И Анжелика извлекла из-под чепца прядь волос, которая так неожиданно побелела во время страшной ночи в предместье Сен-Дени.

— А где Флипо? — продолжила Анжелика, оглядываясь вокруг. — Неужели этот маленький негодник взялся за старое?

Она была несколько встревожена, опасаясь, что Флипо, попав в шумную толпу, вновь попытается опробовать на деле науку Хвастуна-Срежь-Кошель.

— Зря вы заботитесь об этом маленьком мошеннике, — заявил Давид, снедаемый жестокой ревностью. — Я только что видел, как он обменивается какими-то знаками с отвратительным нищим, покрытым гнойниками, оборванцем, который просит милостыню там, перед церковью. Потом мальчишка умчался… вместе с корзиной провизии. Мой дядя опять будет сердиться!

— Ты все видишь в черном цвете, мой бедный Давид.

— Да что ж делать, если мне сроду не везет!

— Давай-ка вернемся и отыщем этого плутишку.

Но тут они увидели, что мальчишка со всех ног сам бежит им навстречу. Анжелика была рада увидеть его лицо с умными, живыми глазами парижского воробья, с покрасневшим носом, с длинными жесткими волосами, прикрытыми большой мятой фетровой шляпой. Она уже привязалась к этому пареньку, как и к маленькому Лино, которого два раза спасала из лап Гнилого Жана.

— Что я тебе сейчас расскажу, Маркиза Ангелов! — задыхаясь, выкрикнул Флипо, от волнения позабывший все наставления Анжелики. — Знаешь, кого избрали новым Великим Кесарем? Деревянного Зада, да, моя дорогая, нашего Деревянного Зада!

Он понизил голос и испуганно зашептал:

— А еще мне сказали: берегитесь, парни, вы прячетесь под юбками предательницы!

Анжелика почувствовала, как у нее стынет кровь в жилах.

— Думаешь, они знают, что это я убила Коротышку-Ролена?

— Об этом мне ничего не говорили. Может, и не знают… Там был Черный Хлеб, он рассказывал, как ты напустила стражников на цыган.

— А кто там еще был?

— Черный Хлеб, Легкая Нога, трое из нашей старой банды и еще двое из какой-то другой.

Анжелика и Флипо говорили на воровском жаргоне, чтобы Давид не мог их понять, но юноша без труда уловил в голосах новых друзей тревожные нотки. Он был одновременно и обеспокоен, и восхищен тем, что предмет его страсти удивительным образом связан с неуловимыми и вездесущими бандитами, которые играли отнюдь не последнюю роль в жизни Парижа.

Пока они возвращались в харчевню, Анжелика не произнесла ни слова, но, стоило ей переступить порог заведения, как она отбросила все тревоги и опасения.

«Девочка, — сказала она сама себе, — вполне вероятно, что однажды утром тебя найдут с перерезанным горлом или плавающей в водах Сены. Но этим ты рискуешь уже давно. То тебе угрожают вельможи, то нищие! Какая разница! Надо бороться, даже если сегодня последний день, когда ты видишь белый свет. С трудностями не справишься, если не приложишь всех сил и не отдашь частицу своей души… Не это ли говорил мне когда-то господин Молин?..»

— …Вперед, дети мои, — громко воскликнула Анжелика, — нужно, чтобы дамы из цеха цветочниц растаяли, как масло на солнце, едва переступив порог этого дома.

* * *

И когда в сумерках представительницы цеха спустились по трем ступеням, ведшим к двери «Храброго петуха», они действительно были очарованы. В харчевне царил бесподобный аромат вафель, но и весь зал был оформлен настолько необычно, что у почтенных женщин сразу же разыгрался аппетит.


Зал озаряло яркое золотое потрескивающее пламя. Усиленное светом свечей, оно бросало чудесные отблески на оловянную посуду, искусно расставленную на буфетах: тут были и горшочки, и кувшинчики, и кастрюли для рыбы, и формы для круглого пирога. Кроме того, Анжелика выпросила у мэтра Буржю кое-какие серебряные столовые приборы, которые скуповатый хозяин ревниво прятал в сундуках: два кувшина, графинчик для уксуса, две подставки для яиц и два красивых тазика для омовения рук. Сейчас эти тазики были щедро наполнены фруктами — виноградом и грушами, и установлены на столах вместе с великолепными графинами с красным и белым вином, которые мерцали в свете пламени рубиновыми и золотыми искрами. Именно эти детали произвели на торговок особенно сильное впечатление.

Торговки цветами не раз бывали в домах знатных дворян, куда они приносили свой товар для украшения пиршественных залов; и вот сейчас сервировка столов, расстановка столового серебра, расположение фруктов и вин напомнило им о приемах у знати, что втайне им польстило.

Но будучи умудренными в торговых делах, они не стали открыто проявлять свое удовлетворение и бросали критические взгляды в сторону зайцев и окороков, подвешенных к балкам, недоверчиво нюхали блюда с колбасами, холодным мясом, рыбой под соусом из зелени, уверенно ощупывали птичьи тушки. Наконец, старшина цеха, которую все звали матушкой Маржолен, обнаружила изъян в этой безупречной картине.

— Здесь недостает цветов, — заявила она. — Голова этого теленка смотрелась бы совершенно иначе с двумя гвоздиками в ноздрях и пионом между ушами.

— Любезная госпожа, мы просто не посмели соперничать с вами в той области, где вы по праву считаетесь истинными королевами. Все, что мы себе позволили, — это пару веточек петрушки, — галантно ответил мэтр Буржю.

Трех почтенных дам усадили к камину и принесли кувшин наилучшего вина из погреба.

Очаровательный Лино, усевшись на камни перед очагом, тихонько наигрывал на виеле, а Флоримон играл с Пикколо. В этой душевной атмосфере и было разработано отличное праздничное меню. Ко всеобщему удовольствию, торговки заключили договор с хозяином харчевни.

— Ну вот! — простонал ротисье после того, как, отвесив не один поклон, он проводил цветочниц до дверей. — И что мы будем делать со всеми этими «приманками», расставленными по столам? Ремесленники и рабочие, которые придут к нам перекусить в полдень, не станут есть все эти деликатесы и уж точно не станут за них платить. К чему все эти бесполезные траты?

— Вы меня удивляете, мэтр Буржю, — строго возразила Анжелика. — Мне казалось, что вы лучше разбираетесь в коммерции. Эти «бесполезные траты» позволили заполучить выгодный заказ, который принесет вам в десять раз больше, чем вы потратили сегодня. К тому же, окунувшись в атмосферу праздника, цветочницы могут потратить еще уйму денег. Кроме того, они будут петь и танцевать, и случайные прохожие, заметив такое веселье в вашей харчевне, тоже захотят получить свою порцию радости и удовольствия.

И хотя мэтр Буржю не показывал вида, но на самом деле он разделял надежды Анжелики. Бурная деятельность, в которую погрузился ротисье во время подготовки пира в честь праздника святого Вальбона, заставила его позабыть о пристрастии к вину. Бегая туда-сюда на своих коротеньких ножках, хозяин харчевни вновь обрел былую ловкость умелого повара и рачительного хозяина. Когда он беседовал с торговцами, в его голосе опять зазвучали властные ноты, а посетителей мастер Буржю встретил со всей возможной угодливой приветливостью, как и подобает уважающему себя трактирщику. В конечном счете Анжелика даже смогла убедить ротисье, что достойный внешний вид является неотъемлемой составляющей успеха его предприятия, и хозяин дошел до того, что заказал полный комплект поварской одежды для своего племянника и… другой для Флипо.

Огромные колпаки, куртки, штаны, фартуки, а также скатерти и салфетки отправили прачкам, от которых они вернулись, сияя снежной белизной и хрустя крахмалом.


Утром великого дня к Анжелике подошел улыбающийся и потирающий руки мэтр Буржю.

— Милочка, — дружелюбно начал он, — ты и вправду сумела вернуть этому дому радость и оживление, которые царили здесь, когда еще была жива моя святая и драгоценная супруга. И это натолкнуло меня на одну мысль. Пойдем-ка со мной.

Заговорщически подмигнув, толстяк поманил Анжелику за собой. Молодая женщина поднялась по винтовой лестнице вслед за хозяином харчевни. На втором этаже они остановились. Войдя в супружескую спальню мэтра Буржю, Анжелика почувствовала страх: у нее зародилось подозрение, о котором она раньше и не подумала. А что, если ротисье, видя, сколь удачно Анжелика заменяет его покойную супругу на кухне, решил пойти дальше и предложить ей исполнить и более деликатные обязанности? Загадочная улыбка, с которой хозяин харчевни закрыл дверь, и тот таинственный вид, с которым он направился к гардеробной, никак не успокоили молодую женщину.

Охваченная паникой, Анжелика спрашивала себя, как ей справиться с этой безвыходной ситуацией.

Неужели ей придется отказаться от столь блистательных планов, покинуть уютный кров и уйти, прихватив двоих сыновей и всю свою маленькую несчастную компанию?

Уступить? Кровь прилила к щекам Анжелики, она с ужасом оглядела комнату мелкого торговца, большую кровать с пологом из зеленой саржи, два низких стула с высокими спинками, шкафчик из орехового дерева, на котором стоял таз для умывания и серебряный кувшин.

Над камином висели две картины, представляющие сцены Страстей Христовых, а на специальных подставках располагалось оружие — гордость любого ремесленника и добропорядочного горожанина: два маленьких ружья, один мушкет, аркебуза, пика, шпага с гардой и серебряный кинжал.

Хозяин «Храброго петуха», каким бы мягкотелым он ни казался в повседневной жизни, был сержантом в городской милиции, и ему это нравилось. В отличие от многих своих коллег, он с удовольствием отправлялся в Шатле, когда наступал его черед нести караул.

Сейчас же Анжелика слышала, как толстяк шумно сопит и что-то передвигает в небольшом соседнем чулане.

Вскоре он появился вновь, толкая перед собой огромный сундук из потемневшего дерева.

— Ну-ка, милочка, помоги мне.

Анжелика помогла вытащить сундук на середину комнаты.

Мэтр Буржю вытер лоб.

— Вот, — гордо сказал он, — я тут подумал… Ведь ты сама мне говорила, что к нашему приему все должны быть нарядными, как швейцарские гвардейцы. Давид, оба поваренка, все они отлично экипированы. Я надену кюлоты[58] из коричневого шелка. Только ты, моя бедная девочка, не делаешь нам чести, и это невзирая на твою хорошенькую мордашку. Вот я и подумал…

Он замялся и после секундного колебания открыл сундук. В нем, аккуратно свернутые и переложенные для аромата веточками лаванды, хранились юбки, корсажи, чепцы и шейные платки госпожи Буржю. Здесь нашлась и великолепная накидка с капюшоном из черного сукна, отделанная атласными лентами.

— Конечно, она была немного потолще тебя, — произнес ротисье срывающимся голосом. — Но при помощи булавок…

Он смахнул пальцем слезу и внезапно рявкнул:

— И нечего тут на меня смотреть! Выбирай.

Анжелика достала одежду покойной. Это были в основном скромные наряды из саржи или феррандина[59], но изысканная бархатная отделка, подкладка ярких тонов, тонкое белье — все это свидетельствовало, что к концу своей жизни хозяйка «Храброго петуха» стала одной из самых зажиточных торговок квартала. Она даже приобрела небольшую муфту из красного бархата, расшитую золотым цветочным узором, которую Анжелика примерила с нескрываемым удовольствием.

— Безрассудство! — снисходительно улыбнулся мэтр Буржю. — Она увидела ее в торговой галерее Дворца правосудия и прожужжала мне все уши. Я сказал ей: «Амандин, эта муфта, что ты с ней будешь делать? Она сшита для знатной дамы из квартала Маре, которая солнечным зимним днем ездит кокетничать в Тюильри или ко двору королевы». «Отлично, — ответила мне она, — значит, я буду ездить кокетничать в Тюильри или ко двору королевы». Это меня взбесило. Но я подарил ей эту муфту на день рождения. Как она радовалась! Кто бы мог сказать, что всего через несколько дней… она… умрет…

Анжелика еле-еле справилась с охватившим ее волнением.

— Я уверена, что ваша женушка с радостью взирает с небес на щедрость и доброту своего супруга. Я, конечно, не возьму эту муфту, она слишком красива для меня. Но я с удовольствием воспользуюсь вашим благородным предложением, мэтр Буржю. Сейчас я посмотрю, что мне подойдет. Пришлите, пожалуйста, ко мне Барбу, чтобы она помогла подогнать одежду.


Анжелика с радостью отметила, что первый шаг по направлению к цели, которую она себе поставила, уже сделан: она стоит перед зеркалом, а у ее ног горничная. Барба, набив полный рот булавок, испытывала сходные чувства, во всяком случае, она с видимым удовольствием без устали повторяла обращение «госпожа».

«И кто скажет, что все мое богатство состоит из нескольких су, которые мне дали цветочницы с Нового моста, и той милостыни, что каждый день посылает графиня де Суассон!» — подумала Анжелика, забавляясь.

Она выбрала корсаж и юбку из зеленой саржи, отделанной черным атласом. Фартучек из черного атласа, расшитый золотыми цветочками, дополнял образ зажиточной лавочницы. Пышная грудь госпожи Буржю была много больше маленькой крепкой и высокой груди Анжелики, так что в этом месте одежду не удалось подогнать по размеру. Но розовый шейный платок, затканный зеленым узором, позволил скрыть излишне свободный корсаж.