Но что-то ее тревожило. Что же? Ах да! Зачем Дегре закрыл дверь на ключ?

– Сведения, которые я хочу от вас получить, касаются одного очень важного дела. Я им сейчас занимаюсь. И от этого зависит жизнь нескольких человек. Слишком долго и ни к чему пересказывать вам суть этого дела. Вполне достаточно, если вы просто ответите на мои вопросы. Так вот…

Он говорил, не глядя на нее, очень медленно и прикрыв глаза ладонью, словно погрузился в далекое прошлое.

– Почти четыре года тому назад, во время ночного вторжения к аптекарю Глазеру из Сен-Жерменского предместья, были задержаны два грабителя из низов. Насколько я помню, в воровской среде у них были клички Отмычка и Трус. Их повесили. Однако перед смертью, во время допроса, вышепоименованный Трус произнес какие-то слова, которые я только недавно обнаружил в Шатле в протоколах допроса. Они проливают свет на мое нынешнее расследование. Это касается увиденного Трусом в доме аптекаря Глазера во время того ночного посещения. К сожалению, выражения этого свидетельства очень неточны. Просто бессвязные слова, заставляющие многое подозревать, но ничего не доказывающие. Так вот, я хотел бы вас попросить внести ясность. Что там находилось, у этого старика Глазера?

Мир вокруг становился все более нереальным. Растворились стены комнаты. Светились только темные зрачки широко раскрытых глаз Дегре, от них исходили странные красные лучи, словно светилась прозрачная пелена.

– И вы задаете этот вопрос мне? – спросила Анжелика.

– Да. Что вы видели в ту ночь у старика Глазера?

– Откуда мне знать? Мне кажется, вы просто сходите с ума.

Дегре вздохнул, и свет погас в его глазах за опущенными веками. Он взял со стола гусиное перо и стал машинально вертеть его в руках.

– В ту ночь к старику Глазеру проникла и женщина. Она сопровождала взломщиков. И не кто-нибудь! В преступных кругах эта женщина носила прозвище Маркиза Ангелов. Вы никогда о ней не слышали? Нет? Эта женщина была подругой знаменитого столичного бандита Каламбредена, которого в шестьдесят первом году схватили на Сен-Жерменской ярмарке и повесили…

– Повесили!.. – повторила Анжелика.

– Нет-нет, – мягко поправил ее Дегре. – Не волнуйтесь, мадам… Его не повесили. По правде сказать, он вырвался, прыгнул в Сену и… утонул. Его тело нашли, оно раздулось, как бурдюк, а во рту два фунта песка. Жаль, конечно, такой красивый мужчина! Так я возвращаюсь к Маркизе Ангелов, достойной подруге этого бедняги, который слыл, как вам небезызвестно, отчаянным налетчиком и убийцей. Приговоренный к галерам, он сбежал… Ну и так далее. А ее царствие было кратким, но громким: она участвовала во многих налетах, вооруженных нападениях на кареты, как, например, на карету дочери самого начальника полиции. На ней несколько убийств, в том числе полицейского из Шатле, которому она весьма умело – уж поверьте мне на слово – вспорола живот…

Анжелика вышла из своего оцепенения. Она почувствовала, что ловушка захлопывается.

Ее взгляд упал на открытое окно, откуда доносился шум реки. Внизу Сена!.. Последний побег! «Я погружусь на самое дно! И покончу с миром людей, с этим омерзительным миром!..»

– Маркиза Ангелов была вместе с Трусом в доме Глазера, – продолжал Дегре, – она видела то же, что видел этот человек. Она…

Одним прыжком Анжелика оказалась у окна. Но там уже находился Дегре – он действовал быстрее. Дегре схватил ее за запястья, оттащил от окна и грубо швырнул на стул.

– Ну нет! – прорычал он. – Со мной такие игры не пройдут! А ну-ка, говори! – Над ней склонилось его свирепое лицо. – Да пошевеливайся, если не хочешь, чтобы я тебе помог. Что ты видела у старика Глазера?

Анжелика пристально посмотрела на него. Ее раздирали два противоречивых чувства – страх и гнев.

– Я вам запрещаю мне «тыкать».

– Я всегда «тыкаю» девкам, которых допрашиваю.

– Мне кажется, вы совсем рехнулись?

– Отвечай! Что ты видела у Глазера?

– Я позову на помощь.

– Ори сколько хочешь. В доме живут полицейские, и им запрещено входить ко мне, даже если кричат, что убивают.

Пот заструился по вискам Анжелики. «Нельзя, нельзя потеть, – подумала она. – Никола говорил, что это плохой признак. Это значит, что ты заглотнул наживку…»

– Ты будешь говорить? – повторил Дегре и, чтобы взбодрить, залепил ей пощечину. – Что ты видела у Глазера?

– Мне нечего вам сказать. Вы скотина! Дайте уйти.

Дегре подошел поближе, взял ее за локти и очень осторожно, словно тяжелобольную, заставил встать.

– Не хочешь говорить, золотко? – спросил он неожиданно ласково. – Это нехорошо. Тебе, верно, хочется, чтобы я рассердился?..

Он крепко держал ее. Его руки скользнули вдоль рук молодой женщины и завели ей локти за спину. И вдруг ее пронзила невыносимая боль, она громко вскрикнула. Казалось, железными клещами вырывают руки. Хватка полицейского не позволяла сделать ни одного движения, казалось, будто в ребра вонзается нож. Но главную боль причиняли его пальцы, его растопыренные пальцы, легкое нажатие которых делало пытку еще невыносимей.

– Ну же, говори! Что там было у Глазера?

Анжелика обливалась потом. Пульсирующая боль пронизывала затылок, лопатки, доходила до поясницы.

– А ведь я не спрашиваю ничего необыкновенного. Просто маленькое уточнение в деле, которое не касается ни тебя, ни твоих дружков-нищих… Говори, красавица, я слушаю. Все еще молчишь?

Он сделал неуловимое движение, и нежные пальцы Анжелики хрустнули. Она вскрикнула.

– Понимаешь, твой дружок Трус говорил в Шатле о белом порошке… Ты его видела? – опять заговорил Дегре совершенно спокойно.

– Да.

– Что это было?

– Яд… Мышьяк.

– А! Ты даже поняла, что это мышьяк? – засмеялся он и тут же ее отпустил.

Дегре погрузился в размышления. Казалось, его мысли очень далеко. Измученная болью, Анжелика приходила в себя.

Через минуту он снова толкнул ее на стул и, придвинув табурет, уселся напротив:

– Теперь ты стала умницей, и я больше не сделаю тебе больно.

Пока она рассматривала свои бескровные и омертвелые ладони, он зажал между колен дрожащие колени Анжелики.

– Ну давай рассказывай свою маленькую историю.

Он немного склонил голову набок и не смотрел на нее, превратившись в сурового исповедника зловещих тайн. Она заговорила бесцветным голосом:

– У Глазера была комната с ретортами… Лаборатория.

– Естественно… Всем известно, что это аптекарь.

– Белый порошок лежал в бронзовой миске на прилавке. Я узнала его по чесночному запаху. Трус хотел попробовать, но я не дала, сказав, что это яд.

– Что ты еще заметила?

– Возле миски лежал пакет из толстой бумаги, запечатанный красной печатью.

– На пакете было что-то написано?

– Да. Для господина Сент-Круа.

– Прекрасно. А еще?

– Трус опрокинул реторту, и она разбилась. Шум разбудил хозяина. Мы побежали, но в прихожей услышали, что он спускается по лестнице. Он крикнул: «Нанет! (или какое-то другое похожее имя). Вы забыли закрыть кошек». И еще он спросил: «Это вы, Сент-Круа? Вы пришли за снадобьем?»

– Прекрасно! Прекрасно!

– Потом…

– Что было потом, мне все равно! – отмахнулся полицейский. – Все, что мне нужно, я уже знаю…

Потом… Перед Анжеликой вновь возникла темная улица, по которой неслась собака Сорбонна. Молодая женщина бежала как сумасшедшая. Прошлое не хотело умирать. Мрачное, мерзкое, оно возрождалось, перечеркивая четыре года упорного и честного труда. Анжелика попробовала сглотнуть, но горло словно одеревенело. Наконец ей удалось произнести:

– Дегре… Когда вы об этом узнали?..

– …Что ты Маркиза Ангелов? – спросил он, бросив насмешливый взгляд. – Черт возьми, да с той самой ночи. Ты думаешь, что в моих привычках отпускать девку, когда я ее уже застукал, да еще возвращать ей нож?

Значит, он узнал ее! Ему известны все этапы ее падения.

– Я должна объяснить, – поспешно сказала она. – Каламбреден – сын крестьянина из нашей деревни… Он товарищ моих детских игр. Мы говорили на одном наречии.

– Да мне ни к чему история твоей жизни! – сурово оборвал он.

– Нет, выслушайте! – жалобно закричала Анжелика, вцепившись в него. – Нужно, чтобы я рассказала… Нужно, чтобы вы меня поняли. Он товарищ детства, затем стал в замке лакеем. А потом исчез. И нашел меня, когда я приехала в Париж… Понимаете, он всегда желал меня… А меня тогда все бросили… И вы тоже. Вы тоже тогда меня оставили… в снегу. И он меня взял и подчинил себе… Дегре, это правда, я пошла за ним, но я не совершала всех этих преступлений, которые вы мне приписываете. Это не я убила полицейского Мартена, клянусь вам… Я убила только один раз. Да, это правда, я убила принца нищих. Но ради спасения собственной жизни и чтобы спасти своего ребенка от уготованной ему страшной участи…

– Так это ты убила принца нищих, этого Ролена Коротышку, на всех наводившего ужас? – удивленно и весело вздернул брови Дегре.

– Да.

– О-ля-ля! – рассмеялся он негромко. – Что за номер, Маркиза Ангелов! Ты, сама? Большим ножиком? И раз-з!

Анжелика побледнела. Чудовище снова было здесь, в двух шагах, оно навалилось на нее, и из его перерезанного горла хлестала кровь. Ей показалось, что ее сейчас вырвет.

– Ну, не строй из себя неженку! Да ты совсем закоченела. Давай-ка я тебя согрею.

Он посадил ее на колени, крепко прижал к себе и страстно укусил в губы.

Она вскрикнула от боли и вырвалась из его объятий.

И вдруг к ней вернулось хладнокровие.

– Господин Дегре, – сказала она, собрав остатки достоинства, – я буду вам признательна, если вы уже сейчас примете решение на мой счет. Арестуете вы меня или отпустите?

– В данный момент ни то ни другое, – отвечал он беззаботно. – После нашего короткого разговора нельзя вот так сразу расстаться. Ты думала, что полицейский – это грубая скотина. А на самом деле при случае я могу быть очень нежным.

Дегре встал перед ней. Он улыбался, но в глазах вновь появился красноватый отблеск. И раньше чем она успела сделать хоть одно движение, он обнял ее.

– Иди сюда, моя милая зверюшка, – шептал он, склонившись к ее лицу.

– Я не хочу, чтобы вы говорили со мной в таком тоне! – закричала Анжелика. И вдруг разразилась рыданиями.

Они нахлынули неожиданно. Ураган слез, неистовство рыданий, разрывающих сердце, мешающих дышать.

Дегре перенес ее на кровать, усадил и какое-то время спокойно и очень внимательно за ней наблюдал. Потом, когда рыдания стали стихать, он принялся ее раздевать. Анжелика чувствовала на шее прикосновение его пальцев, с ловкостью камеристки вынимавших булавки из ее корсажа. Ослабев от слез, она уже не могла сопротивляться.

– Какой вы злой, Дегре! – всхлипывала она.

– Нет, милочка, я не злой.

– Я-то думала, что вы мне друг… Я думала, что… О боже мой! Как я несчастна!

– Ш-ш-ш! Ш-ш-ш! Ну что за мысли! – снисходительно сказал Дегре ворчливым тоном.

Он проворно снял с нее тяжелые юбки, расстегнул подвязки, скатал шелковые чулки, снял обувь.

Когда на ней осталась только сорочка, он отошел, и Анжелика услышала, что он тоже раздевается, насвистывая и разбрасывая во все стороны сапоги, камзол и поясной ремень. Затем одним прыжком он оказался на кровати и задернул полог.

В полутьме теплого алькова мощное тело Дегре казалось красноватым и бархатисто-черным. В нем разгорался пыл.

– Ну-ну, девочка! Что это за вздохи умирающей барышни? Кончай плакать! Давай повеселимся! Поди-ка сюда!

Он сорвал с нее сорочку, одновременно наградив таким звонким шлепком по попе, что от унижения Анжелика яростно вскочила и острыми зубками вцепилась ему в плечо.

– Ну и сучка! – расхохотался он. – За это полагается трепка!

Анжелика отбивалась. Началась борьба. Она осыпала его самыми грубыми ругательствами. В ход пошел весь словарный запас Польки, но Дегре хохотал как сумасшедший. Взрывы смеха, блеск белых зубов; острый запах табака, смешанный с запахом мужского пота, глубоко волновал Анжелику. Она была убеждена, что ненавидит Дегре, что желает его смерти. Она кричала, что зарежет его ножом. А он хохотал еще громче. Наконец он сумел подмять ее под себя и потянулся к ее губам.

– Поцелуй же меня, – повторял он. – Поцелуй полицейского… Не будешь слушаться, я так тебя отшлепаю, что три дня не сядешь… Поцелуй… Еще горячее! Я знаю, что ты прекрасно умеешь целоваться…

Она уже не могла устоять перед этими требовательными губами, которые безжалостно впивались в нее после каждого отказа. Она уступила.

Она уступила и через несколько минут слилась с телом победителя, ослепленная страстью. Их борьба приобрела иной смысл, это уже было извечное противоборство богов с лесными нимфами в лесах Олимпа. Любовный пыл Дегре, изобретательного и неистощимого, передался Анжелике как лихорадка. Молодая женщина говорила себе, что Дегре обращается с ней без всякого уважения, что так с ней никто никогда не обращался, даже Никола, даже капитан. Но, запрокинув голову, она хохотала, как шаловливая девушка. Теперь ей стало жарко. Ее тело, сотрясаемое дрожью, расцветало.