– У вас ребенок этой женщины, – продолжал капитан. – Верните его, или мы вас всех перережем.

В этот момент Анжелика увидела Кантора. Он спал на смуглой груди цыганки. Зарычав, как тигрица, она бросилась к женщине и вырвала у нее из рук ребенка. Тот заплакал. Цыганка закричала, но властный окрик вожака заставил ее умолкнуть. Вид стражников на конях, со сверкающими в свете костра алебардами, подсказывал ему, что всякое сопротивление бесполезно.

Однако он проявил крайнюю наглость, заметив, что за ребенка было уплачено тридцать су. Анжелика швырнула ему деньги.


Ее руки страстно сжимали нежное пухленькое тельце. Кантору очень не понравилась эта резкая смена власти. По всей вероятности, при его природной способности приспосабливаться, доказанной им сразу после появления на свет, ему было совсем не плохо возле груди цыганки.

Мерная поступь лошади, на которой Анжелика сидела позади стражника, убаюкала его, и он снова уснул, засунув в рот большой палец. Похоже, он не страдал от холода, хотя был абсолютно голым, как принято у цыган.

Анжелика устроила сына у себя на груди, под корсажем, и придерживала одной рукой, а другой ухватилась за пояс стражника.

В Париже было темно, приближался час, когда тени сгущаются, чтобы из них, подобно ручью, который внезапно появляется на лугу из невидимого подземного русла, народился новый день.

Добропорядочные горожане уже закрывали окна и задували свечи. Господа и буржуа направлялись в театры и таверны. Интимные ужины заканчивались рюмочкой ликера и галантными поцелуями.

Часы на башне Шатле пробили десять раз.

Анжелика спрыгнула с лошади и подбежала к капитану.

– Позвольте мне отнести ребенка в надежное место, – умоляюще попросила она. – Клянусь, что приду следующей ночью.

Он нахмурил брови:

– Смотри не обмани! Иначе не поздоровится.

– Клянусь, что приду.

Не зная, как убедить его, она скрестила пальцы и плюнула на землю, как это делают бродяги, когда дают клятву.

– Ладно, – сказал капитан. – Не часто мне приходилось видеть, чтобы нарушали эту клятву. Но не заставляй меня томиться. А пока подари-ка мне в залог поцелуйчик.

Но она отпрянула и бросилась бежать. Как он осмелился прикоснуться к ней, когда она держит в объятиях своего драгоценного сыночка?! Решительно, у мужчин нет ничего святого.

Улица Валле-де-Мизер находилась прямо за Шатле. Анжелике надо было пробежать совсем немного. Не замедляя шага, она вошла в харчевню «Храбрый Петух», пересекла зал и заглянула в кухню.

Барба была там, она снова меланхолически ощипывала старого петуха. Анжелика положила ребенка ей в передник.

– Вот Кантор, – сказала она срывающимся голосом, – береги его, охраняй его. Обещай, что бы ни случилось, ты его не оставишь.

Кроткая Барба прижала сразу и младенца, и птицу к груди:

– Обещаю вам, госпожа…

– А если твой хозяин Буржю рассердится…

– Пусть покричит, госпожа… Я скажу, что это мой сын, что мне его сделал один мушкетер…

– Хорошо, Барба… А теперь возьми четки…

– Госпожа?..

– Бери четки.

– Да, госпожа…

– И начинай молиться за меня Деве Марии…

– Да, госпожа…

– У тебя есть водка, Барба?

– Да, госпожа, на столе, там…

Анжелика схватила бутыль и сделала один большой глоток. Ей показалось, что она сейчас рухнет на пол, поэтому она оперлась о стол. Но через мгновение зрение ее прояснилось и она ощутила, как ее заливает благотворное тепло.

Барба смотрела на нее расширившимися глазами:

– Госпожа… Где ваши волосы?

– Откуда мне знать, где мои волосы? – с раздражением отвечала Анжелика. – Мне есть чем заняться, вместо того чтобы искать свои волосы.

Она решительно направилась к двери.

– Госпожа, куда вы?

– Искать Флоримона.

Глава XIV

Возле глинобитного домика возвышалась статуя Бога обитателей парижского дна – Предвечный, украденный из церкви Сен-Пьер-о-Бёф. Молясь, паства обращалась к нему с поношениями и сквернословием.

Миновав святыню через лабиринт узких грязных и зловонных улочек, вы попадали в царство тьмы и страха. Статуя Предвечного обозначала границу, которую не рискнули бы пересечь в одиночестве ни полицейский, ни стражник. Добропорядочные горожане тоже не отваживались туда соваться. Да и что им было делать в этом безымянном квартале, с почерневшими и полуразрушенными домами, старыми каретами и старыми повозками, старыми мельницами и старыми баржами, бог знает как притащенными сюда? Здесь селились тысячи семей, тоже безымянных и не имеющих корней. Единственным их пристанищем стал воровской мир.

Темнота и тишина становились все более зловещими, и Анжелика поняла, что скоро попадет во владения принца нищих. Сюда едва доносилось пение из таверн. Здесь уже не было ни фонарей, ни таверн, ни песен.

Ничего, кроме настоящей нищеты, с ее грязью, ее крысами, ее бродячими собаками…

Однажды Анжелика уже бывала с Каламбреденом в этом потаенном квартале предместья Сен-Дени. И он даже показал ей вотчину принца нищих. Это был странный многоэтажный дом, прежде, видимо, принадлежавший монастырю. Среди куч земли, груд старых досок и щебня еще сохранились подпертые сваями, чтобы не обвалились, башенки с колоннами и развалины внутренних галерей.

Укрепленный со всех сторон, неустойчивый и увечный, зияющий ранами всех своих арочек и стрельчатых окон и спесиво воздевший ощипанный плюмаж своих башенок – таков был дворец короля нищих.

Принц нищих жил в нем со своим двором, своими женами, своими помощниками и своим идиотом. Именно здесь, под крылом принца нищих, Жан Тухляк содержал свой товар – украденных законных или бездомных детей.


Проникнув в опасный квартал, Анжелика сразу принялась искать этот дом. Инстинкт подсказывал ей, что Флоримон там. Она шла под защитой кромешной тьмы. Встреченные ею прохожие не обращали внимания на оборванку, которая ничем не отличалась от обитателей здешних печальных трущоб. Если бы к ней обратились, она легко бы вышла из положения, не вызвав подозрений. Она достаточно хорошо знала обычаи и язык воровского мира.

Выбранный ею маскарадный костюм, платье нищенки, поистине был единственным, который мог позволить ей безнаказанно пройти через этот ад.

Какая представительница этого страшного мира могла в тот вечер обвинить ее, закутанную в мокрое и рваное тряпье, с бритой головой арестантки, искаженным тревогой и усталостью лицом, что она не из них и проникла на эту проклятую территорию с враждебным умыслом?

И все же она должна была стараться, чтобы ее не узнали. В этом квартале обосновались две соперничающие банды.

Что будет, если распространится слух, будто здесь рыщет Маркиза Ангелов? Ночная охота диких зверей в лесной чаще менее жестока, чем люди, устремившиеся по следу одного из себе подобных во чреве города!

Для надежности Анжелика нагнулась, зачерпнула с мостовой грязь и вымазала лицо.

* * *

В этот поздний час дом принца нищих отличался от остальных тем, что был освещен. То тут, то там в окнах поблескивала рыжеватая звездочка незамысловатого светильника, представлявшего собой плошку с маслом, в которой чадила старая тряпка.

Спрятавшись за столбом, Анжелика долго разглядывала дом. Жилище принца нищих оказалось к тому же и самым шумным. Там, как прежде в Нельской башне, проходил сход нищих и бандитов. Принимали людей Каламбредена. Вечер был холодным, поэтому для тепла все двери и окна были загорожены старыми досками.

Анжелика решилась подойти к окну и глянула в щель между двумя досками. Помещение было переполнено. Кое-кого молодая женщина узнала: там были Малый Евнух и Старый Пень, с окладистой бородой, и, наконец, Жан Тухляк. Грея белые руки у огня, он говорил помощнику принца нищих:

– Вот что называется славная операция, мой дорогой магистр. Полиция не только не причинила нам никакого вреда, но еще и помогла разгромить банду этого наглого Каламбредена.

– Мне кажется, ты ошибаешься, говоря, что полиция не причинила нам никакого вреда. Полтора десятка наших людей без суда были повешены на виселице Монфокон! И мы даже не знаем, оказался ли в их числе Каламбреден!

– Да ну… В любом случае у него разбита башка и он еще не скоро сможет собрать свой отряд… Если, конечно, допустить, что он появится. В чем я сомневаюсь. Родогон занял все его позиции.

Старый сборщик налогов вздохнул:

– Значит, нам придется расправиться и с Родогоном. Нельская башня, которая преграждает доступ на Новый мост и Сен-Жерменскую ярмарку, – это важное стратегическое место. Прежде, когда я преподавал историю нескольким шалопаям в коллеже Наварры…

Жан Тухляк не слушал его:

– Не будь пессимистом относительно будущего Нельской башни. По мне, так даже хорошо иногда обновить кровь такой революцией. Что за дивный урожай я собрал в Нельской башне! По меньшей мере два десятка отборных сопляков, за которых я получу хорошую плату звонкой монетой.

– И где же твои херувимчики?

– Там, наверху… Мадлен, дочь моя, подойди и покажи мне своего питомца.

Толстая женщина с тупым лицом оторвала от груди сосавшего ребенка и протянула его мерзкому типу. Тот принял его и с гордостью показал собеседнику:

– Что за красавчик этот маленький мавр! Когда он подрастет, я закажу ему небесно-голубой наряд и продам парнишку кому-нибудь из придворных.

Тут один из нищих взял дудку, двое других принялись отплясывать крестьянский бурре, и Анжелика больше не слышала, о чем говорили Жан Тухляк и Старый Пень.

Но теперь она была уверена. Украденные в Нельской башне дети находятся в доме, видимо в помещении над основным залом.

Анжелика очень медленно двинулась вдоль стены. И обнаружила лаз, ведущий на лестницу. Сняв башмаки, она пошла босиком, стараясь не шуметь.

Винтовая лестница привела ее в коридор. Стены и пол были глинобитными. Слева Анжелика заметила пустую комнату, где мигал светильник. В стены были вмурованы цепи. Кого здесь держали?.. Кого пытали?.. Она вспомнила: говорили, будто во время Фронды Жан Тухляк похищал молодых людей и одиноких крестьян и продавал их вербовщикам в армию… В этой части дома стояла пугающая тишина.

Анжелика пошла дальше.

Коснувшись ее босой ноги, мимо пробежала крыса. Анжелика сдержала вопль ужаса.

Теперь из глубины дома до нее доносился новый звук.

Стоны, далекие всхлипывания, плач становились все отчетливее. Сердце ее сжалось: плакали дети. Она представила себе лицо Флоримона с испуганными черными глазами, текущие по бледным щекам слезы. Ему было страшно в темноте. Он звал… Анжелика ускорила шаг, жалобный плач буквально притягивал ее. Поднявшись на следующий этаж, она миновала еще две комнаты; тускло светили масляные плошки. На стенах Анжелика заметила медные гонги, они да брошенные прямо на пол охапки соломы и несколько глиняных мисок представляли жалкое убранство зловещего особняка.

Она поняла, что находится у цели. Теперь она ясно слышала горестный хор рыданий, к которому примешивался ободряющий шепот.

Анжелика вошла в комнатку, расположенную по левую сторону коридора, по которому она только что прошла. В нише мерцал огонек. Но никого не было. Однако звуки доносились именно отсюда. В глубине комнаты Анжелика заметила тяжелую дверь. Это была первая запертая дверь, попавшаяся ей, остальные комнаты были открыты всем ветрам.

В створке было зарешеченное окошко. Через него Анжелика ничего не могла разглядеть, но поняла, что дети там, в этой норе без воздуха и света. Как привлечь внимание двухлетнего малыша?

Почти касаясь губами прутьев решетки, молодая женщина тихонько позвала:

– Флоримон! Флоримон!

Плач ненадолго прекратился. Какой-то голос из-за двери прошептал:

– Это ты, Маркиза Ангелов?

– Кто это?

– Это я, Лино. Жан Тухляк запер нас здесь с Флипо и другими.

– Флоримон с вами?

– Да.

– Это он плачет?

– Он плакал, но я сказал ему, что ты придешь за ним.

Анжелика догадалась, что мальчишка повернулся, чтобы ласково прошептать:

– Вот видишь, Фло, твоя мама здесь.

– Потерпите, сейчас я вас выпущу, – пообещала Анжелика.

Она осмотрела дверь. Замки выглядели крепкими. Но стена была гнилая.

Наверное, можно попытаться выломать петли. Анжелика стала скрести ногтями штукатурку.

И тут позади себя она услышала странный шум. Что-то вроде кудахтанья, сначала сдавленного, которое понемногу становилось все громче и громче, пока не превратилось в СМЕХ.

Молодая женщина обернулась и на пороге увидела принца нищих.

Урод развалился в низкой четырехколесной тележке. Именно так, упираясь в пол и помогая себе обеими руками, он передвигался по своему жуткому лабиринту.

Он не сводил с Анжелики свирепого взгляда. А она, парализованная ужасом, вспомнила его фантастическое появление на кладбище Святых Мучеников.