Барон жаловался. Жизнь была трудной, хотя у них было все необходимое благодаря торговле мулами и щедрости графа де Пейрака. Но край был истощен после страшного голода. Все это вместе с действиями таможенников против контрабандистов солью вызвало восстание жителей болотного края. Внезапно появляясь из камышовых зарослей, они грабили деревню за деревней, отказывались платить подати и убивали чиновников и сборщиков налогов. Решено было прислать королевских солдат и схватить бунтовщиков, «ускользающих, как угри в реке». На перекрестках дорог появились виселицы.

Анжелика вдруг осознала, что значит обладать одним из самых больших состояний провинции. Она забыла о другом мире, неотделимом от страха перед налогами и бесчинствами. Не стала ли она эгоисткой, ослепленная счастьем и роскошью? Не будет ли архиепископ менее придирчив и более покладист, если узнает, что она занимается благотворительностью?

Молодая женщина услышала, как бедный Берналли тяжело вздохнул:

— Ну и дороги! Еще хуже, чем у нас в Абруцци! А ваша прекрасная карета — от нее останутся только щепки. Это настоящее преступление!

— Однако я уже просила вас пересесть в карету, — сказала Анжелика. — Тогда бы она пригодилась.

Но галантный итальянец отказался, потирая ноющую поясницу.

— Но, синьора, благородный человек, достойный так называться, не может отдыхать в карете, когда дама едет верхом.

— Ваша щепетильность устарела, мой бедный Берналли. Сегодня никто не заботится так о манерах. И наконец, насколько я вас успела узнать, вам достаточно будет увидеть нашу гидравлическую машину, которая качает воду, и вся ваша усталость тотчас исчезнет.

Лицо ученого просияло.

— Мадам, вы и вправду помните мое пристрастие к науке, которую я называю гидравликой? Ваш муж не упустил случая заманить меня сюда, сообщив, что построил в Сальсини машину, которая поднимает воду из горного потока в глубоком ущелье. И этого хватило, чтобы я снова отправился в путь. Я спрашиваю себя, не создал ли он там вечный двигатель?

— Вы заблуждаетесь, мой друг, — послышался позади голос Жоффрея де Пейрака, — речь идет всего лишь о модели, повторяющей водоподъемные машины, которые я видел в Китае, они могут поднимать воду на сто пятьдесят туазов[115] и больше. Вот, посмотрите туда. Мы почти на месте.

Вскоре они выехали на берег небольшого стремительного горного потока и увидели что-то похожее на ковш с перекладиной, которая быстро вращалась вокруг оси, и через определенные промежутки времени высоко вверх выбрасывалась мощная струя воды.

Затем, описав в воздухе дугу, эта вода падала в расположенный наверху маленький бассейн, а оттуда медленно стекала по деревянным трубам. Переливаясь всеми цветами, рукотворная радуга сияла над всей этой конструкцией, словно нимб, и Анжелика нашла гидравлическую машину очень занятной, а Берналли, напротив, казался разочарованным и заговорил с досадой:

— Вы теряете воду из потока, девятнадцать частей из двадцати. Это не имеет ничего общего с вечным двигателем!

— Меня не заботит, сколько я теряю в силе и объеме, — заметил граф. — Я знаю только, что там, наверху, достаточно воды, чтобы собрать раздробленную золотоносную породу.


Посещение рудника назначили на завтра. Деревенский капитул приготовил для них жилье, оно было скромным, но со всем необходимым. На телеге туда перевезли кровати и сундуки. Граф де Пейрак предоставил дома в распоряжение Берналли, монаха Беше и д’Андижоса, который, конечно же, поехал с ними.

Сам граф предпочел занять большой шатер с двойным навесом, который привез с Востока.

— Я думаю, что со времен крестоносцев у нас осталась привычка к походной жизни. В такую жару в этом самом засушливом краю во всей Франции вы увидите, Анжелика, здесь гораздо лучше, чем в каменном или глинобитном доме.

И правда, вечером Анжелика наслаждалась прохладным горным воздухом. Полы шатра были откинуты, в лучах заката алело небо, а с берега доносились звуки грустных и торжественных песен, которые распевали саксонские рудокопы.

Жоффрей де Пейрак казался встревоженным, что было на него не похоже.

— Не нравится мне этот монах! — воскликнул он резко. — Он не только ничего не поймет, но еще и истолкует все по-своему в своем извращенном сознании. Я предпочел бы еще раз поговорить с архиепископом, но он настаивает на «научном свидетеле». О, что за насмешка! Любой бы сгодился — все лучше, чем этот святоша!

— Но не говорят ли, что многие великие ученые были монахами? — заметила Анжелика, желая сгладить напряжение, которое возникло из-за присутствия этого «научного свидетеля».

Граф с трудом сдержал досадливый жест:

— Я не отрицаю этого, даже могу сказать больше. Я утверждаю, что на протяжении веков Церковь хранила и собирала культурное наследие мира. Но сегодня она застыла в схоластике. Наука отдана во власть фанатикам, которые отрицают очевидные факты лишь потому, что не могут найти им теологического обоснования, а ведь факты эти объясняются только естественными законами.

Жоффрей де Пейрак замолчал, затем внезапно притянул жену к себе и произнес слова, значение которых она поняла намного позже:

— Вы тоже свидетель. Я выбрал в свидетели вас.

* * *

На следующее утро саксонец Фриц Хауэр пришел проводить всех на золотоносный рудник.

Работы велись на огромной территории — 50 туазов в длину и 15 в ширину. Рудник представлял собой большой карьер у подножия Черной горы, где при помощи деревянных и железных клиньев добывали серый камень, грузили его на тележки и отвозили к жерновам.

Берналли особенно заинтересовали другие гидравлические машины. Они представляли собой обитые листом железа деревянные ковши. Эти ковши вращались и затем, наполнившись водой, опрокидывались.

— Сколько энергии пропадает, — вздохнул Берналли, — но какая простота в конструкции, не требующей рабочей силы. Это еще одно ваше изобретение, граф?

— Я только взял пример с китайцев, там меня уверяли, что у них эти механизмы существуют уже три или четыре тысячи лет. Они используют их главным образом для очистки риса, своей основной пищи.

— Но где же золото? — рассудительно заметил монах Беше. — Я вижу только тяжелый серый песок, который добывают ваши рабочие из раздробленной зелено-серой породы.

— Скоро вы все увидите в саксонской плавильне.

Маленькая группа спустилась ниже и направилась к навесу, где находились закрытые каталонские печи[116].

Два подростка раздували кузнечные мехи, от которых исходил удушливый жар. Из открытых печных сопел вырывалось синеватое пламя, оставляя в воздухе резкий запах чеснока и плотную коптящую дымку, которая оседала вокруг белым снегом.

Анжелика кончиками пальцев взяла немного этого «снега» и, заинтересованная чесночным запахом хотела поднести его ко рту.

И вдруг словно из преисподней возник гном — чудовище в кожаном фартуке — и сильно ударил по руке, остановив ее.

Прежде чем Анжелика опомнилась, гном пророкотал:

— Gift, Gnädige Dame![117]

В недоумении Анжелика рассматривала белый порошок, в то время как монах Беше окинул тяжелым взглядом ее и все вокруг.

— У нас, — тихо произнес он, — алхимики работают в масках.

Однако Жоффрей услышал и ответил:

— У нас нет никакой алхимии, хотя эти компоненты нельзя пробовать и даже дотрагиваться до них. Фриц, постоянно ли получают ваши работники молоко? — спросил граф по-немецки.

— До нашего приезда сюда привезли шесть коров, ваше сиятельство.

— Хорошо, и не забывайте, что вы должны пить молоко, а не продавать.

— Мы не нуждаемся, к тому же мы хотим прожить как можно дольше, — ответил горбатый мастер.

— Можно узнать, мессир граф, что это за вязкое вещество, которое я вижу в этой адской печи? — спросил монах Беше и перекрестился.

— Это все тот же тяжелый песок, который, как вы видели, добывают на руднике, но промытый и просушенный.

— Неужели именно этот серый песок, по-вашему, содержит золото? Я не разглядел ни одной сверкающей крупинки даже сейчас, когда он промыт водой.

— И, однако, это золотоносная руда. Фриц, принесите нам лопату руды.

Рабочий всадил лопату в огромную гору серо-зеленого с металлическим блеском песка.

Монах Беше осторожно насыпал на ладонь немного руды, понюхал ее, попробовал и тотчас же выплюнул:

— Сернистый мышьяк. Сильный яд. Ничего общего с золотом. К тому же золото добывается из речного песка и никогда из горной породы. В карьере, который мы видели, нет ничего похожего на речной песок.

— Все верно, уважаемый коллега, — подтвердил Жоффрей де Пейрак и обратился к саксонцу: — Если пришло время, добавляй свинец!

Но ждать пришлось еще достаточно долго. Масса в печи густела, кипела, становилась все более и более красной. Плотная коптящая дымка все еще клубилась в воздухе, оседая везде, и даже на одежде, белым налетом, похожим на пыль.

Затем, когда дым почти исчез, а пламя уменьшилось, два саксонца в кожаных фартуках привезли на тележке несколько слитков свинца и бросили в эту вязкую массу.

Масса стала жидкой и перестала бурлить. Саксонец размешал ее длинной сырой палкой. Пузыри исчезли, и поднялась пена. Фриц Хауэр снимал ее с помощью огромного сита с железными скобами, а потом снова все перемешивал.

Наконец мастер нагнулся к отверстию под тиглем печи, выдернул пробку, и по заранее подготовленной изложнице потекла серебряная струйка.

Заинтересованный, монах приблизился, затем произнес:

— Это всего-навсего свинец.

— Я с вами полностью согласен, — подтвердил граф де Пейрак.

Но вдруг монах испустил пронзительный вопль:

— Я вижу три цвета!

Задыхаясь, он показывал на переливающиеся остывающие слитки. Руки Беше тряслись, а сам он бормотал:

— Это Великое Делание! Я вижу философский камень![118]

— Да он помешался, наш бедный монах, — заметил д’Андижос без всякого уважения к доверенному лицу архиепископа.

Жоффрей де Пейрак, улыбаясь, объяснил:

— Алхимики придают особый смысл появлению трех цветов при получении философского камня и превращении металлов. Но на самом деле это явление не имеет большого значения, оно подобно появлению радуги после дождя.

Вдруг монах рухнул перед ним на колени. Заикаясь, он благодарил за то, что смог увидеть «дело своей жизни».

Раздраженный этой нелепой сценой, Жоффрей де Пейрак холодно сказал:

— Встаньте, отец мой. Вы еще толком ничего не видели и скоро сами в этом убедитесь. Но вы не найдете там никакого философского камня, я сожалею.

На покрытом пылью и крупинками руды лице Фрица Хауэра, с любопытством наблюдавшего за этой сценой, отразилась нерешительность.

— Muss ich das Blei durchbrennen vor allen diesen Herrschaften?[119] — спросил он.

— Делай так, как если бы здесь был только я один.

Анжелика увидела, как еще теплые слитки завернули в мокрые тряпки и погрузили в тележку. Их подвезли к маленькой печке, стоящей над уже докрасна раскаленным кузнечным горном. Кирпичи, из которых в центре печи было выложено нечто наподобие открытого тигля, были очень белыми, легкими и пористыми. Они изготавливались из костей животных, чьи трупы, сваленные неподалеку, распространяли вокруг зловоние, которое смешивалось с запахами чеснока и серы. Дышать было тяжело.

Монах Беше, красный от жары и возбуждения, стал мертвенно-бледным, когда увидел останки животных. Он принялся креститься, бормоча молитвы, изгоняющие дьявола.

Граф не смог удержаться от смеха, затем обратился к Берналли:

— Посмотрите, какое впечатление произвели наши работы на этого современного ученого. Подумать только, а ведь купелирование на костяной муке хорошо известно еще со времен римлян и греков!

Но монах Беше не отступил перед этими ужасами. Очень бледный, он перебирал четки и продолжал следить за приготовлениями старого саксонца и его помощников.

Один из них подсыпал раскаленные угли в горн, другой с помощью педали раздувал кузнечные мехи, в то время как свинец быстро плавился, собираясь в центре круглого углубления, образованного в печи кирпичами из костяной муки.

Когда все расплавилось и свинец начал дымиться, огонь увеличили.

По знаку старого Фрица появился мальчишка с мехами, на конце которых была прикреплена труба из огнеупорной глины. Он поставил конец трубы на край чана и стал вдувать холодный воздух в темно-красную массу расплавленного свинца.

Вдруг раздался свистящий шум и над расплавленным металлом воздух засветился. Светлое пятно быстро увеличивалось, стало ярко-белым и засверкало уже над всей кипящей массой. Молодые помощники проворно выгребли из печи раскаленные угли. Большие кузнечные мехи тоже были остановлены.