Анна Голон - Анжелика. Путь в Версаль

1666

Первые дни года принесли новые слезы.

Простой народ разделял горе принцев.

Королева-мать умирала.

Все французы, вплоть до простых горожан, почитали Анну Австрийскую.

Она обладала поразительным умением тактично, но вместе с тем уверенно управлять самым блистательным двором Европы, прославившим Францию. Она отличалась врожденным даром понимать людей, умела подобрать для каждого нужные слова, найти единственно правильный жест. Даже во времена Фронды королева-мать всегда держалась очень мужественно и дипломатично.

И вот она умирала от опухоли в груди.

С тех давних времен, когда арабской медицине удалось точно описать некоторые симптомы такого рода болезней, хирурги называли подобные злокачественные опухоли, разъедающие тело, cancer. В переводе с латыни — рак.

Анжелика тоже жалела несчастную королеву, изящную женщину, которая славилась красотой кожи, рук и груди. Сейчас королева терпела адские мучения от рук бездарных врачей, чьи неловкие скальпели вонзались в опухоль. Их вмешательство привело лишь к тому, что началось нагноение, «жизненные соки» разлились под мышкой и на боку.

Анжелика вдруг вспомнила Мелюзину, которая владела тайной наукой врачевания и, по ее словам, могла заставить отступить смерть. Вспомнила она и то, как совсем малышкой помогала старухе, удивлялась ее таинственной силе. Размышляя о тех далеких днях, Анжелика сожалела не только об ушедшем детстве, но и о том, что тайны, хранительницей которых была Мелюзина, безвозвратно утеряны. Она никому не смогла передать свои сокровенные знания.

Если колдунов не сжигают, то их вешают.

Мелюзину повесили.

Перед мысленным взором промелькнуло еще одно воспоминание: беспокойство в глазах Жоффрея, обнаружившего у своей юной жены талант знахарки.

В тот день он поцеловал ее ладонь и сказал: «Я не позволю вас сжечь, маленькая колдунья».

Сожгли его.

Заканчивалось строительство храма, первый камень которого еще ребенком заложил Людовик XIV. Его купол вызывал неизменное восхищение.

Королева-мать приобрела привычку посещать эту церковь два раза в неделю. Особенно она любила бывать там по пятницам и разделять трапезу с монахинями-бенедиктинками, которым давно покровительствовала.

Анна Австрийская хотела встретить смерть именно в этой обители, в скромной келье, окруженная благодатью королевского аббатства. Но этикет требовал, чтобы она умирала в Лувре.

В первые дни января королеву Анну, изнемогающую от страданий, перевезли во дворец. Ее раны покрывал компресс с болиголовом в известковой воде.

Двадцатого числа того же месяца Анна Австрийская закончила свой бренный путь.

Накануне она позвала к себе старшего сына и долго беседовала с ним с глазу на глаз. Всем было известно об этом разговоре; люди всегда знают главное.

Это был торжественный момент высшей откровенности, раскрытия семейных тайн, разоблачение которых дамокловым мечом нависло отныне над новым их хранителем. Но он сумеет их сохранить.

Тайны минувших эпох и недавние преступления: скрытые от всех внебрачные дети, постыдные поступки… Если завеса над этими тайнами приоткроется, грядет неминуемая катастрофа. Это угрожает не только внести разлад в королевскую семью, но и поставить под сомнение авторитет короля и даже представления о божественном происхождении монаршей власти, пошатнув тем самым устойчивость трона. Поговаривали, что семейные тайны династии Капетингов были ужасны.

Народ чувствовал сострадание к государю, который должен был хранить в своем сердце до самой смерти эти страшные разоблачения. Он сострадал человеку, уже столкнувшемуся с изменой, предательством, непреодолимыми трудностями. С какими еще мерзостями, услышанными от матери в последнем сокровенном разговоре, придется смириться молодому королю?

Из комнаты умирающей Людовик XIV вышел, шатаясь. Что лишило его сил — страх или печаль? Чтобы прийти в себя, король смочил прохладной водой виски и затылок.

И вот второй сын слабеющей королевы, которому не пришлось взваливать на свои плечи бремя предсмертных признаний, занял место у изголовья любимой матери. Стоя на коленях, он оставался рядом с ней до последнего вздоха; разговаривали они по-испански.

После кончины матери король на три дня скрылся в Версаль. Он бродил по липовым аллеям, вдоль баскетов из вечнозеленых самшитовых кустов, подстриженных в форме шаров, среди мраморных скульптур богинь и богов. Версаль пролил целительный бальзам на душевные раны короля. Здесь Людовик XIV мог не скрывать слез и с нежностью вспоминать о величии той, которая воспитала из него государя. Ему казалось, что он чувствует ее присутствие, видит ее черные наряды, оттененные ослепительной белизной кружев, видит длинные жемчужные бусы, спускающиеся почти до колен, прекрасный алмазный крест и восхитительные маленькие руки. А потом он еще долго сидел в апартаментах матушки, которые были украшены по ее вкусу огромными, как кусты, букетами жасмина и филигранными китайскими безделушками из золота и серебра.

Погруженная в свои мысли, Анжелика свернула с набережной и оказалась на улице Ботрейи[25]. Царившая здесь суета вернула ее к действительности. Она уже успела пожалеть, что отпустила карету. Пешая прогулка среди разносчиков воды и служанок, спешащих за покупками, не соответствовала ее нынешнему положению. Анжелика давно отказалась от короткой юбки простолюдинки и теперь с сожалением взглянула на оборки своих тяжелых юбок, испачканные дорожной грязью.

Внезапно толпа прижала ее к стене какого-то дома. Анжелика громко возмутилась, но тот самый толстяк, который едва не раздавил хрупкую даму, обернулся к ней и попросил:

— Спокойно, красотка! Это сам принц выезжает.

Действительно, ворота распахнулись, и показалась карета, запряженная шестеркой лошадей. У Анжелики было достаточно времени, чтобы разглядеть в окошке суровый профиль принца Конде. Несколько человек закричали:

— Да здравствует принц!

Без тени улыбки вельможа взмахнул кружевной манжетой. Для простого люда он навсегда остался победителем при Рокруа. К несчастью, Пиренейский мир вынудил принца уйти в отставку, что было ему совсем не по нраву.

Когда Конде проехал, движение возобновилось. Анжелика подошла к особняку, только что покинутому принцем. Она заглянула внутрь двора. С некоторых пор чудесные апартаменты на Королевской площади ей разонравились. Она мечтала стать обладательницей подобного особняка с роскошными воротами, подъездом для карет, конюшнями, кухнями и помещениями для прислуги. Ей хотелось, чтобы позади дома был сад, украшенный апельсиновыми деревьями и цветником.

Дом, который Анжелика увидела за воротами, казалось, был построен не так давно. Строгий фасад с очень высокими окнами, неокрашенные светлые стены, балконы кованого железа, четкий рисунок черепичной крыши с закругленными чердачными окнами — все это отвечало моде последних лет.

Ворота медленно закрывались. Сама не понимая почему, Анжелика не торопилась уходить. Ей бросилось в глаза, что лепной гербовый щит над воротами разбит. При этом не ветхость или непогода разрушили родовой знак владельца: герб был уничтожен намеренно, зубилом каменотеса.

— Чей это особняк? — спросила Анжелика у стоявшей рядом цветочницы.

— Ну… монсеньора принца, — с важным видом сообщила торговка.

— А почему монсеньор принц велел сбить гербовый щит над воротами? Это портит вид, ведь остальные скульптуры очень красивые!

— Ох! Это целая история, — словоохотливая женщина помрачнела. — Герб принадлежал тому, кто построил этот особняк. Прóклятому дворянину. Он занимался колдовством и вызывал дьявола. Его сожгли на костре.

Анжелика застыла на месте. Она почувствовала, как кровь медленно отливает от ее лица. Так вот почему ей показалось, что она уже видела эти ворота из светлого дуба, освещенные солнцем…

Именно сюда она приехала сразу после прибытия в Париж, именно на этих воротах она видела печати, наложенные королевским правосудием…

— Говорят, что тот человек был очень богат, — продолжала женщина. — Король раздал его имущество. Монсеньор принц получил большую часть, в том числе и этот особняк. Но прежде чем войти в прóклятый дом, он приказал сколоть герб колдуна и окропить все святой водой. Еще бы… он хотел спать спокойно!

Анжелика поблагодарила цветочницу и побрела прочь.

Идя по улицам предместья Сент-Антуан, она уже придумывала, какой бы изобрести предлог, чтобы быть представленной принцу Конде.

На следующий день после посещения Гревской площади Анжелика упросила мадемуазель де Паражонк отправиться вместе с ней в сады дворца Тюильри, ставшие в Париже излюбленным местом прогулок знати.

Мадемуазель де Паражонк знала всех и каждого. Она то и дело называла имена встречных своей приятельнице, которая старалась запоминать новые, незнакомые ей лица придворных. Старая дева не только расширяла кругозор, но и самым выгодным образом оттеняла красоту Анжелики, хотя та пользовалась этим преимуществом неосознанно. Бедная Филонида, с толстым слоем свинцовых белил на лице и глазами, обведенными черной сурьмой, была похожа на старую сову, но простодушно считала себя столь же неотразимой, как и в ту пору, когда по ней вздыхали бесчисленные кавалеры. Во время прогулки пожилая мадемуазель неустанно наставляла Анжелику, как следует себя держать на променаде в Тюильри, и при этом жестикулировала столь бурно, что вызывала смех у наиболее дерзких из числа фланирующих молодых господ. Впрочем, она видела в этом смехе не более чем дань уважения, рожденную ее шармом.

— В Тюильри, — поучала она, — надлежит беззаботно прогуливаться по главной аллее. Прерывать беседу не годится, но стоит иногда недоговаривать, чтобы казаться немного мечтательной… Смеяться позволительно без причины, просто чтобы выглядеть жизнерадостной. Следите за осанкой, расправьте плечи — пусть будет видна грудь. Старайтесь широко распахивать глаза — так они кажутся больше, можно покусывать губы, чтобы они алели… Многозначительный кивок одному господину, взмах веером в сторону другого… И вообще, дорогая, будьте чуть помягче! Шутите, жестикулируйте, кокетничайте, а главное — все с самым томным видом…

Ее уроки были очень полезны, и Анжелика применяла их, хотя не слишком рьяно, зато с большим успехом, чем ее спутница.

По выражению мадемуазель де Паражонк, Тюильри был «ристалищем высшего света», а Кур-ля-Рен — «царством кокетливых взглядов». В Тюильри приходили, ожидая часа утреннего катания по Кур-ля-Рен, и сюда же возвращались под вечер, чередуя прогулку в карете с прогулкой пешком. Рощи Тюильри были излюбленным местом поэтов и влюбленных. Аббаты готовили здесь свои проповеди, адвокаты — речи для судебных заседаний. В Тюильри назначали встречи все знатные особы. Иногда здесь можно было увидеть короля или королеву, а нередко — монсеньора дофина с гувернанткой.

В тот день Анжелика привела мадемуазель де Паражонк к Большому цветнику, у которого обычно прогуливались самые знатные вельможи. Почти каждый вечер тут бывал и принц Конде.

Не застав принца в его излюбленном месте, Анжелика была настолько разочарована, что в досаде топнула ногой.

— Позвольте полюбопытствовать, почему вы так стремитесь увидеть Его Высочество? — поразилась Филонида.

— Мне совершенно необходимо с ним встретиться.

— Вы хотите передать ему какое-то прошение?.. Не плачьте, дорогая, вот он, собственной персоной.

Действительно, только что появившийся принц Конде шел вдоль главной аллеи в окружении дворян своего дома.

Только сейчас Анжелика поняла, что не представляет себе, как завязать разговор с принцем.

Ведь не могла же она ни с того ни с сего заявить: «Монсеньор, верните-ка мне особняк на улице Ботрейи. Он мой, вы неправедным путем получили его из рук короля».

Или сказать: «Монсеньор, я — жена графа де Пейрака, особняк которого передали вам, а вы уничтожили там герб владельца и приказали вытравить память о нем».

Приведший ее в Тюильри порыв увидеть принца Конде показался Анжелике глупым ребячеством. Она была всего лишь разбогатевшей шоколадницей. Никто из знакомых не мог представить ее столь знатному вельможе, но даже случись такое, что говорить принцу? Разозлившись, Анжелика мысленно ругала себя на чем свет стоит: «Дура! Если ты будешь по-прежнему вести себя так импульсивно и необдуманно, все твои планы пойдут прахом. Ты хоть подумала о судьбе сыновей?»