На следующий вечер Дегре принес две потрясающие новости: ему выдали для ознакомления часть обвинительных документов и он получил разрешение на свидание с заключенным.

Услышав известие, Анжелика бросилась на шею Дегре, обняла его и пылко расцеловала. Но, почувствовав на мгновение его крепкое объятие, она тотчас же в смущении отпрянула и, вытирая выступившие на глазах слезы, пробормотала, что от радости совсем потеряла голову.

Дегре деликатно сделал вид, будто ничего особенного не произошло.

Он сообщил, что свидание с заключенным в Бастилии назначено на полдень следующего дня. Пока они увидятся только в присутствии коменданта крепости, но он надеется, что впоследствии ему удастся побеседовать с графом де Пейраком без посторонних.

— Я пойду с вами, — решительно заявила Анжелика. — Буду ждать около крепости. Я знаю, что все равно не смогу спокойно сидеть здесь взаперти.

Затем адвокат рассказал об обвинительных актах, с которыми он имел возможность ознакомиться. Из потертой бархатной сумки Дегре извлек несколько листков, на которые он выписал главные пункты обвинения.

— Основное обвинение — колдовство и черная магия. Якобы граф занимался приготовлением ядов и одурманивающих зелий. Уличен в таких колдовских занятиях, как предсказание будущего и снятие сглаза, знает о способах защиты от яда. С помощью колдовства овладел искусством зачаровывать людей, слывущих вполне здравомыслящими, и насылать на них «дьявольскую и нелепую одержимость», а на кого-то наслал «призыв дьявольский и нелепый», иными словами, навел порчу… Изучил также действие порошков и растений, чтобы влюблять в себя женщин, и все в том же духе. Обвинение утверждает, что одна из его… бывших любовниц скончалась, а после эксгумации трупа во рту у покойницы был обнаружен талисман с портретом графа де Пейрака…

— Какое-то собрание абсурда! — в изумлении воскликнула Анжелика. — Вы же не станете уверять, что почтенные судьи будут обсуждать все это во время процесса?

— По всей вероятности, так оно и будет, а что до меня, то я скорее доволен: чем больше белиберды будет в обвинительном акте, тем легче его опровергнуть. Дальнейшие обвинения касаются преступных занятий алхимией, поиска сокровищ, превращения металлов в золото и — не упадите в обморок! — «еретические притязания на сотворение жизни». Мадам, не объясните ли вы мне, что бы это могло означать?