— Он воображает, что все закончится на Бриенне, — прошептала она, стиснув зубы. — Но он ошибается! Все только начинается. Вначале — те, кто виновен менее других. И так будет продолжаться до тех пор, пока не разразится грандиозный скандал и кровь Лино не запятнает ступени монаршего трона.

Анжелика сжала свои бледные и холодные как лед руки.

— Я только что похоронила его на кладбище Невинных. Все торговки Центрального рынка оставили свои прилавки и проводили в последний путь это несчастное маленькое создание, которое получило в подарок от судьбы лишь красоту и добрый нрав. И надо было такому случиться, что порочные господа отняли у него единственное сокровище — жизнь. Но на похоронах у него был прекрасный кортеж.

— Пока мы с вами беседуем, дамы с Центрального рынка с большой помпой сопровождают мессира де Бриенна.

— Пускай они повесят его, пусть подожгут его карету, подожгут Пале-Рояль! Пусть они сожгут все замки в окрестностях: Сен-Жермен, Версаль…

— Поджигательница! Где же вы будете танцевать, когда вновь станете знатной дамой?

Молодая женщина выразительно взглянула на собеседника и покачала головой.

— Никогда, никогда больше я не буду знатной дамой. Я вновь рискнула всем, и опять все потеряла. Они сильнее меня. Вы узнали имена, как я вас просила?

— Вот, — произнес Дегре, доставая пергаментный свиток из-под плаща, — здесь результаты частного расследования, о них знаю лишь я. Итак, в трактир «Красная маска» мартовским вечером 1663 года вошли: Месье, герцог Орлеанский, шевалье де Лоррен, мессир граф де Лозен…

— Ох! Прошу вас, без титулов, — вздохнула Анжелика.

— Это сильнее меня, — смеясь, заявил Дегре. — Вы же знаете, я — служащий, весьма почтительно относящийся к существующему порядку. Хорошо, скажем так: МЕССИРЫ де Бриенн, де Вард, дю Плесси-Бельер, де Лувиньи, де Сен-Тьерри, де Фронтенак, де Кавуа, де Гиш, де Лавальер, д’Олон, де Торм.

— Лавальер? Брат фаворитки?

— Он самый.

— Просто замечательно, — прошептала Анжелика, предвкушая радость мести; ее глаза горели. — Но… подождите, вы перечислили четырнадцать имен. А я насчитала тринадцать человек.

— Вначале их было четырнадцать, потому что с ними был еще маркиз де Торм. Этот зрелый мужчина любит кутить в компании молодежи. Но когда он сообразил, чего добивается Месье от мальчика, маркиз ретировался, сказав на прощание: «Спокойной ночи, мессиры, не хочу сопровождать вас по нехоженым тропам. Предпочитаю ходить по протоптанной дорожке. Попросту говоря, сейчас я отправляюсь прямиком в постель к маркизе де Ракено». Ведь ни для кого не секрет, что эта пышнотелая дама — его любовница.

— Превосходная история, пусть заплатит за свою трусость!

Глядя, как Анжелика морщит лоб, Дегре усмехнулся:

— Злость вам к лицу. Когда я с вами познакомился, вы казались скорее трогательной — а это притягивает негодяев.

— А когда я познакомилась с вами, вы были приветливым, веселым и искренним. Теперь же я порой готова вас возненавидеть.

Изумрудные глаза сверкнули, и она прошипела:

— Чертов сыч!

Эта реплика развеселила полицейского, он громко рассмеялся:

— Мадам, можно подумать, что вы много общались с представителями городского дна.

Анжелика пожала плечами, подошла к камину и, чтобы не выдать волнения, стала помешивать щипцами угли в камине.

— Вы боитесь, не правда ли? — продолжил Дегре, растягивая звуки, как житель парижских пригородов. — Боитесь за своего ненаглядного Грязного Поэта? Должен вас предупредить: на сей раз он действительно окажется на виселице.

Молодая женщина удержалась от ответа, хотя ей хотелось крикнуть: «Он никогда не окажется на виселице! Нельзя повесить поэта с Нового моста. Он упорхнет, как тощая птица, и усядется на башнях собора Парижской Богоматери».

Ее нервы были напряжены, как натянутые струны. Она снова помешала угли, склонив лицо к огню. Прошлой ночью на лбу у нее появился небольшой ожог — след от головешки. Почему Дегре не уходит? Но ей нравится, когда он рядом. Вне всякого сомнения, старая привычка.

— Какое имя вы упомянули? — внезапно воскликнула она. — Дю Плесси-Бельер? Маркиз?

— Теперь вы желаете услышать титулы? Хорошо! Действительно, речь идет о маркизе дю Плесси-Бельер, бригадном генерале короля… Вы слышали о победителе при Норжене?

— Филипп! — прошептала Анжелика.

Отчего же она не узнала его в тот миг, когда он снял маску и смерил ее тем презрительным взглядом холодных голубых глаз, каким некогда смотрел на кузину в сером платье? Филипп дю Плесси-Бельер! У нее перед глазами возник замок Плесси, похожий на белую кувшинку посреди тенистого пруда…

— Как странно, Дегре! Этот молодой человек — один из моих родственников, мой кузен, который жил в нескольких лье от нашего замка. В детстве мы играли вместе.

— А теперь, когда маленький кузен пришел поиграть с вами в трактире, вы решили его пощадить?

— Вполне возможно. В конце концов, их было тринадцать. С маркизом де Тормом как раз получится нужное число.

— А не опрометчиво ли с вашей стороны, моя дорогая, доверять свои секреты чертову сычу?

— То, о чем я вам рассказываю, не поможет вам разыскать владельца типографии, где печатают стихи Грязного Поэта, и выяснить, как памфлеты попадают в Лувр. А впрочем, вы меня не предадите!

— Нет, мадам, ВАС я не предам, но я вас и не обману. На сей раз Грязный Поэт будет повешен!

— Ну, это мы еще посмотрим!

— Увы! Мы это увидим, — ответил полицейский. — До свидания, мадам.

После ухода Дегре молодая женщина никак не могла справиться с охватившей ее дрожью. На улице Фран-Буржуа завывал ветер, а в ее сердце бушевала буря. Анжелика уже познала тревогу, страдания, боль, но теперь она испытывала глубокое отчаяние, а слезы, обычно приносившие успокоение и облегчение, так и не пролились.

Вернувшись в Париж, Одиже тут же бросился к Анжелике; его честное лицо выражало искреннее сопереживание. Он притянул ее в объятия, но Анжелика попыталась оттолкнуть дворецкого.

— Милая моя, произошла ужасная драма. Только не надо так убиваться. Какое у вас трагическое выражение лица! Вы меня пугаете!

— Это катастрофа, страшная катастрофа! Теперь, когда трактир «Красная маска» исчез, откуда я возьму деньги? Цеховые организации не обязаны меня защищать. Сегодня мой договор с мэтром Буржю и гроша ломаного не стоит. Мои сбережения скоро подойдут к концу. Совсем недавно я вложила крупную сумму в ремонт обеденного зала, пополнила запасы вина, крепких настоек и ликеров. Давид еще сможет потребовать компенсации в Канцелярии пожаров, но все знают, насколько прижимисты там служащие. В любом случае, бедный мальчик потерял все свое наследство, так что я не могу попросить у него даже малой толики из тех денег, что он получит. Все, что я построила с таким трудом, рухнуло… Что со мной станется?

Одиже коснулся щекой нежного щелка волос Анжелики.

— Ничего не бойтесь, любовь моя. Пока я рядом, вы и ваши дети не будете нуждаться ни в чем. Я не богат, но располагаю достаточными средствами, чтобы помочь вам. А как только я открою дело, мы будем работать вместе, как и договаривались.

Женщина вырвалась из его объятий.

— Но я хотела не этого! — воскликнула она. — Я не желаю работать у вас в качестве служанки…

— Не в качестве служанки, Анжелика.

— Служанка или супруга, все сводится к одному. Я хотела вложить свою долю в предприятие, чтобы быть равным партнером…

— Так вот что вас задевает, Анжелика! Я начинаю думать, что Бог наказал вас за гордыню. Зачем вы по-прежнему твердите о равенстве мужчин и женщин? Это почти ересь. Если бы вы скромно заняли место, отведенное Господом для особ вашего пола, вы были бы намного счастливее. Женщина сотворена для того, чтобы жить у домашнего очага, под защитой супруга, о котором она должна нежно заботиться, как и о детях, рожденных от их союза.

— Какая прелестная картина! — зло усмехнулась Анжелика. — Так вы вообразили себе, что подобное безмятежное существование никогда меня не прельщало? Того и гляди, вы заставите меня поверить, будто я исключительно ради собственного удовольствия ввязалась в драку с двумя малышами на руках. Послушайте, Одиже, убирайтесь вон! Вы просто глупец, меня от вас тошнит.

— Анжелика!

— Уходите, прошу вас.

Анжелика не могла больше терпеть присутствия Одиже. Так же непереносим был для нее вид хнычущей Барбы, ошалевшего Давида, смущенной Жавотты. Ее раздражало даже присутствие малышей, которые, почувствовав, что их мир в опасности, инстинктивно удвоили свои крики и капризы. Так ведут себя все дети. Но Анжелика была совершенно измучена. Чего все они хотят от нее? Она больше ничего не в силах сделать, буря подхватила и увлекла ее в безумный водоворот, в котором, как огромные птицы, кружились белые листы с ядовитыми памфлетами Грязного Поэта.

Еще не до конца поправившись, Давид неожиданно поднялся с постели. Свой первый опыт борьбы за наследство юноша получил после смерти отца, и теперь прекрасно отдавал себе отчет в том, что ему предстоит непростое предприятие, схожее с изнурительной битвой, стратегию которой следует разработать заранее. Сначала необходимо заявить о своих правах, преодолеть всевозможные препятствия и вырвать наследство из лап скряг чиновников, которые попытаются его оспорить. Но как единственный родственник мэтра Буржю, он хорошо вооружен. Комната, которую ему предоставил покойный ротисье, находилась в здании, расположенном на другом конце двора, и пожар ее пощадил. Там сохранилась сумка с документами, которую Давид берег как зеницу ока. С этими бумагами он наверняка сумеет постоять за себя.

Анжелика считала, что юноша еще не пришел в себя после пережитого и пока не оправился от лихорадки. Но благодаря ее заботам Давид все же пошел на поправку.

Она напомнила юноше, что у нее с мэтром Буржю существовал договор о долях в предприятии. Но Давид энергично воспротивился такого рода притязаниям. Он — наследник, у него есть соответствующие бумаги, и только они представляют собой верное оружие против тех, с кем он собирается бороться: цеховых организаций, чиновников, надзирающих за соблюдением закона о наследовании.

— Мэтр Буржю был моим дядей.

— Мэтр Буржю был моим отцом, — возразила Анжелика.

Только теперь она осознала, что наивный и вспыльчивый мэтр Буржю, порой не желавший поддерживать ее рискованные затеи, действительно был ей как отец. Он был для нее единственным защитником во враждебном мире, где одинокая женщина легко становится добычей для всех и каждого.

Но она не стала доказывать это Давиду. Она видела, как из-за волнений разрасталось кровавое пятно на повязке, которой был перевязан лоб юноши. Она отпустила его, перед дорогой заставив выпить укрепляющий настой и сделав перевязку. Люди, с которыми ему предстояло встретиться, знали, что юноша был ранен во время трагедии, разыгравшейся на улице Нищеты, но будет лучше, если он произведет благоприятное впечатление. По крайней мере, он остался в живых.

Неотступная боль терзала сердце Анжелики. Она потеряла двух дорогих ее сердцу людей. Смерть мэтра Буржю и маленького Лино обернулась зияющей пустотой в ее душе. Ведь они сыграли такую важную роль в ее судьбе, в восстановлении ее разбитой жизни!

Она то и дело ловила себя на том, что собирается позвать их. Ей постоянно хотелось им что-то сказать. Где же они? Ужасные обстоятельства их гибели лишь усиливали скорбь. А она не была рядом, чтобы защитить их. Ведь они были совсем как дети! Она заплатила Деревянному Заду, Великому Кесарю воровского братства, за свое право жить свободно и быть счастливой. Потерявший любимую жену мэтр Буржю сумел избежать печальной участи пьяницы, который топит горе в вине, и хотя Анжелике порой приходилось тормошить ротисье, чтобы он проявлял больше смелости и принимал ее нововведения, он вновь почувствовал вкус к делам трактира. А когда молодая женщина думала о Лино, ее сердце просто разрывалось от боли. Пикколо тоже никак не могла оправиться после гибели маленького музыканта. Сжавшись в комочек, она сидела в углу и, казалось, снова и снова переживала увиденный ею кошмарный спектакль. Анжелика поручила зверька заботам Жавотты, детей и собаки Пату, к лохматому боку которой обезьянка любила прижиматься. Она умоляла их сделать все возможное, чтобы успокоить несчастное крохотное существо, вернуть его к жизни, повторяла, что не переживет потери Пикколо. И это было правдой.

Дегре, а Одиже и подавно, не могли понять глубину ее горя, ведь она не проронила ни слезинки.

Днем и ночью Анжелику занимало лишь одно: охота, беспощадная погоня. Что будет происходить в городе? Как поступит король? Она думала о неминуемой расплате, которая должна наступить за этой бурей, заслонившей весь горизонт. Пусть виновные будут наказаны, а имена трусов разглашены.