Наконец мужчина властно привлек ее к себе. И в ту же секунду перед ней возникло другое лицо: сомкнутые веки, страстная серьезность, ни капли цинизма. Вся ирония улетучилась под напором одного-единственного чувства. Через минуту она почувствовала, что принадлежит ему. И он снова смеялся, довольным утробным смехом. Ей это не понравилось. Сейчас ей хотелось нежности. Новый любовник при первых объятиях всегда пробуждал в ней чувство удивления и страха, может быть, даже отвращения.

Возбуждение спало. Ее охватила свинцовая усталость.

Она вяло позволила овладеть собой, но он будто не обращал на это внимания. Ей даже показалось, что он воспользовался ею, как сделал бы это с любой другой девкой.

И тогда она разразилась жалобами.

– Оставь, оставь меня… – крутила она головой.

Но он неистовствовал, словно хотел изнурить ее.

Все погрузилось во мрак. Нервное напряжение, в котором Анжелика жила последние несколько дней, сменилось непосильной усталостью. Она изнемогала, у нее не было больше ни сил, ни слез, ни желания любить…

* * *

Проснувшись, Анжелика увидела, что лежит на смятой постели, раскинув руки и ноги, как морская звезда, в той самой позе, как сморил ее сон. Полог был раздвинут. Розовое пятно солнечного света плясало на плитках пола. Сена плескалась вокруг опор моста Нотр-Дам. Но к этому шуму примешивались другие, более близкие звуки: тихое настойчивое поскрипывание.

Она повернулась и увидела Дегре. Он что-то писал за столом.

На нем был парик и крахмальный пластрон, и выглядел он спокойным, целиком поглощенным работой. Анжелика смотрела на него и ничего не могла понять. Мысли в голове путались. Она чувствовала налитое свинцом тело, но голова оставалась легкой. Осознав непристойность своей позы, она сдвинула ноги.

В этот момент Дегре поднял голову. Увидев, что она проснулась, он положил перо на чернильный прибор и подошел к кровати.

– Как вы себя чувствуете? Хорошо поспали? – совершенно естественно и очень вежливо спросил он.

Анжелика смотрела на него с удивлением. Она не была уверена, что это он. Где же она видела его страшным, грубым, распутным? Наверное, во сне?

– Поспала? – невнятно переспросила она. – Вы полагаете, что я спала? И как долго?

– Черт возьми, да я уже три часа наблюдаю это очаровательное зрелище!

– Три часа! – повторила Анжелика, вскакивая и натягивая на себя одеяло. – Это ужасно! А встреча с господином Кольбером?

– У вас есть еще час, чтобы подготовиться.

Он направился в соседнюю комнату:

– Здесь у меня прекрасная ванная комната, и в ней есть все для дамского туалета: румяна, мушки, духи и тому подобное.

Он вернулся с шелковым халатом, который бросил на кровать.

– Надевайте его, моя красавица, да поспешите.

Слегка оглушенная, с таким чувством, будто двигается в вате, Анжелика приняла ванну и оделась. Ее одежда, аккуратно сложенная, лежала на сундуке. Перед зеркалом расположились многочисленные принадлежности туалета, неожиданные для гардеробной холостяка: баночки свинцовых белил и румяна, черная краска для век, целый набор флаконов с духами.

Понемногу Анжелика начала вспоминать. Но с трудом, потому что мысли никак не хотели возвращаться. Возникло ощущение звонкой пощечины, почти лишившей ее чувств. О, это было ужасно! Он обращался с ней без всякого уважения, как с простой девкой! И ему известно, что она Маркиза Ангелов! Что с ней теперь будет?

Из комнаты все так же доносился скрип гусиного пера. Но вот Дегре встал из-за стола.

– Вам трудно без помощи? – спросил он. – Могу ли я послужить камеристкой?

И, не ожидая ответа, он вошел в гардеробную и начал ловко завязывать шнурки ее юбки.

Молодая женщина терялась в догадках.

При воспоминании о его ласках Анжелику сковало смущение. Но совершенно очевидно, что мысли Дегре были заняты чем-то другим. Она решила бы, что грезит, если бы зеркало не отражало ее собственное лицо, утомленное сладострастием, глаза с тяжелыми от любовных утех веками, распухшие от поцелуев губы. Какой стыд! Даже неискушенные люди заметят следы страстных забав, в которые увлек ее Дегре.

Она машинально приложила два пальца к распухшим губам, которые все еще пылали.

И поймала в зеркале взгляд Дегре. Он слегка улыбнулся.

– Да, довольно заметно, – сказал он, – но это не имеет значения. Эти важные люди, с которыми вы встретитесь, будут еще больше вами очарованы… И даже слегка позавидуют.

Не отвечая, она уложила волосы и приклеила на скулу мушку.

Полицейский надел перевязь и взялся за шляпу. Несмотря на некоторую мрачность и внешнюю суровость, он выглядел очень элегантно.

– Вы поднимаетесь по служебной лестнице, господин Дегре, – заметила Анжелика, подлаживаясь под его непринужденный тон. – Вы носите теперь шпагу, а ваше жилище, клянусь, выглядит очень уютным.

– Ко мне часто приходят. Общество, знаете ли, развивается в странном направлении. Разве моя вина, что те следы преступлений, которые я обнаруживаю, ведут все выше и выше? Сорбонна стареет, когда она умрет, я не стану заводить новую собаку, потому что теперь самых злостных убийц нужно искать не в трущобах. В наши дни они обитают в других местах.

Он ненадолго задумался.

– Например, в гостиных… – закончил он мысль, покачивая головой. – Вы готовы, мадам?

Анжелика взяла веер и утвердительно кивнула.

– Должен ли я вернуть вам конверт?

– Какой конверт?

– Тот, что вы мне поручили, придя сюда.

Молодая женщина нахмурилась. Потом вдруг вспомнила и слегка покраснела. Ведь речь шла о конверте с завещанием, она вручила его Дегре, намереваясь покончить с собой.

Покончить с собой? Что за глупость! И почему это она хотела умереть? Совсем неподходящий момент! Наоборот, сейчас, впервые за долгие годы, она вплотную подошла к завершению своих усилий, в данный момент даже для короля имеет значение ее решение!..

– Да-да! – ответила она поспешно. – Верните его мне.

Дегре открыл шкатулку и вынул запечатанный конверт. Но когда Анжелика протянула руку, он его удержал. Она вопросительно подняла брови. В глазах Дегре опять горел красноватый отблеск, который, как таинственный луч, проникал в самую глубину души собеседника.

– Вы хотели умереть, верно?

Анжелика растерялась, как ребенок, застигнутый за дурным поступком. Опустив голову, она кивнула.

– А теперь?

– Теперь?.. Право, не знаю. Во всяком случае, я, конечно, воспользуюсь растерянностью этих людей. Это редчайшая возможность, и я убеждена, что, наладив продажу шоколада, восстановлю свое состояние.

– Вот и прекрасно!

Он взял у нее конверт и, подойдя к камину, бросил его в огонь. Дегре подождал, пока не сгорит последний клочок бумаги, и, улыбающийся и невозмутимый, вернулся к молодой женщине.

– Дегре, – прошептала она, – как вы догадались?..

– О моя дорогая! – рассмеялся он. – Вы полагаете, что я так бестолков, что во мне не вызовет подозрений женщина с блуждающим взглядом, без пудры и румян, но уверяющая, что идет на встречу с мужчиной, чтобы покрасоваться в галерее Дворца?.. К тому же… Я вас отлично знаю, – продолжал он после минутного раздумья, – и тотчас понял, что происходит что-то очень серьезное, а потому требовались быстрые и решительные действия. Принимая во внимание мои дружеские намерения, надеюсь, вы простите, мадам, проявленную мною грубость?

– Пока не знаю, – ответила Анжелика с некоторой обидой. – Я подумаю.

Но Дегре уже смеялся, окинув ее ласковым взглядом. Это было унизительно, но в тот же миг она поняла, что на всем белом свете нет у нее лучшего друга.

– И не беспокойтесь о последствиях тех сведений, которые вы мне… так охотно сообщили, – добавил он. – Они для меня ценны, но это был только предлог. Я их сохраню. Однако я уже позабыл, кто мне их предоставил. И последний совет, мадам, если вы позволите скромному полицейскому его высказать. Всегда смотрите вперед, никогда не оглядывайтесь на прошлое. Очень опасно ворошить пепел. Пепел, развеянный по ветру. Потому что всякий раз, как вы будете об этом думать, вам захочется умереть. А я не всегда смогу оказаться рядом, чтобы пробудить вас к жизни…

* * *

На Анжелику надели маску, да еще из предосторожности завязали глаза, и в карете с опущенными шторами привезли в небольшой домик в предместье Вожирар. Повязку с глаз сняли только в гостиной, освещенной несколькими канделябрами. Там находились четверо или пятеро чопорных мужчин в париках, которые не выказали большой радости от встречи с ней.

Не будь здесь Дегре, Анжелика испугалась бы, что попала в ловушку, из которой не выбраться живой.

Но намерения Кольбера, буржуа с холодным и строгим лицом, были честными. Никто лучше этого опытного человека, не одобрявшего дебоши придворных и их манеру сорить деньгами, не смог бы понять обоснованность просьбы Анжелики, направленной королю. С этим согласился и государь, хотя, по правде сказать, с некоторой неохотой из-за скандала, вызванного памфлетами Грязного Поэта.

Анжелика быстро поняла, что если и будет обсуждение, то чисто формальное. Ее личная позиция была неуязвима.

Когда двумя часами позже Анжелика покидала высокое собрание, она увозила обещание, что сумма в 50 000 ливров на восстановление таверны «Красная Маска» будет предоставлена из королевской казны; что патент на производство шоколада, выданный когда-то отцу юного Шайу, будет подтвержден; что Анжелику поименуют в этом патенте и что специально подчеркнут ее независимость от какой бы то ни было гильдии.

Кроме того, ей предоставили всевозможные льготы на получение сырья. И наконец, в качестве возмещения она испросила для себя право стать владелицей акций недавно созданной Ост-Индской компании.

Последнее условие крайне удивило ее собеседников. Но господа финансисты поняли, что молодая женщина прекрасно разбирается в делах. Она объяснила, что для ее предприятия необходимы колониальные товары, а потому Ост-Индская компания может только приветствовать клиентку, заинтересованную как в процветании вышеназванной компании, так и в поддержке самых богатых людей королевства.

Господин Кольбер ворчливо признал, что требования этой молодой особы хотя и значительные, но деловые и обоснованные. В результате согласие было получено. В обмен подручные господина д’Обре, начальника полиции, отправятся в лачугу, стоящую в чистом поле, и найдут там бесхозный ящик, полный пасквилей, в которых жирным шрифтом напечатаны имена маркиза де Лавальера, шевалье де Лоррена и Месье, брата короля.

По дороге в Париж, в той же карете с закрытыми окнами, Анжелика пыталась сдержать свою радость. Неприлично чувствовать себя счастливой, особенно если вспомнить, ценой каких жертв была достигнута эта победа. Но в конечном счете, если все пойдет по задуманному плану, то не нужно удивляться, что в один прекрасный день она станет богатейшей дамой Парижа. А с деньгами она уж сумеет подняться в обществе. Она поедет в Версаль, будет представлена королю, вернет свое положение и воспитает сыновей как маленьких вельмож.

На обратном пути ей не завязали глаза, потому что стояла непроглядная ночь. Анжелика была в карете одна, но, погруженная в свои мечты и расчеты, она даже не заметила, как доехала до города. Вокруг слышалось только цоканье копыт небольшого конного эскорта.

Вдруг карета остановилась, и снаружи приподняли занавеску над окном. При свете фонаря она разглядела лицо Дегре, наклонившегося к дверце кареты. Он был верхом.

– Здесь я расстаюсь с вами, мадам. Карета довезет вас до дому. Через два дня, надеюсь, мы вновь встретимся, и я передам вам все причитающееся. Вы довольны?

– Конечно. О Дегре, это замечательно! Если мне удастся запустить в продажу шоколад, я уверена, что восстановлю свое состояние.

– У вас все получится. Да здравствует шоколад! – заключил Дегре.

Он снял шляпу и, склонившись, поцеловал ей руку, продлив поцелуй, быть может, несколько дольше, чем того требовала вежливость.

– Прощайте, Маркиза Ангелов!

– Прощайте, недотепа! – улыбнулась она.

Глава XXIX

Колбасник с Гревской площади отдыхал, сидя перед своей лавкой. Стоял один из первых весенних деньков. Небо без облачка. На виселице ни одного повешенного, и даже нет приготовлений к новой казни. На острове, по другую сторону Сены, на лучезарном небе вырисовывались квадратные башни собора Нотр-Дам, вокруг которых вились голуби и вороны.

Воздух столь чист, что даже в лавке слышен равномерный шум колеса мельницы господина Юга, расположенной ниже по течению.

В это утро площадь оставалась пустынной. Сразу видно, что скоро пост. Люди ходят медленнее, со скорбными лицами, словно это катастрофа – раз в году принести жертву нашему Господу. Конечно, мэтру Люка, колбаснику, придется закрыть свою лавку. Он понесет убытки, и его супруга будет шипеть, как разъяренная кошка. Но покаяние есть покаяние! Что ты за христианин, если хочешь понести покаяние без страдания? В глубине души мэтр Люка благодарил Святую Церковь за установление поста, который позволял ему уподобить свои желудочные колики страданиям Христа на кресте.