Анна Голон - Анжелика. Путь в Версаль

– О мадам, да с кем же мне болтать? – возмутилась Жавотта. – Я ни слова по-здешнему не понимаю.

Ей было очень досадно, что они уехали из Парижа. Со вздохом она пошла вслед за Барбой поговорить со знакомыми, и в особенности с господином Давидом Шайу.

Анжелика очистила ларец. Ей стоило немалых усилий разработать проржавевшую пружину. Наконец крышка поднялась, и она увидела на дне, выстланном несколькими слоями ткани, изумрудный флакон. Наглядевшись на него, она закрыла ларец. Куда бы его спрятать до приезда Филиппа и до той минуты, когда она отдаст его взамен на обручальное кольцо? Анжелика положила ларец в тот же секретер, откуда его так безрассудно вытащила пятнадцать лет назад. «Если бы я тогда знала! – сказала она себе. – Но разве в тринадцать лет можно предвидеть последствия своих поступков?»

Спрятав ключ от секретера за корсаж, она в отчаянии огляделась. Эти места вызывали у нее тягостное чувство. Из-за мелкой кражи, которую она совершила, Жоффрей, ее единственная любовь, был приговорен и рухнула вся их жизнь!..

Она заставила себя ненадолго прилечь отдохнуть. Вскоре щебет детских голосов на лужайке возвестил ей о том, что сыновья проснулись. Она спустилась к ним, усадила их в старую двуколку вместе с Барбой, Жавоттой, Флипо и Легконогим, а сама села за кучера. И вся компания весело покатила в Монтелу.

Солнце садилось, и по зеленым лугам, где паслись мулы, разливался шафрановый свет. Болота осушили, и от этого весь пейзаж очень изменился.

Береговая линия с зарослями кустарников отступила к западу.

Однако, въехав на подъемный мост, по которому, как и раньше, важно расхаживали индюки, Анжелика поняла, что замок, где прошло ее детство, ничуть не изменился. Барон де Сансе, несмотря на относительный достаток, так и не починил старую каменную кладку. Донжон и зубчатые стены с земляными валами обветшали и заросли плющом, а главный вход был по-прежнему с кухни.

На кухне кормилица чистила лук, старый барон сидел рядом. Кормилица сохранила свою статность и подвижность, а вот зуба ни одного не осталось. И волосы стали совсем седыми, и оттого лицо казалось почти коричневым, как у мавританки.

Может, Анжелике показалось, но радость от встречи вышла слегка натянутой, как случается порой, когда вдруг объявляется человек, которого долго считали умершим. Ее, конечно, давно оплакали, жизнь пошла своим чередом без нее, и теперь ей надо снова дать место в этой жизни.

Флоримон и Кантор быстро помогли всем справиться с неловкостью. Кормилица со слезами на глазах прижимала к сердцу «прелестных малышей», и не прошло и трех минут, как щеки мальчиков раскраснелись от ее поцелуев, а руки не могли удержать всех яблок и орехов. Кантор взобрался на стол и спел весь свой репертуар.

– А призрак старой дамы все еще бродит по Монтелу? – спросила Анжелика.

– Я ее уж давно не видала, – отозвалась кормилица, покачав головой. – С тех пор как Жан-Мари, самый младший в семье, уехал в коллеж, она больше не появлялась. Я всегда думала, что она разыскивает сына…

В мрачноватой гостиной, как и прежде, царила тетушка Жанна. Она сидела, как большая паучиха в паутине, и ткала ковры.

– Она уже ничего не слышит и умом немного тронулась, – пояснил старый барон.

Однако, увидев Анжелику, старуха хрипло спросила:

– А Хромой тоже приехал? Ведь его же сожгли?..

Это был единственный намек на ее первое замужество, который Анжелика услышала в Монтелу. Об этом периоде ее жизни все предпочитали не упоминать. Да барон, похоже, не особенно задавался вопросами по этому поводу. По мере того как вырастали его дети, выходили замуж, женились, приезжали к нему или не приезжали, они все постепенно смешались в его сознании. Он много говорил о Дени, который стал офицером, и о младшем, Жане-Мари. Его не заботила судьба Ортанс, а о Гонтране он вообще ничего не желал знать. На самом деле единственная тема, которая его волновала в любой беседе, были его мулы.

Побродив по замку, Анжелика успокоилась. Монтелу остался прежним – немного грустным, обветшалым, но таким душевным…

Она с ликованием отметила, что дети чувствовали себя на кухне так, словно родились здесь, среди кастрюль с капустным супом и бесконечных баек кормилицы. Они просили мать остаться обедать и ночевать в Монтелу. Но Анжелика увезла их в Плесси: она боялась, что приедет Филипп, и хотела встретить его.

На другой день, поскольку никакого курьера Филипп не прислал, она снова отправилась к отцу, на этот раз одна.

Они вместе объехали владения барона, и он показал ей все нововведения.

Прохладный вечерний воздух пах травами, и Анжелике хотелось петь. Под конец прогулки барон неожиданно остановил коня и пристально вгляделся в лицо дочери. Потом глубоко вздохнул:

– Значит, ты вернулась, Анжелика?

Глаза его наполнились слезами. Он положил руку ей на плечо и повторял без конца:

– Анжелика, доченька…

Она взволнованно ответила:

– Я вернулась, отец, и теперь мы часто сможем видеться. Вы ведь знаете, я выхожу замуж за Филиппа дю Плесси-Бельера. Вы посылали мне свое благословение.

– А я думал, свадьба уже состоялась, – удивленно заметил он.

Сжав губы, Анжелика промолчала. Но зачем было Филиппу всем внушать, что свадьба уже состоялась в Париже?

На обратном пути Анжелика почувствовала смутную тревогу, и сердце ее забилось, когда она увидела во дворе экипаж маркиза.

Лакеи сообщили, что хозяин уже два часа как приехал. Она поспешила в замок. Поднимаясь по лестнице, она услышала крики детей.

«Снова Флоримон и Кантор раскапризничались, – сказала она себе. – Деревенский воздух их явно возбуждает». Не годилось, чтобы будущий отчим счел их несносными созданиями. Она сразу направилась в детскую с намерением строго навести порядок. Оттуда доносились испуганные крики Кантора и собачий лай.

Анжелика открыла дверь и окаменела.

Возле горящего камина стояли, прижавшись друг к другу, Флоримон и Кантор, а на них с лаем кидались три огромных черных, как дьяволы, волкодава. Собак держал на поводке Филипп дю Плесси-Бельер, и его, казалось, очень забавлял ужас детей. На плитках пола лежал в луже крови любимый пес мальчиков, Партос. Видимо, его загрызли, когда он пытался их защитить.

Кантор кричал, его круглое личико было залито слезами. Но мертвенно-бледное лицо Флоримона светилось необыкновенным мужеством. Он выхватил из ножен маленький меч и размахивал им перед мордами псов, пытаясь защитить брата.

Анжелика даже вскрикнуть не успела. Рефлекс сработал быстрее, чем мысль, и она, схватив тяжелый табурет, запустила им в собачьи морды. С визгом боли псы отскочили назад.

Она обняла детей, и они прижались к ней. Кантор перестал плакать.

– Филипп, – выдохнула она, – разве можно так пугать детей?.. Они же могли упасть в камин… Смотрите, Кантор обжег себе руку…

Тот посмотрел на нее своими прозрачными как лед глазами.

– Ваши сыновья трусливы, как бабы, – произнес он нетвердо.

Лицо его было краснее обычного, и он пошатывался.

«Да он пьян!» – промелькнуло в голове у Анжелики.

В этот момент вошла Барба. Задохнувшись, она схватилась за грудь, чтобы унять отчаянно колотящееся сердце. Глаза ее с ужасом перебегали с Филиппа на Анжелику, потом остановились на мертвой собаке.

– Простите меня, мадам, – пролепетала она. – Я пошла за молоком для детей на завтрак, а их оставила под присмотром Флипо. Я никак не могла подумать…

– Ничего страшного, – спокойно сказала Анжелика. – Дети не привыкли так близко от себя видеть злобных охотничьих собак. Они должны привыкать, если хотят выезжать на охоту на оленя или кабана как настоящие дворяне.

Будущие дворяне без особого энтузиазма косились на собак, но, оказавшись под защитой матери, они уже ничего не боялись.

– Глупыши, вот вы кто, – нежно проворчала она.

Филипп, в золотисто-коричневом дорожном костюме, разглядывал всю группу, покачиваясь на широко расставленных ногах. Потом хлестнул собак плеткой, рванул их за поводки и вышел из комнаты.

Барба быстро захлопнула дверь.

– Меня разыскал Флипо, – шепнула она. – Господин маркиз выгнал его из комнаты. И вы меня не убедите, что он не хотел затравить мальчиков собаками…

– Не говори глупостей, Барба! – сухо отрезала Анжелика. – Господин маркиз просто не привык к детям и не умеет с ними обращаться. Наверное, он хотел поиграть…

– Ну да! Игры принцев крови! Известно, куда они заводят! Я знаю одного малыша, который уже заплатил своей жизнью…

Анжелика содрогнулась, вспомнив Лино. Разве белокурый Филипп не был тогда среди мучителей маленького продавца вафель? И разве его не пошатывало точно так же, как сейчас? Тогда он тоже не реагировал на мольбы…

Поняв, что дети успокоились, она ушла к себе и уселась за туалетный столик поправить прическу.

Что все это значило? Надо ли принимать инцидент всерьез? Филипп был пьян, это бросалось в глаза. Протрезвев, он, конечно, извинится за свой поступок…

Но из головы не выходили слова Мари-Агнес: «Он настоящее животное!»

В нем прячется коварное, жестокое животное… «Когда он захочет отомстить женщине, он не остановится ни перед чем».

«Но не станет же он нападать на детей!» – сказала себе Анжелика, отбросив дурные мысли и быстро поднимаясь.

В этот момент дверь в комнату отворилась. На пороге стоял Филипп и глядел на нее тяжелым взглядом:

– Ларец с ядом у вас?

– Я передам его вам в день нашей свадьбы, как записано в контракте.

– Мы обвенчаемся сегодня же вечером.

– Значит, я передам вам ларец сегодня вечером, – сказала она, силясь не выдать замешательства.

Она протянула ему руку.

– Мы даже не поздоровались…

– Не вижу в этом необходимости, – отрезал он и с силой захлопнул дверь.

Анжелика закусила губы. Решительно, повелителя, которого она себе выбрала, задобрить будет нелегко. Ей на память пришел совет, который дал Молин: «Попробуйте сыграть на его чувственности». Но впервые она сомневалась в удаче. Она не чувствовала власти над этим ледяным человеком. Когда он был рядом, она не ощущала в нем никакого желания. Да и у нее сейчас не было ни малейшей тяги к нему, только тоска и тревога.

«Он сказал, что мы обвенчаемся сегодня вечером. Он сам не понимает, что говорит. Моего отца даже не предупредили…»

В дверь робко постучали. Анжелика пошла открывать и увидела сыновей, все так же трогательно жавшихся друг к другу. Но на этот раз Флоримон, как старший, взял под свою защиту еще и обезьянку Пикколо, которую он держал на руках.

– Мама, – сказал он дрожащим, но твердым голосом, – мы хотим уехать к дедушке. Здесь нам страшно.

– Мальчик, который носит на поясе шпагу, не должен произносить слово «страх», – строго сказала Анжелика. – Вы что, трусы, как вам сегодня намекнули?

– Господин дю Плесси-Бельер уже убил Партоса, а теперь захочет убить Пикколо.

Кантор заплакал, сдавленно всхлипывая. Кантор, спокойный Кантор до такой степени потрясен и взбудоражен! Это уже было выше сил Анжелики. И нечего доискиваться, глупо это или не глупо: ее дети напуганы! Разве она не поклялась, что они никогда больше не испытают страха?

– Решено, вы поедете в Монтелу вместе с Барбой. И тотчас же. Только дайте слово вести себя хорошо.

– Дедушка обещал мне, что позволит прокатиться на муле, – сказал Кантор, сразу успокоившись.

– Ха! А меня он обещал посадить на коня! – с торжеством выпалил Флоримон.

Меньше чем через час Анжелика усадила их в повозку вместе с прислугой, собрав сундучок с одеждой. В Монтелу хватит места для всех – и для мальчиков, и для их малочисленной свиты. Прислуга и сама была рада уехать отсюда. С приездом Филиппа в белом замке стало нечем дышать. Этот молодой красавец при дворе короля был сама любезность, а в своих владениях правил железным кулаком деспота.

Барба шепнула:

– Мадам, вам нельзя здесь оставаться одной с этим… с этим человеком.

– С каким это человеком? – надменно бросила Анжелика и прибавила: – Барба, спокойная жизнь совсем вышибла у тебя из памяти, что́ нам с тобой довелось пережить вместе. Ты забыла, что я всегда смогу себя защитить?

Она расцеловала служанку в пухлые щеки, но сердце ее пронизал холод.

Когда звон колокольчика маленького экипажа затих в синих вечерних сумерках, Анжелика медленно пошла назад к замку. При мысли о том, что дети под заботливым кровом Монтелу, ей стало легче. А вот замок дю Плесси, несмотря на сходство с милой безделушкой эпохи Возрождения, показался ей заброшенным и враждебным.

В вестибюле слуга склонился перед ней в поклоне и сказал, что ужинать подано. Она вошла в столовую, где был накрыт стол. Тотчас же появился Филипп и уселся в торце стола. Анжелика заняла место напротив. Они были одни, им прислуживали лакеи, поваренок уносил и приносил блюда.