Анжелика стряхнула песок с бумаги с подсчетами и снисходительно рассмеялась:

– Вот и вертись между тремя поварами, по разным причинам пылающими ко мне нежностью! Надо думать, что этому способствует профессия… От жара плиты их сердца тают, как индюшечий жир.

Вошла Жавотта, чтобы помочь ей раздеться и расчесать волосы.

– Что там за шум у двери? – спросила Анжелика.

– Не знаю. Словно крыса скребется.

Шум усилился, Анжелика пошла в прихожую и поняла, что шум шел не снизу, а от окошечка посредине. Она отодвинула занавеску и слегка вскрикнула от неожиданности, потому что через решетку тотчас просунулась черная ручонка и отчаянно потянулась к ней.

– Это Пикколо! – воскликнула Жавотта.

Анжелика отодвинула засовы, открыла дверь, и обезьянка бросилась к ней на руки.

– Что случилось? Он никогда не приходил сюда один. Можно подумать… Ну да, право слово, он порвал цепочку.

Недоумевая, она отнесла маленькое животное к себе в комнату и посадила на стол.

– О-ля-ля! – со смехом воскликнула служанка. – И в каком он виде! Одежки-то запачканы красным и прилипли. Он, верно, свалился в вино.

Анжелика продолжала гладить Пикколо и тоже заметила, что пальцы стали липкими и красными. Она их понюхала и побледнела.

– Это не вино, – возразила она, – это кровь!

– Он ранен?

– Сейчас посмотрю.

Она сняла короткие штанишки и вышитый камзольчик, пропитанные кровью. Животное нервно дрожало, хотя ран не было видно.

– Пикколо, что с тобой? – вполголоса спросила Анжелика. – Объясни, дружок, что случилось?

Обезьянка смотрела на нее испуганными, широко раскрытыми глазами. Вдруг она отскочила назад, схватила маленькую коробочку воска для запечатывания писем и начала важно расхаживать, потряхивая перед собой коробочкой.

– Ах, разбойник! – воскликнула Жавотта и расхохоталась. – Он нас перепугал, а теперь передразнивает Лино с его корзиной с вафлями. Как похоже, мадам! Совсем как Лино, когда он предлагает свои вафли.

Но животное, изображая маленького продавца вафель, обошло стол и опять заволновалось. Обезьянка вертелась, оглядывалась вокруг, отступала назад. Она строила гримасы, выражающие ужас и испуг, и смотрела то направо, то налево. Казалось, животное умоляло незримых людей. Потом оно изобразило борьбу. Выпустило из лапок коробочку и с пронзительным криком упало на спину.

– Да что с ним? Что с ним? – повторяла испуганная Жавотта. – Он заболел! Или сошел с ума!

Анжелика, внимательно наблюдавшая за действиями обезьянки, направилась к гардеробу и достала длинную накидку и маску.

– Я думаю, что с Лино случилось несчастье, – сказала она. – Я должна туда пойти.

– Я пойду с вами, мадам.

– Если хочешь. Тогда ты будешь светить фонарем. Но сначала отнеси обезьянку к Барбе, пусть она ее помоет, согреет и даст молока.

Предчувствие неотвратимого несчастья охватило Анжелику. Несмотря на успокаивающие слова Жавотты, она ни минуты не сомневалась, что обезьянка наблюдала, а теперь изобразила перед ними страшную сцену. Но действительность превзошла все самые худшие опасения. Едва они подошли к набережной Таннёр, как их едва не опрокинул какой-то человек, несущийся, как выпущенная стрела. Это был насмерть перепуганный Флипо.

Анжелика схватила его за плечи и сильно встряхнула, чтобы он пришел в себя.

– Я бежал за тобой, Маркиза Ангелов, – заикаясь, произнес парнишка. – Они… Они убили Лино!

– Кто «они»?

– Эти… Мужчины, посетители.

– Зачем? Что случилось?

Бедный подмастерье сглотнул слюну и затараторил, словно хорошо выученный урок:

– Лино со своей корзинкой с вафлями был на улице. Он распевал: «Вафли! Вафли! Кому нужен вафельщик?..» Он распевает так каждый вечер. Один из наших посетителей, знаете, один из господ в маске и кружевном воротнике, сказал: «Прелестный голосок. Я почувствовал желание полакомиться вафлями. Позовите мне торговца». Пришел Лино. Тогда господин говорит: «Клянусь святым Дионисием, мальчуган еще соблазнительней, чем его голосишко». Он посадил Лино на колени и стал его целовать. Другие тоже захотели его поцеловать… Все они были пьяны в доску… Лино уронил корзину, закричал и стал отбиваться ногами. Один из господ вытащил шпагу и проткнул ему живот. Другой тоже воткнул свою шпагу ему в живот. Лино упал, и из его живота полилась кровища.

– И господин Буржю не вмешался?

– Вмешался, но они его оскопили.

– Что? О чем ты говоришь? Кого?

– Хозяина.

– Ты с ума сошел!

– Нет, не я. Это они все с ума посходили, совершенно точно. Когда господин Буржю услышал крики Лино, он вышел из кухни. Он сказал: «Господа! Остановитесь! Господа!» Но они на него набросились. Они хохотали и, отвешивая тумаки, приговаривали: «Толстая бочка! Пузатый бочонок!» Даже я начал хихикать. А потом один сказал: «Я его знаю, это бывший хозяин „Храброго Петуха“!..» А другой сказал: «В тебе ничего не осталось от храброго петуха, я сделаю из тебя каплуна». И он взял большой нож для мяса. Они все на него набросились и отрезали ему…

Парнишка завершил свой рассказ энергичным жестом, который не оставлял сомнения, жертвой какого ужасного увечья стал несчастный торговец жареным мясом.

– Он вопил, как осел! А теперь замолчал. Может, уже умер. Давид тоже пытался их остановить. Его ударили шпагой по голове. И когда мы с Давидом это увидели, и другие поварята тоже, и служанки, и Сюзанна, мы все убежали!

Улица Валле-де-Мизер выглядела необычно. В дни карнавала она всегда многолюдна, харчевни полны народу, все поют и чокаются. Но сейчас в конце ее собралась странная толпа в белых одеждах и в высоких поварских колпаках. Владельцы соседних харчевен и их поварята, вооруженные шпиговальными иглами и вертелами, сбились в кучку перед таверной «Красная Маска».

– Мы не знаем, что делать! – закричал один из них Анжелике. – Эти дьяволы заблокировали дверь скамьями. И у них у всех пистолеты…

– Нужно сходить за ночным караулом.

– Давид уже сбегал, но…

Хозяин «Ощипанного Каплуна», ближайшей харчевни, тихо пояснил:

– Их слуги задержали караул на улице Трипери. Они заявили, что посетители «Красной Маски» весьма высокопоставленные особы, приближенные короля, и что караул глупо будет выглядеть, вмешавшись в эту историю. Давид добежал и до Шатле, но слуги уже предупредили гвардейцев. В Шатле ему ответили, чтобы он сам разбирался со своими клиентами.

Из таверны «Красная Маска» доносился страшный шум: дикий смех, пьяные песни, крики – настолько чудовищные, что у добропорядочных трактирщиков волосы под колпаком вставали дыбом.

Столы и скамьи, наваленные перед окнами, не позволяли видеть, что происходит внутри, но оттуда раздавался шум битого стекла и посуды, а по временам и сухие щелчки пистолетных выстрелов, мишенью для которых, вероятно, служили изделия из дорогого стекла, украшавшие столы и каминную доску.

Анжелика заметила Давида. Он был белый, как его передник, лоб перевязан тряпкой с пятнами крови.

Давид подошел к ней и, заикаясь, дополнил рассказ об ужасной вакханалии, разыгравшейся в ее отсутствие. В какой-то момент господа стали страшно требовательными. До этого они уже напились в других кабаках. Они начали с того, что вылили на голову одного поваренка полную супницу почти кипящего супа. С огромным трудом удалось выгнать их из кухни, где они пытались овладеть Сюзанной, хоть она и не представляла соблазнительной добычи. Наконец разыгралась драма с Лино, милая мордашка которого пробудила в них мерзкие желания…

– Постой, – сказала Анжелика, схватив подростка за руку. – Нужно пойти посмотреть. Я пройду через двор.

Двадцать рук удержали ее.

– Ты с ума сошла!.. Они проткнут тебя шпагой! Это просто звери!..

– Может быть, еще можно спасти Лино и господина Буржю?..

– Войдем, когда они угомонятся.

– И когда все переломают, разграбят и сожгут! – закричала она.

Вырвавшись из рук, которые ее удерживали, она потянула за собой Давида и вошла во двор. Оттуда они проникли в кухню.

Дверь кухни, ведущая в общий зал, была накрепко заперта Давидом, перед тем как он спасся бегством вместе с другими слугами. Анжелика вздохнула с облегчением. Хоть главные припасы, сложенные здесь, оказались вне досягаемости разбушевавшихся мерзавцев.

С помощью юноши она придвинула стол к стене и влезла на него, чтобы заглянуть в зал через фрамугу, расположенную в середине стены.

Ее взору предстал разгромленный общий зал, заваленный посудой и блюдами, грязными скатертями и битым стеклом. Окорока и копченые зайцы сдернуты с крюков под потолком. Пьяные ходили по засыпанному полу, ударами сапог расчищая дорогу. Теперь непристойные слова их песен, ругательства и проклятия звучали гораздо ближе.

Большинство присутствующих сгрудилось у одного из столов, возле очага. По их поведению и голосам, все более невнятным, нетрудно было догадаться, что скоро они свалятся с ног. В отсветах пламени горланящие глотки и черные маски производили зловещее впечатление. Великолепные костюмы были запятнаны вином и соусами, а возможно, и кровью.

Анжелика старалась разглядеть тела Лино и владельца заведения. Но так как подсвечники были опрокинуты, то бóльшая часть зала тонула в полумраке.

– Кто первым набросился на Лино? – спросила она тихо.

– Вот тот коротышка в углу стола, у которого волны розовых лент на серо-голубом камзоле. Кажется, он положил начало и подтолкнул остальных.

В то же мгновение человек с трудом выпрямился и, подняв бокал дрожащей рукой, воскликнул писклявым голосом:

– Господа, я пью во здравие Астарота и Асмодея, князей тьмы!

– О! Этот голос! – воскликнула Анжелика, отпрянув назад.

Она узнала бы его среди тысячи. Этот голос преследовал ее в самых страшных кошмарах, иногда она просыпалась от этого голоса, который вещал: «Мадам, вы сейчас умрете!»

Так это был ОН… всегда он. Неужели он избран самим адом, чтобы постоянно служить для Анжелики дьявольским воплощением зловещей судьбы?

– И он нанес Лино первый удар шпагой? – спросила она.

– Возможно. Я не знаю. Но высокий, там, позади, в красных штанах-ренгравах, тоже вонзил в него шпагу.

Этому человеку тоже ни к чему было снимать свою маску, чтобы Анжелика узнала его.

Брат короля и шевалье де Лоррен! Теперь она была уверена, что, несмотря на маски, сможет поименно назвать всех остальных!

Вдруг один из пьяниц начал бросать в огонь стулья и табуреты. Другой схватил бутылку и швырнул ее через весь зал. Бутылка разбилась в очаге. В ней была водка. Вспыхнуло высокое пламя и сразу набросилось на мебель. Адский огонь загудел и устремился в трубу, на плитки пола вывалились потрескивающие головешки.

Анжелика соскочила со стола:

– Они подожгут дом. Надо их остановить!

Но подмастерье лихорадочно обхватил ее:

– Вы не пойдете. Они вас убьют!

Какое-то мгновение между ними шла борьба. Но из-за гнева и страха перед пожаром силы Анжелики удвоились, она сумела высвободиться и оттолкнула Давида.

Анжелика надела свою маску. Она тоже не хотела быть узнанной.

Решительно отодвинув засов, Анжелика с грохотом отворила дверь кухни.

Появление на пороге женщины, одетой в длинную черную накидку и в смешную красную маску, на мгновение ошеломило гуляк.

Песни и крики утихли.

– О! Красная маска!

– Господа, – произнесла Анжелика дрожащим голосом, – неужели вы лишились рассудка? Неужели вы не боитесь гнева короля, когда народная молва донесет до него рассказы о ваших преступлениях?..

Последовало оторопелое молчание, и Анжелика поняла, что произнесла то единственное слово – «король!» – которое могло еще дойти до одурманенных пьяных мозгов и пробудить в них проблеск сознания.

Воспользовавшись преимуществом, Анжелика смело прошла вперед. Она стремилась добраться до очага и выкинуть из него горящую мебель, чтобы уменьшить костер и ослабить пламя в трубе, грозившее пожаром.

И тогда она заметила под столом обезображенное тело господина Буржю. Возле него, казалось, спал малыш Лино с распоротым животом, бледный, как снег, и спокойный, как ангел. Кровь обеих жертв смешивалась со струйками вина из разбитых бутылок.

Вид ужасного зрелища на секунду парализовал Анжелику. И как укротитель, охваченный страхом, на мгновение отводит глаза от хищников, так и она потеряла контроль над пьяной сворой.

Этого оказалось достаточно для нового взрыва.

– Женщина! Женщина!

– Вот ее-то нам и надо!

Грубая рука схватила Анжелику за шею. Кто-то сильно ударил в висок. У нее потемнело в глазах, к горлу подступила тошнота. Она плохо понимала, где находится.

Где-то раздавался безнадежный, нескончаемый женский крик…

Вдруг Анжелика поняла, что кричала она сама.

Она лежала на столе, и черные маски с гоготом склонились над ней.

Руки и ноги удерживались железной хваткой. Юбки были задраны.