Анжелика не спешила вернуть часы.

– Красивая вещица, – проговорила она, с интересом разглядывая часы.

Лицо кабатчика снова озарилось улыбкой.

– Вам нравится? Я их купил у одного торговца из кантона Юра. Они на зиму спускаются с гор со своим товаром и живут в Париже. Чего у них только нет… Но, должен признать, они не перед каждым раскрывают свои закрома, будь ты хоть принц. Они любят знать, с кем имеют дело. Эти люди предпочитают общаться с серьезными покупателями, а не с простофилями… Особенно если речь идет о таких чудесах техники, как мои часы. Верно ты говоришь, это поистине произведение искусства, – повторил господин Буржю, любуясь, как серебряная крышка часов сверкает в робких лучах пробивающегося сквозь облака солнца.

Потом он сунул часы в карман, продел цепочки и брелоки в петли и снова бросил на Анжелику подозрительный взгляд.

– Никак не пойму, как часы могли выпасть из кармана, – сказал он. – И еще не пойму, с чего вдруг ты заговорила как знатная дама, хотя еще вчера говорила на таком жаргоне, что у меня волосы дыбом вставали. Видать, ты хочешь меня облапошить и соблазнить, ты ж потаскуха.

Анжелика не растерялась.

– Не так-то легко с вами разговаривать, папаша Жак, – укоризненно заметила она. – Вы чересчур хорошо знаете женщин.

Торговец сложил короткопалые руки на круглом, как бочонок, брюхе, и лицо его приняло свирепое выражение.

– Знаю я вас. Так что меня не проведешь!

Не отводя взгляда от потупившейся преступницы, он выдержал многозначительную паузу.

– Ну так что? – решительно продолжил он.

Анжелика была выше ростом. Суровый вид толстяка в надетом набекрень колпаке рассмешил ее. Однако она смиренно ответила:

– Я сделаю, как прикажете, господин Буржю. Если выгоните меня с детьми, уйду. Но я не знаю, куда идти, куда увести малышей, чтобы защитить их от холода и дождя. Я живу в комнате Барбы. Я вас не стесняю. У меня свои дрова и пища. Сопровождающие меня мальчишки и девочка могли бы оказывать вам мелкие услуги: носить воду, мести двор… Малыши останутся наверху…

– Почему это они останутся наверху? – проревел кабатчик. – Детям место не в голубятне, а в кухне, возле очага, где они могли бы греться и прогуливаться в свое удовольствие. Ох уж эти нищенки!.. Бессердечные, как скотина! Ну-ка, спускай своих карапузов в кухню, если не хочешь, чтобы я рассердился! Не хватало еще, чтобы ты ненароком подожгла мне кровлю!..

Как птица взлетела Анжелика на седьмой этаж, в мансарду Барбы. В этом торговом квартале, где под натиском бурно растущего города в Средние века дома стояли очень тесно, их строили высокими и узкими.

На каждом этаже располагалось две комнаты, а чаще даже одна, вокруг которой и вилась винтовая лестница, словно решившая довести вас до неба.

На площадке перед Анжеликой метнулась какая-то испуганная тень, в которой она узнала Давида, племянника хозяина. Поваренок вжался в стену и бросил на Анжелику мстительный взгляд. Анжелика уже не помнила унизительных слов, брошенных ею в адрес парнишки в тот день, когда она впервые пришла в харчевню, чтобы повидать Барбу.

Она улыбнулась, решившись завести друзей в доме, где намеревалась вернуться к достойному существованию:

– Здравствуй, малыш.

– Малыш? – вздрогнув, проворчал тот. – Заметь, при случае я бы мог на твоей голове есть пирожки. По осени мне стукнуло шестнадцать.

– О, извините, сударь! Непростительная ошибка с моей стороны. Будете ли вы столь великодушны даровать мне прощение?

Давид, судя по всему, не привык к подобным шуткам. Он неловко пожал плечами и пробормотал:

– Да ладно, чего там…

– Вы слишком добры. Я растрогана. И как вы прекрасно воспитаны, что не позволяете себе фамильярно тыкать знатной даме…

Казалось, бедный поваренок испытывал страшные муки. У него были довольно красивые черные глаза на худом и бледном лице переростка. Уверенность мигом покинула его.

Вдруг Анжелика, которая уже снова поднималась по лестнице, остановилась:

– С таким акцентом ты точно южанин, угадала?

– Ага… из Тулузы.

– Из Тулузы! – воскликнула она. – Братец-земляк!

Она бросилась парню на шею и расцеловала его.

– Тулуза, – повторяла она.

Поваренок покраснел как помидор. Анжелика сказала ему еще что-то на родном наречии, и волнение Давида удвоилось.

– Так вы, значит, оттуда?

– Почти.

Эта встреча странным образом обрадовала Анжелику. Какой поворот судьбы! Быть одной из знатных дам Тулузы и дойти до того, чтобы целовать какого-то поваренка только за то, что в языке его чувствуется этот привкус солнца с запахом чеснока и цветов!

– Красивый город, – прошептала она. – Почему ты там не остался?

Давид объяснил:

– Мой отец умер. А он всегда хотел, чтобы я обосновался в Париже, где можно заняться оптовой торговлей и научиться ремеслу торговца прохладительными напитками. Сам-то он был бакалейщик. Я поступил, как он велел, и даже собирался пройти экзамен по воску, макаронам, сахару и пряностям, тут он и помер. Тогда я отправился в Париж и прибыл сюда как раз в тот день, когда моя тетушка, мамаша Буржю, умирала от оспы. Никогда мне не будет удачи. Я вечно промахиваюсь. – Он умолк, едва сдерживаясь, чтобы не расплакаться.

– Удача к тебе вернется, – пообещала Анжелика и принялась подниматься по лестнице.

В мансарде Анжелика обнаружила Розину. Почесывая голову, та вполглаза наблюдала за шалостями Флоримона и Кантора. Барба была внизу, в кухне. Мальчишки отправились «пройтись». На воровском жаргоне это означало, что они пошли попрошайничать.

– Не хочу, чтобы они просили милостыню, – решительно сказала Анжелика.

– Ты не хочешь, чтобы они воровали, ты не хочешь, чтобы они попрошайничали. Тогда чего же ты хочешь?

– Чтобы они работали.

– Но это работа! – возразила девушка.

– Нет! И давай-ка помоги мне поскорей отвести малюток в кухню. Да поживей! Присмотришь там за ними, а заодно поможешь Барбе.

Анжелика с радостью разместила детей в просторных комнатах, где было тепло и вкусно пахло. Казалось, даже огонь в очаге разгорелся с новым жаром.

«Пусть они больше никогда не страдают от холода, пусть они больше никогда не страдают от голода! – мысленно твердила Анжелика. – Честное слово, до чего же славно я придумала – привести их в харчевню!»

Флоримон был одет в серо-коричневое кисейное платьице, корсаж из желтой саржи и передник из зеленой саржи. Голову его украшал саржевый чепец, тоже зеленого цвета. Эти цвета делали его личико с тонкими чертами еще более болезненным. Чтобы проверить, нет ли у него жара, Анжелика пощупала лоб сына и приложилась губами к его ладошке. Малыш выглядел бодрым, хотя несколько капризным и плаксивым. А Кантор с самого утра был занят тем, что пытался высвободиться из пеленок, в которые Розине удалось, хоть и не особенно ловко, завернуть его. И вскоре уже он, голенький, как ангелочек, встал на ножки в корзине, куда его положили, и попытался вылезти из нее, чтобы поймать языки пламени.

– Этого ребенка растили не как положено, – озабоченно сказала Барба. – Хотя бы ручки и ножки ему пеленали? Он не сможет держаться прямо и даже рискует стать горбатым.

– Пока что он выглядит скорее слишком крепким для девятимесячного малыша, – заметила Анжелика, с восхищением глядя на младшего сына.

Но Барбе было неспокойно. Ее беспокоило, что Кантор слишком подвижен.

– Вот выдастся свободная минутка, нашью ему свивальников, чтобы пеленать. Но нынче утром об этом не может быть и речи. Похоже, господин Буржю в ярости. Представьте, госпожа, он приказал мне вымыть полы, натереть столы воском, да еще я должна сбегать на площадь Тампль и купить там мягкого мела, чтобы почистить оловянную посуду. Просто голова кругом…

– Попроси Розину помочь тебе.

Позаботившись обо всем, Анжелика торопливо направилась к Новому мосту.

Цветочница не узнала ее. Анжелике пришлось напомнить торговке, как однажды она помогала ей составлять букеты и удостоилась ее похвалы.

– Да как же я могу тебя узнать? – воскликнула добрая женщина. – В тот раз у тебя на голове были волосы, но на ногах не было башмаков. А теперь ты в башмаках, зато без волос. Но пальчики у тебя, надеюсь, все те же? Садись рядом. Ко Дню Всех Святых работы довольно. Вскоре расцветут все кладбища и церкви, не говоря уже об изображениях покойных.

Анжелика устроилась под красным зонтом и добросовестно и ловко принялась за дело. Она не поднимала глаз, опасаясь увидеть на ярком фоне реки старый силуэт Нельской башни или узнать среди прохожих на Новом мосту кого-нибудь из нищих Каламбредена.

Но в тот день на Новом мосту было спокойно. Не слышно было даже громового голоса Большого Матье, потому что на период Сен-Жерменской ярмарки он вместе со своей кафедрой на колесах и оркестром переместился туда.

Новый мост стал пустынным. Сейчас на нем встречалось меньше зевак, меньше фокусников, меньше нищих. Анжелике это было на руку.

Торговки, ахая, обменивались сплетнями о сражении на Сен-Жерменской ярмарке. Говорили, будто после кровавой бойни до сих пор подсчитывают трупы. На сей раз полиция оказалась на высоте. С того памятного вечера стражники частенько проводили по улицам группы нищих в Центральный госпиталь или партии каторжников на галеры. Что же до казней, то каждая новая заря освещала двух-трех повешенных на Гревской площади.

Потом все с горячностью обсудили наряды, которые наденут женщины – цветочницы и фруктовщицы с Нового моста, когда вместе с торговками сельдью с Центрального рынка пойдут поздравлять молодую королеву и новорожденного монсеньора дофина от имени парижских торговок.

– А пока, – продолжала хозяйка Анжелики, – меня заботит другое. Где нашу братию достойно угостят по случаю Дня святого Вальбонна? В прошлом году хозяин кабака «Добрые детки» ободрал нас как липку. Я не желаю, чтобы хоть одно мое су упало в его мошну.

Анжелика вмешалась в разговор, который поначалу слушала молча, как подобает почтительной ученице:

– Я знаю великолепную харчевню на улице Валле-де-Мизер. Цены там доступные, а готовят вкусно и по-новому.

И она быстро перечислила блюда, в приготовлении которых некогда принимала участие как хозяйка Отеля Веселой Науки:

– Пироги с раками, фаршированные фенхелем индейки, рубец ягненка. Не говоря уже о миндальных и фисташковых пирожных, слоеных пирожках и анисовых вафлях. К тому же, сударыни, в этой харчевне вы полакомитесь кое-чем, чего никогда не видывал на своем столе даже сам его величество король Людовик Четырнадцатый, – крошечными горячими и воздушными бриошами, начиненными засахаренным паштетом из печени. Это настоящее чудо!

– Хм… Девушка, от твоих рассказов у нас слюнки текут! – наперебой воскликнули торговки, лица которых буквально засветились от предвкушения. – Где ты живешь?

– Под вывеской «Храбрый Петух», это последняя харчевня на улице Валле-де-Мизер в сторону набережной Таннер.

– Вот уж не думаю, что в твоем «Петухе» так уж хорошо готовят. Мой муж работает на Главной скотобойне и порой заходит туда перекусить. Он говорит, заведение тоскливое и малопривлекательное.

– Вы не все знаете, голубушка. Хозяин харчевни господин Буржю только что выписал из Тулузы племянника. Он изысканный кулинар и знаком со многими блюдами средиземноморской кухни. Не забывайте, что Тулуза – это один из тех французских городов, где правят цветы. Святой Вальбонн только обрадуется, что его чествуют под таким покровительством! А еще в «Храбром Петухе» живет обезьянка, умеющая строить всякие рожицы. И скрипач, который знает все песенки Нового моста. Короче, все, что нужно, чтобы как следует повеселиться в теплой компании.

– Ну, девушка, похоже, ты владеешь даром расхваливать товар даже лучше, чем вязать букеты! Схожу-ка я туда.

– О нет, только не сегодня! Тулузский кулинар отправился в поля, специально чтобы выбрать капусту для рагу с обжаренной ветчиной. Рецепт этого блюда он хранит в строжайшей тайне. Но завтра вечером мы вас ждем вместе еще с двумя дамами, чтобы обсудить меню.

– А что ты делаешь в харчевне?

– Господин Буржю мне родня, – ответила Анжелика.

Вспомнив, что при первой встрече с цветочницей у нее было печальное лицо, она пояснила:

– Мой муж был мелким кондитером. Этой зимой он еще не прошел проверку на звание мастера, чтобы стать компаньоном, когда умер от чумы. Он оставил меня в нищете, потому что за время его болезни мы много задолжали аптекарю.

– Да, знаем мы, что такое счета от аптекаря! – вздохнули цветочницы, воздев глаза к небесам.

– Господин Буржю принял меня из жалости, и я помогаю ему по хозяйству. Но посетителей мало, поэтому я стараюсь заработать немного денег на стороне.

– Как тебя зовут, красавица?

– Анжелика.

Вскоре она поднялась и попрощалась с цветочницами, сказав, что пойдет предупредить господина Буржю.

Торопливо возвращаясь на улицу Валле-де-Мизер, она поражалась: столько наврала всего за одно утро! Анжелика даже не пыталась понять причину, толкнувшую ее на поиски клиентуры для господина Буржю. Быть может, таким образом она хотела выразить кабатчику признательность за то, что не выгнал ее? Надеялась ли она на благодарность с его стороны? Она не задавала себе вопросов. Она лишь плыла по течению, требовавшему от нее делать то одно, то другое. Внезапно обострившийся инстинкт матери, спасающей своих малышей, толкал ее все вперед и вперед. Так, постепенно, при помощи то лжи, то смекалки, то отчаянной отваги, она сумеет спасти себя, спасти своих детей. В этом она была уверена!