Анна Голон - Анжелика. Тени и свет Парижа

Бессвязность речей Магистра, которые он старался произносить уверенным тоном преподавателя, забавляла Анжелику. Против своей воли она слушала очень внимательно, стараясь понять, о чем старик говорит. Ведь он был Магистром, и старался оправдать это звание: магистр, учитель, мэтр — обычно так называли преподавателей из Университета, не высшего, но и не низшего ранга, таких, кто преподавал все понемножку или повторял один и тот же курс. Мэтры не считались знатоками какой-либо отдельной науки, и их не относили к ученым.

— Магистр пьяных наук, вот он кто, — частенько говаривал Николя, который завидовал, что Магистр всегда умел завладеть вниманием Анжелики, а главное, что именно он заставил ее заговорить.

Магистр много работал. Он писал плохо отточенными гусиными перьями, в числе прочего переписывал листы со словами песен, которые продавала мамаша Тру-ля-ля. Она, кроме того, пела эти песни и танцевала под звуки отвратительной скрипки папаши Тру-ля-ля.

«Эта история вас не заинтересует, бедняжки мои», — вздыхал Магистр по поводу произведения «бабенки», которое ему вручил капеллан из отеля Генего. Обычно чтением рукописей, которые были у него под рукой, Магистру удавалось заинтересовать собрание пригорюнившихся «дам»: нищенок и уставших проституток, по вечерам возвращавшихся в башню. Он прочитал им «Сида»[16] и «Дон-Кихота», где было достаточно сражений и звона мечей, чтобы привлечь их внимание, а также отрывки из модного романа «Астрея»[17], причем любовные перипетии из жизни пастуха и пастушки погрузили слушательниц в мечтательную меланхолию.

Магистр проявлял постоянную заботу о сохранности своего серого парика и поэтому носил на затылке шитый черный колпак. Букли парика падали ему на плечи и напоминали свалявшуюся шерсть, которая, как уверяли насмешники, больше походила на гриву старой клячи, чем на человеческие волосы. Но Магистр дорожил своим париком. По его словам, он особенно ценил то обстоятельство, что так его никогда не спутают с проклятым церковным отродьем. Пусть им позволено облачаться в кружева и бархат, но запрещено носить парик.

ОДНАЖДЫ ночью прошлое жестоко напомнило Анжелике о себе.

Банда Весельчака грабила дом в предместье Сен-Жермен. Ночь была безлунной, улица почти не освещалась. Когда Сорви-Замок, мальчишка с проворными пальцами, сумел отодвинуть щеколду на маленькой дверце для прислуги, воры проникли внутрь без особых предосторожностей.

— Дом большой, а живет в нем лишь один старикан со служанкой, да и то их спальни наверху, — объяснил Николя. — Так что мы тут спокойно похозяйничаем.

Весельчак зажег потайной фонарь и повел своих подручных в гостиную. Черный Хлеб, который частенько просил милостыню в этих местах, указал точное расположение комнат.

Замыкала шествие Анжелика, которая уже не в первый раз участвовала в подобных авантюрах. Вначале Николя не хотел брать ее с собой.

— Ты можешь попасть в беду, — говорил он.

Но Маркиза Ангелов всегда поступала по-своему. Она шла не для того, чтобы воровать. Ей нравилось вдыхать запахи спящих домов: гобелены, навощенная мебель, легкий аромат стряпни или выпечки. Молодая женщина трогала безделушки, а затем ставила их на место. Но она никогда не задавалась вопросом: «Что ты здесь делаешь, Анжелика де Пейрак?» Кроме той ночи, когда банда Весельчака грабила дом старого ученого Глазера[18] в предместье Сен-Жермен…

В ту ночь Анжелика обнаружила на столике с выгнутыми ножками канделябр со свечой. Она зажгла свечу от фонаря воров, пока те набивали свои мешки. Затем, увидев в глубине комнаты маленькую дверь, женщина из любопытства толкнула ее.

— Черт возьми! — прошептал у нее за спиной Осторожный. — Что это?

Огонек свечи отразился в больших стеклянных сферах с длинными выступающими носиками. В сумеречном свете можно было различить переплетающиеся медные трубки, фаянсовые баночки с латинскими надписями, разноцветные флаконы.

— Что это такое? — ошеломленно повторил Осторожный.

— Это лаборатория.

Очень медленно Анжелика пошла вперед и остановилась около кирпичного стола, на котором был установлен нагревательный прибор.

Она отмечала каждую деталь. Вот маленький пакет, запечатанный красным сургучом, на нем она прочла: «Для господина де Сен-Круа». Рядом, в открытой коробочке, виднелся какой-то белый порошок. Анжелика повела носом. Запах был ей знаком.

— А это, это что? — спросил Осторожный. — Мука? Пахнет вкусно. Чесноком…

Он взял щепотку порошка и поднес ко рту. Не раздумывая, Анжелика схватила вора за руку. У нее перед глазами вновь предстал Фриц Хауэр, вскрикнувший: «Gift, gnâdige Frau!»[19].

— Брось, Осторожный. Это яд, мышьяк.

И молодая женщина испуганно огляделась.

— Яд! — повторил потрясенный бандит.

Он попятился и опрокинул реторту, которая упала и с хрустальным звоном разбилась вдребезги.

Незваные гости тут же поспешили восвояси. Гостиная опустела. Было слышно, как где-то наверху по плиточному полу застучала деревянная трость. Вскоре на лестнице появился старик и послышался его голос:

— Мари-Жозефа, вы опять забыли запереть кошек. Это невыносимо. Мне опять придется спускаться и все осматривать.

Потом старик перегнулся через перила и прокричал:

— Это вы, Сен-Круа? Ищете порошок?

Анжелика и Осторожный поспешили в кухню, а затем в подвал, где находилась взломанная ворами дверца. Пробежав несколько переулков, они остановились.

— Уф! — вздохнул Осторожный. — Как же я перепугался! Кто бы мог подумать, что мы вломимся к колдуну!.. Только бы это не принесло нам несчастья! А где все остальные?

— Должно быть, вернулись другой дорогой.

— Могли бы и нас подождать. Какая темень, не видать ни зги.

— Ох! Хватит жаловаться, бедняга Осторожный. Такие, как ты, должны видеть даже ночью.

Вдруг он схватил Анжелику за руку.

— Прислушайся! — воскликнул он.

— В чем дело?

— Разве ты не слышишь? Слушай… — повторил вор, и в его голосе сквозил безумный страх.

Внезапно Осторожный прохрипел:

— Собака!.. Собака!

И, бросив на землю мешок, пустился наутек.

«У бедного малого тоже не все в порядке с рассудком», — сказала себе Анжелика, машинально наклоняясь, чтобы подобрать добычу взломщика.

И тут женщина тоже расслышала в глубине безмолвных улиц какие-то звуки.

Какой-то легкий, очень быстрый галоп приближался с каждой секундой. Вдруг на противоположном конце улицы Анжелика увидела зверя, похожего на белое мчащееся привидение. Охваченная безотчетным страхом, Маркиза Ангелов тоже бросилась прочь. Она бежала как сумасшедшая, не обращая внимания на выбоины в мостовых, на которых было так легко подвернуть ногу. Она ничего не замечала. Она чувствовала себя беззащитной, ей хотелось кричать, но ни единый звук не вырывался у нее из горла.

Прыгнувшая на плечи собака опрокинула Анжелику лицом в грязь.

Женщина всем телом ощутила вес животного, а на шее, прямо у затылка, почувствовала, как сжимаются челюсти с острыми как гвозди зубами.

— Сорбонна! — закричала Анжелика.

И повторила чуть тише:

— Сорбонна!

Затем, очень медленно, Маркиза Ангелов повернула голову. Вне всякого сомнения, это была Сорбонна, потому что собака тотчас же ослабила хватку. Анжелика подняла руку и погладила огромную голову датского дога. Собака с удивлением обнюхала «добычу».

— Сорбонна, моя славная Сорбонна, как же ты меня напугала. Это, знаешь ли, не очень хорошо.

В ответ собака лизнула лицо Анжелики шероховатым языком.

Женщина с трудом поднялась, болезненно морщась. При падении она сильно ушиблась.

И тут она услышала шум шагов. Кровь застыла у нее в жилах. Вслед за Сорбонной… мог появиться только Дегре.

Анжелика отскочила в сторону.

— Не выдавай меня, — тихо взмолилась она, обращаясь к собаке. — Не выдавай меня.

Времени ей хватило лишь на то, чтобы спрятаться в дверной нише. Сердце выскакивало у нее из груди. Молодая женщина лелеяла безумную надежду, что это не Дегре. Он должен был уехать из Парижа. Он не мог вернуться. Он принадлежал к умершему прошлому…

Шаги приблизились, и человек остановился.

— Ну, Сорбонна, — послышался голос Дегре, — что с тобой произошло? Ты не сцапала эту нищенку?

Сердце Анжелики билось с такой силой, что ей было больно.

Какой знакомый голос, голос адвоката!

«А сейчас, господа, пришло время услышать великий голос, голос, который, возвышаясь над морем человеческой низости…»

Стояла глубокая, черная, как бездна, ночь. В кромешной тьме Анжелике стоило сделать всего два шага, чтобы очутиться рядом с Дегре. Она чувствовала его совсем близко и догадывалась, что он озадачен.

— Проклятая Маркиза Ангелов! — воскликнул адвокат. — Хочется верить, что она не заставит нас бегать за ней всю ночь. Давай, нюхай, Сорбонна, нюхай. Эта оборванка имела глупость оставить в карете свой шейный платок. Теперь она не сможет от нас ускользнуть. Пойдем, вернемся к воротам у Нельской башни. Там мы найдем ее след, я уверен.

И Дегре ушел, свистом подзывая собаку.

У Анжелики по вискам струился пот. Ее ноги стали ватными. Наконец, она отважилась сделать несколько шагов из своего убежища. Если Дегре бродит в окрестностях Нельской башни, то возвращаться туда нельзя.

Надо добраться до берлоги Деревянного Зада и попросить у него убежища до утра.

Во рту пересохло. И тут она услышала журчание воды в фонтане. Небольшая площадь, посередине которой находился источник, освещалась тусклым светом масляной лампы, висящей над лавкой галантерейщика.

Анжелика подошла к фонтану и погрузила испачканное грязью лицо в свежую воду. Она вздохнула с облегчением.

Но как только она выпрямилась, чья-то сильная рука обхватила ее талию, в то время как ладонь другой руки грубо зажала рот.

— Ну вот, красотка! — раздался голос Дегре. — Думаешь, от меня так легко удрать?

Анжелика попыталась освободиться. Напрасно. Мужчина держал ее так, что она не могла пошевелиться, не закричав от боли.

— Нет-нет, мой цыпленочек, и не пытайся сбежать! — сказал он с глухим смешком.

Парализованная Маркиза Ангелов узнала знакомый запах его поношенной одежды: кожа портупеи, чернила и пергамент, табак. Это был адвокат Дегре, его «ночная ипостась». Она обмякла, и в голове забилась одна-единственная мысль: «Только бы он меня не узнал… А то я умру от стыда… Только бы мне удалось сбежать, прежде чем он меня узнает!»

Продолжая удерживать пленницу одной рукой, Дегре поднес ко рту свисток и трижды пронзительно свистнул.

Через несколько секунд из соседних проулков выскочили пятеро или шестеро мужчин. Было слышно, как позвякивают их шпоры и шпаги в ножнах. Это были стражники ночного патруля.

— Полагаю, что поймал нашу птичку, — бросил Дегре.

— Что ж, отлично, удачная ночь. Мы задержали двух грабителей, которые пытались спастись. Если мы приведем еще и Маркизу Ангелов, можно сказать, месье, что вы направили нас по верному следу. Вы знаете все закоулки…

— По следу нас ведет собака. С шейным платком этой девки она должна была привести нас прямо к ней. Но… есть одно обстоятельство, которое я не могу понять. В какой-то момент ей удалось от меня ускользнуть… Вы знаете эту Маркизу Ангелов?

— Это маркиза Весельчака. Больше о ней ничего не известно. Единственный из нас, кто видел ее, погиб. То был стражник Мартен, она укокошила его в кабачке. Но нам нужно забрать с собой малышку, которую вы держите, месье. Если это Маркиза Ангелов, госпожа де Бренвилье ее сразу опознает. Когда бродяги напали на карету, еще было светло и пострадавшая отлично рассмотрела женщину, которая была их сообщницей.

— Но все-таки, какая дерзость! — проворчал один из стражников. — Они больше ничего не боятся, эти бандиты. Напасть на карету дочери лейтенанта полиции, средь бела дня, в самом центре Парижа!

— Они еще за это заплатят, поверьте.

Анжелика слушала, что о ней говорят. Она старалась не двигаться в надежде, что Дегре ослабит хватку. Тогда она сразу же прыгнет в объятия спасительной ночи и сбежит. Молодая женщина не сомневалась, что Сорбонна не станет ее преследовать. А грузным и неповоротливым мужчинам, стесненным своей униформой, ее не догнать.

Но бывший адвокат не собирался забывать о своей пленнице. Привычным движением руки он обыскал ее.