Анжелика глубоко вздохнула, но глаз не отвела. Она почувствовала, что времена уже не те и она уже не та робкая бедная девочка, что со страхом смотрела на всемогущего интенданта Молина, в чьих руках находилась судьба ее семьи.

Теперь она деловая женщина, которую не посчитал зазорным поддержать господин Кольбер и чья проницательность поставила в тупик банкира Пенотье.

– Молин, когда-то вы сказали мне: «Если хочешь добиться цели, надо согласиться с тем, что придется заплатить частичкой себя». Так и теперь; я полагаю, что в этом деле потеряла вещь очень ценную: уважение к себе. Тем хуже для меня! Зато у меня есть цель.

Сурово сжатые губы старика тронула еле заметная улыбка.

– Если моя скромная помощь способна вернуть вам хоть часть спокойствия, то я готов, мадам.

Теперь пришла очередь Анжелики улыбнуться. Они с Молином всегда друг друга понимали. И эта уверенность придала ей мужества в обсуждении брачного контракта.

– Мадам, – начал Молин, – нам надлежит соблюсти точность. Господин маркиз дал мне понять, что переговоры очень серьезны. Исходя из этого, я ознакомлю вас с несколькими условиями, которые вы обязаны принять и в том расписаться. Вы в свою очередь ознакомите меня с вашими условиями. Затем я составлю контракт и зачитаю его в присутствии обеих сторон. Прежде всего, мадам, вы обязуетесь на распятии поклясться в том, что знаете, где находится тайник с ларцом, дабы господин маркиз был уверен в дальнейшем обладании им. Только после этой клятвы все наши документы смогут войти в силу.

– Я готова поклясться, – сказала Анжелика, протянув руку.

– Через несколько минут здесь будет господин дю Плесси со своим духовником. В ожидании их предлагаю прояснить ситуацию. Будучи уверен, что мадам Моран владеет тайной, в высшей степени для него важной, маркиз дю Плесси-Бельер согласился взять в жены мадам Моран, урожденную Анжелику де Сансе де Монтелу, в обмен на следующие преимущества. Как только брак состоится, то есть сразу же за церковным благословением, вы обязуетесь отдать ларец в присутствии двух свидетелей – священника, венчавшего вас, и меня, вашего покорного слуги. Со своей стороны, маркиз дю Плесси-Бельер требует для себя права распоряжаться по своему усмотрению всем вашим имуществом.

– О! Простите!.. – живо возразила Анжелика. – Господин маркиз будет иметь в своем распоряжении столько денег, сколько пожелает, и я готова назначить ему ежегодную ренту. Но я остаюсь единственной владелицей и управляющей своим имуществом. Я возражаю против того, чтобы он любым образом участвовал в моих делах, поскольку много лет работала не для того, чтобы оказаться в нищете, даже и с высоким титулом. Я знаю, насколько расточительны аристократы!

Не моргнув глазом Молин зачеркнул несколько строчек и переписал наново. Затем он попросил Анжелику по возможности детально описать все ее предприятия. И она с гордостью все выложила интенданту, счастливая оттого, что может на равных разговаривать со старым лисом и назвать весьма влиятельных людей, которые могут подтвердить ее слова. Такие предосторожности не смущали ее больше, поскольку, поднаторев в финансовых и коммерческих дебатах, она усвоила, что любое слово чего-то стоит только в том случае, если касается вещей измеримых или подкреплено фактами, которые можно проверить. Когда же она заговорила об Ост-Индской компании и о том, чего ей удалось достичь, в глазах Молина вспыхнуло восхищение.

– Признайте, господин Молин, что я действительно поправила свои дела, – заключила Анжелика.

Он кивнул:

– Да, вы не уронили себя в чужих глазах. Признаю, что во всех ваших комбинациях нет ничего противоправного. Видимо, все зависит от того, сколько вы смогли вложить в самом начале.

Анжелика коротко и горько рассмеялась:

– На старте? У меня не было НИЧЕГО, Молин. Бедность, в какой мы жили в Монтелу, не идет ни в какое сравнение с тем, что мне пришлось испытать после смерти графа де Пейрака.

Едва было произнесено это имя, как оба надолго замолчали. Огонь догорал, и Анжелика взяла полено из короба, стоявшего возле очага, и бросила его на тлеющие головешки.

– Я должен кое-что сообщить вам о серебряном руднике, – сказал Молин тем же любезным тоном. – Он в последние годы очень поддерживал вашу семью, и теперь вы и ваши дети также обладаете правом пользования.

– Разве рудник не опечатали и не передали другим владельцам, как все имущество графа де Пейрака?

– Алчность королевских инспекторов его миновала. Тогда он был вашим приданым, и теперь ситуация с вашим правом собственности весьма двусмысленна…

– Как и все дела, за которые вы беретесь, мэтр Молин, – со смехом отозвалась Анжелика. – У вас просто редкостный дар служить сразу нескольким хозяевам.

– Это не так! – с чопорным видом запротестовал интендант. – У меня не множество хозяев, а множество разных дел.

– Я уловила нюанс, мэтр Молин. Вернемся к делам дю Плесси-Бельера-сына. Обязательство, касающееся ларца, подписано. Я готова обсудить размер ренты, который устроит господина маркиза. В обмен на это я предлагаю брак и прошу признать маркиза обладателем титулов и земель, которыми обладал мой муж. Я настаиваю на том, чтобы быть представленной его родне и признанной его законной супругой. Двое моих детей также должны иметь право на прием и защиту в доме их отчима. И в заключение: я хотела бы иметь сведения о его имуществе и землях.

– Хм… Здесь, мадам, вы рискуете обнаружить весьма скудные запасы. Не скрою, мой молодой патрон сильно задолжал. Кроме этого парижского особняка, он является владельцем двух замков – одного в Турени и одного в Пуату. Замок в Турени перешел к нему от матери. Однако земли обоих замков заложены.

– Вы так плохо вели дела своего патрона, мэтр Молин?

– Увы, мадам! Даже сам господин Кольбер, который по пятнадцать часов в сутки трудится над тем, чтобы выправить финансы королевства, ничего не может поделать с расточительством короля. Его величество сводит на нет все расчеты министра. И господин маркиз проматывает свое состояние, которое и так заметно уменьшилось из-за склонности его батюшки к роскоши как в военных кампаниях, так и в придворных забавах. Король жаловал ему выгодные должности, и он вполне мог бы получать изрядную прибыль, но он их сразу продавал, чтобы расплатиться с карточным долгом или купить новый экипаж. С моей точки зрения, мадам, дела дю Плесси-Бельера находятся в весьма плачевном состоянии. Я ими занимаюсь, скорее, по старой привычке. Позвольте, я запишу ваши предложения.

В наступившей тишине слышался только скрип пера и потрескивание дров в очаге.

«Если я выйду замуж, – думала Анжелика, – то Молин станет моим управляющим. Вот интересно! Я никогда даже представить такого не могла. Конечно, он попытается запустить свои длинные руки в мои дела. Надо будет поостеречься. Но, с другой стороны, это даже хорошо: он очень неплохой советчик».

– Могу ли я предложить вам еще один пункт договора? – спросил Молин, подняв голову.

– К моей выгоде или к выгоде вашего патрона?

– К вашей.

– Но вы, насколько я знаю, представляете интересы маркиза дю Плесси?

Ничего не ответив, старик улыбнулся и снял очки. Откинувшись на спинку кресла, он бросил на Анжелику живой и проницательный взгляд, как десять лет назад, когда он сказал ей: «Я думаю, что понимаю вас, Анжелика, и буду говорить с вами иначе, чем с вашим отцом».

– Я полагаю, – сказал он, – что для вас выйти замуж за моего патрона – большое благо. Это невероятно, но вы здесь, и господин маркиз обязан на вас жениться. Сказать по правде, я понятия не имею, какие обстоятельства побудили вас вступить в этот союз. Дело не в этом. Дело в том, чтобы брак оказался удачным и для моего патрона, и для вас, и для меня. Ведь благополучие слуг зависит от благополучия хозяев.

– Я с вами абсолютно согласна, Молин. Что же это за пункт договора?

– Вы должны настаивать на осуществлении брака, то есть на том, чтобы маркиз исполнил супружеский долг.

– На осуществлении брака? – повторила Анжелика и сделала большие глаза, как воспитанница, едва вышедшая из стен монастыря.

– Господи, мадам, я надеюсь, вы понимаете, о чем идет речь?

– Понимаю, – пробормотала Анжелика, совладав с собой. – Но вы меня удивили. Совершенно очевидно, что, выходя замуж за господина дю Плесси…

– Ничего не очевидно, мадам. Ясно, что маркиз женится на вас не по любви. Я бы даже сказал, что он женится по принуждению. Думаю, что не удивлю вас, если скажу, что вы внушаете ему чувства, которые мало похожи на любовь, скорее на гнев и бешеную злобу.

– Несомненно, – прошептала Анжелика, стараясь как можно непринужденнее пожать плечами.

Но боль охватила ее, и она крикнула:

– Ну и что с того? Что с того, что он меня не любит? Все, что я прошу, – его имя и титулы. Остальное меня не волнует. Он волен мне изменять и спать с любыми фрейлинами или горничными, если ему захочется. Я за ним бегать не стану!

– Вы ошибаетесь, мадам. Я думаю, вы плохо знаете человека, с которым собираетесь сочетаться браком. Сейчас ваша позиция сильна, потому что вы считаете его слабым. Но в дальнейшем вы должны взять над ним верх любыми средствами. Иначе…

– Иначе?

– Иначе вы будете ОЧЕНЬ НЕСЧАСТНЫ.

Лицо Анжелики стало жестким, и она произнесла, стиснув зубы:

– Я уже была очень несчастна, Молин. И не намерена все начинать сначала.

– Именно поэтому я предлагаю вам средство защиты. Послушайте, Анжелика, я уже достаточно стар и имею право говорить с вами прямо. После свадьбы у вас не будет никакой власти над Филиппом дю Плесси. Деньги, ларец – ему достанется все. Доводы сердца для него просто не существуют. Вам надо постараться взять его чувственностью.

– Эта власть весьма опасна, Молин. И очень уязвима.

– Но это власть. И от вас зависит сделать ее неуязвимой.

Анжелика была выбита из колеи. Ей и в голову не пришло обижаться на странные советы, услышанные из уст сурового гугенота. Таков уж был Молин: мудрый, хитрый, он никогда не принимал в расчет принципов, зато малейшие движения человеческой натуры, продиктованные материальным интересом, чувствовал безошибочно. Похоже, Молин был в очередной раз прав. Анжелика вдруг вспомнила, какой страх порой нагонял на нее Филипп своим безразличным, ледяным спокойствием и какой беспомощной она тогда себя чувствовала. В глубине души она рассчитывала приручить его именно в брачную ночь. Когда женщина держит мужчину в объятиях, она становится могущественной. Всегда наступает миг, когда механизм защиты мужчины уступает упоению наслаждением. Опытная женщина должна умело этим воспользоваться. Пройдет время, и мужчина помимо воли снова припадет к источнику наслаждения. Анжелика знала, что, когда прекрасное тело Филиппа соединится с ее телом, а его свежие, упругие губы окажутся на ее губах, она тут же превратится в самую пылкую и искусную из любовниц. И в безымянной любовной борьбе они обретут единство, о котором Филипп, скорее всего, постарается забыть. Но это единство привяжет их друг к другу сильнее, чем любые страстные признания.

Ее затуманенный взгляд снова остановился на Молине. Должно быть, он по лицу Анжелики проследил ее мысли, потому что, иронически ухмыльнувшись, произнес:

– Я также думаю, что вы достаточно хороши собой, чтобы вступить в игру. Но может так случиться… что она сложится не так, как вы задумали. И это вовсе не означает, что вы выиграете первую партию.

– Что вы хотите этим сказать?

– Мой патрон не любит женщин. Он их, разумеется, знает, но они для него все равно что горький, тошнотворный плод.

– Но ему приписывают множество приключений. А его знаменитые оргии в ходе заграничных военных кампаний, в Норвегии…

– У него привычки и замашки солдафона, вынесенные из военных походов. Он берет женщин, словно пожар устраивает или насаживает кого-нибудь на острие меча… чтобы сделать больно.

– Молин, вы говорите страшные вещи!

– Я не стремлюсь вас напугать, просто хочу предупредить. Вы из благородного семейства, но выросли в здоровой сельской обстановке. И вы абсолютно не знаете, какое воспитание обычно получает юноша, чьи родители – богатые светские люди. С самого детства он игрушка – сначала слуг и лакеев, потом суверенов, у которых служит пажом. В итальянских традициях, в которых он воспитывался…

– О! Замолчите… Какая гадость! – прошептала Анжелика, в замешательстве глядя на огонь.

Молин не стал возражать и снова надел очки:

– Так прибавлять этот пункт или нет?

– Прибавляйте что хотите, Молин, я…

Она осеклась, услышав, что дверь открылась. На пороге, как привидение, возник силуэт, который постепенно выступал из полумрака кабинета и становился четче: это был Филипп, в атласном камзоле. Светлые волосы, белый камзол с золотым шитьем… Казалось, он собрался на бал. Анжелику он приветствовал надменным кивком.

– Далеко ли вы продвинулись в переговорах, Молин?