— Полагаю, что поймал нашу птичку, — бросил Дегре.

— Что ж, отлично, удачная ночь. Мы задержали двух грабителей, которые пытались спастись. Если мы приведем еще и Маркизу Ангелов, можно сказать, месье, что вы направили нас по верному следу. Вы знаете все закоулки…

— По следу нас ведет собака. С шейным платком этой девки она должна была привести нас прямо к ней. Но… есть одно обстоятельство, которое я не могу понять. В какой-то момент ей удалось от меня ускользнуть… Вы знаете эту Маркизу Ангелов?

— Это маркиза Весельчака. Больше о ней ничего не известно. Единственный из нас, кто видел ее, погиб. То был стражник Мартен, она укокошила его в кабачке. Но нам нужно забрать с собой малышку, которую вы держите, месье. Если это Маркиза Ангелов, госпожа де Бренвилье ее сразу опознает. Когда бродяги напали на карету, еще было светло и пострадавшая отлично рассмотрела женщину, которая была их сообщницей.

— Но все-таки, какая дерзость! — проворчал один из стражников. — Они больше ничего не боятся, эти бандиты. Напасть на карету дочери лейтенанта полиции, средь бела дня, в самом центре Парижа!

— Они еще за это заплатят, поверьте.

Анжелика слушала, что о ней говорят. Она старалась не двигаться в надежде, что Дегре ослабит хватку. Тогда она сразу же прыгнет в объятия спасительной ночи и сбежит. Молодая женщина не сомневалась, что Сорбонна не станет ее преследовать. А грузным и неповоротливым мужчинам, стесненным своей униформой, ее не догнать.

Но бывший адвокат не собирался забывать о своей пленнице. Привычным движением руки он обыскал ее.

— А это еще что? — протянул Дегре.

Анжелика почувствовала, как его пальцы скользнули ей под корсаж. Полицейский присвистнул.

— Нож, честное слово! И поверьте уж, не перочинный. Да, подружка, ты не похожа на тихоню.

Дегре убрал кинжал Родогона-Египтянина в один из своих многочисленных карманов, после чего продолжил обыск.

Маркиза Ангелов вздрогнула, когда горячая и грубая рука прошлась по ее груди и задержалась там.

— А сердечко-то как бьется! — усмехнулся мужчина. — Еще одна девица, чья совесть нечиста. Давайте-ка выведем ее на свет, вон туда, к лавке, поглядим, на кого она похожа.

Резким движением Анжелике удалось освободиться. Но тут же десять железных рук вновь схватили ее и на женщину обрушился град ударов.

— Сволочь! Хочешь заставить нас побегать?

Анжелику подтащили к фонарю. Дегре грубо собрал ее волосы в кулак и отвел голову назад.

Молодая женщина закрыла глаза. У нее не хватило времени как следует умыться. Эта маска из грязи и крови — быть может, Дегре и не узнает ее. Анжелика дрожала так сильно, что у нее стучали зубы.

Секунды, в течение которых она оставалась на всеобщем обозрении при слабом свете масляной лампы, показались Анжелике вечностью. Дегре отпустил ее волосы, разочарованно проворчав:

— Нет, это не она. Это не Маркиза Ангелов.

Стражники принялись дружно браниться.

— Но почему вы так решили, месье? — осмелился спросить один из них.

— Я ее уже видел. Мне однажды показали ее на Новом мосту. Эта девица похожа на Маркизу, но это не она.

— Давайте все равно ее задержим. А вдруг она сможет нам чего-нибудь рассказать.

Дегре, казалось, был озадачен.

— Впрочем, меня сразу кое-что смутило, — начал он задумчивым тоном. — Сорбонна никогда не ошибается. А она не схватила эту девчонку. Собака была всего в нескольких шагах от нищенки, но не тронула ее… Вот доказательство того, что она не опасна.

И адвокат заключил со вздохом:

— Полная неудача. Еще счастье, что вы захватили двух взломщиков. Где они промышляли?

— Улица Пти-Лион, у старого аптекаря, некоего Глазера.

— Давайте вернемся туда. Возможно, нам удастся обнаружить там след.

— А девушка, с ней-то что делать?

Дегре колебался.

— Я вот думаю, а может, стоит ее отпустить? Теперь, когда я знаю ее в лицо, я ее не забуду.

Стражники не стали настаивать. Они отпустили молодую женщину и, гремя шпорами, скрылись в темноте.

Анжелика скользнула из освещенного места. Она прошла вдоль стены дома и с облегчением окунулась во тьму. Но тут Маркиза Ангелов заметила у фонтана белое пятно и услышала, как лакает воду Сорбонна. Рядом с собакой маячила тень Дегре.

Анжелика вновь замерла. Она вдруг увидела, как Дегре распахивает плащ и бросает по направлению к ней какой-то предмет.

— Держи, — послышался голос бывшего адвоката, — я возвращаю твой нож. У меня нет привычки обворовывать женщин. И потом, этот кинжал может пригодиться девушке, которая прогуливается в столь поздний час. Ну что же, доброй ночи, красотка.

Анжелика по-прежнему молчала, и поэтому он добавил:

— Ты не хочешь сказать мне «доброй ночи»?

Она собрала все свое мужество и выдохнула:

— Доброй ночи.

Анжелика слушала, как удаляется звук его шагов, как все тише стучат по мостовой подбитые гвоздями огромные башмаки полицейского Дегре. И, ничего не видя, побрела по улицам Парижа.

Глава 6

Рассвет застал ее на окраине Латинского квартала, около улицы Бернардинцев. Восход уже разливал розовый свет по черным крышам коллежей. В крошечных окошках виднелись отсветы свечей, зажженных рано поднявшимися студентами. Навстречу Анжелике, зевая и потирая мутные глаза, то там, то тут брели юные тщедушные школяры, только что покинувшие бордель, где в течение нескольких часов невзрачных юнцов ублажали жалостливые уличные девки. Студенты косились на молодую женщину, порой бросая дерзкое словцо. Все они были в бедной, насквозь пропахшей чернилами одежде из потрепанной саржи, в грязных манишках; черные чулки спадали с худых икр.

Церковные колокола начали свой утренний перезвон. Анжелику шатало от усталости. Она шла босиком, потому что потеряла оба башмака. Неподвижный взгляд говорил о полном безразличии к окружающему.

Подойдя к набережной Турнель, женщина почувствовала запах свежего сена.

Здесь выстроились в ряд небольшие речные суда, доверху заполненные легким и душистым грузом. Они встречали парижский рассвет нежными фимиамами, ароматами сухих цветов, обещанием теплых дней, которые вот-вот наступят.

Анжелика спустилась к реке. Неподалеку у костра грелись лодочники, не заметившие ее появления. Она вошла в воду, чтобы забраться на нос одной из барж, и, оказавшись на палубе, с наслаждением погрузилась в сено. Под навесом запах казался еще более пьянящим: влажным, теплым и напоенным грозой, словно летний день. Откуда могли привезти это раннее сено? Из дальней провинции, богатой и тихой, привычной к солнцу. Это сено будило грезы о бескрайних полях, высушенных ветром, о чистых небесах и о тайнах небольших укромных долин, что хранят жару и питают ею землю.

Анжелика вытянулась на сухой траве, раскинув руки. Ее глаза были закрыты. Она погружалась в сено, она тонула в нем. Она витала в облаках пронзительного аромата и больше не чувствовала своего истерзанного тела. Ее окружало Монтелу, оно качало Маркизу Ангелов на своей груди. Воздух обрел запах цветов, привкус росы. Ветер ласкал Анжелику. Она плыла и улетала к солнцу. Она покидала ночь с ее страхами. Солнце дарило нежную ласку. Уже очень давно ее никто так нежно не ласкал.

Она стала добычей дикаря — Весельчака; превратилась в подругу волка, которому порой, во время краткого объятия, удавалось вырвать у нее звериный крик наслаждения, хрип самки, которой овладел самец, но тело забыло настоящую ласку.

Она блуждала по Монтелу и погружалась в сено с ароматом малины. По ее пылающим щекам, пересохшим губам струился ручеек, освежая нежным лобзанием. Анжелика открывала рот и вздыхала:

— Еще!

Во сне слезы текли по ее лицу и терялись в густых волосах. Но это были слезы невероятной нежности, а не печали.

Молодая женщина вытягивалась в струнку, отдаваясь вновь обретенным удовольствиям. Она словно плыла, укачиваемая журчащими голосами полей и деревьев, которые шептали ей на ухо:

— Не плачь… Не плачь, моя милая… Ничего… Беда ушла… Не плачь, бедняжка.

Анжелика открыла глаза. В полумраке навеса она разглядела рядом, на сене, какую-то расплывчатую фигуру. На нее смотрели смеющиеся глаза.

Женщина пробормотала:

— Кто вы?

Неизвестный приложил палец к губам.

— Я ветер. Ветер из одной деревеньки, что затерялась в Берри[19]. Когда косили сено, скосили вместе с ним и меня… Посмотри, я говорю правду, я скошен, разорен, я остался на мели.

Молодой человек быстро встал на колени и вывернул карманы.

— Ни лиарда! Ни единого соля! Меня разорили, скосили. С сеном. Меня кинули в лодку, и вот я в Париже. Странная история для маленького ветерка из деревни.

— Но… — протянула Анжелика, тщетно пытаясь собраться с мыслями.

Молодой человек был одет в черный, потрепанный и местами даже дырявый костюм. На его шее болталась, как тряпка, манишка, а пояс жюстокора[20] лишь подчеркивал худобу.

Но его лицо можно было назвать привлекательным, даже красивым, несмотря на порожденную голодом бледность. Большой и тонкий рот незнакомца, казалось, был создан для того, чтобы болтать без умолку и смеяться по любому поводу. У него было очень живое лицо: он гримасничал, хохотал, корчил разные рожи. Забавную физиономию обрамляла светлая льняная шевелюра, а челка падала на глаза, добавляя облику наивность крестьянина, но хитрый взгляд опровергал первое впечатление.

Пока Анжелика рассматривала незнакомца, он продолжал тараторить.

— А что может делать в Париже маленький ветерок, вроде меня? Ветерок, привыкший гулять по плетням? Ну конечно, я буду раздувать юбки дамам и получать пощечины… Я унесу шляпы святош, и меня отлучат от церкви. Меня заключат в темницу в башне собора Парижской Богоматери, и я заставлю звонить невпопад все колокола… Какой скандал!

— Но… — повторила Анжелика, делая попытку подняться.

Проворным жестом молодой человек вернул ее на место.

— Не шевелись… Тсс!

«Слегка сумасшедший студент», — подумала Маркиза Ангелов.

Он вновь улегся рядом и, погладив Анжелику по щеке, прошептал:

— Не плачь больше.

— Я и не плачу, — возразила Анжелика, но тут же осознала, что ее лицо все мокрое от слез.

— Я тоже люблю спать на сене, — продолжал ее собеседник. — Когда я прокрался на судно, то обнаружил тебя. Ты плакала во сне. Тогда я приласкал тебя, чтобы успокоить, и ты мне сказала: «Еще!»

— Я?

— Да. Я вытер твое лицо и увидел, что ты необыкновенно красива. Крылья твоего носа так же тонки, как те ракушки, что мы находим на речном песке. Ты понимаешь, о чем я говорю — ракушки, такие белые и тонкие, что их можно назвать полупрозрачными. Твои губы — лепестки клематиса. Твоя шея такая гладкая и нежная…

Анжелика в полудреме внимала его речам. Да, действительно, уже давно с ней никто не говорил подобным образом. Казалось, слова долетали откуда-то издалека, и она боялась, что молодой человек всего лишь насмехается над ней. Разве мог он в самом деле считать ее красивой? Ведь этой ужасной ночью она стала помятой, поблекшей, навсегда испачканной… и поняла, что больше никогда не сможет посмотреть в лицо людям, знавшим ее в прошлой жизни!

А незнакомец продолжал нашептывать:

— Твои плечи — два шара слоновой кости. Твои груди нельзя сравнить ни с чем, кроме них самих, настолько они прекрасны. Они точно созданы для того, чтобы помещаться в мужской ладони, и их украшают маленькие прелестные почки цвета розового дерева… такие почки мы видим, когда приходит весна. Твои бедра гладкие, как шелк. Твой живот, как округлая подушечка из белого, тугого атласа, на такую подушечку так приятно положить свою щеку!

— Надо же! Хотелось бы знать, — произнесла смущенная Анжелика, — как вы можете судить обо всем этом!

— Пока ты спала, я вдоволь налюбовался тобой.

Анжелика резко села.

— Наглец! Ах ты, распутный школяр! Дьявольское отродье!

— Тише! Не так громко. Ты хочешь, чтобы пришли лодочники и выбросили нас за борт?.. Отчего вы сердитесь, прекрасная дама? Когда мы находим на дороге изысканное украшение, стоит его внимательно рассмотреть, не правда ли? Увериться, что перед нами чистое золото, что драгоценность действительно прекрасна; а главное — решить, подходит ли нам эта драгоценность или стоит оставить ее там, где мы ее нашли. Rem passionis suae bene eligere princeps debet, mundum examinandum[21].

— И это вы тот государь, на которого смотрит мир? — язвительно поинтересовалась Анжелика.

Молодой человек изумленно прищурил глаза.