В Беарне его не ждали.

Д’Андижос выглядел чрезвычайно взволнованным. Бросив лакею поводья своей лошади, он взбежал по лестнице, перепрыгивая через ступеньки, и ворвался в спальню Анжелики. Она лежала в постели, а Жоффрей де Пейрак, сидя на подоконнике, напевал, перебирая струны гитары. Этим вечером было свежо, и потому в камине развели огонь. Кормилица, устроившись у колыбели ребенка на «карро»[133], разворачивала пеленки, которыми она собиралась спеленать новорожденного так туго, что он станет похож на крошечную фигурку младенца Иисуса или боб, который вкладывают в королевский пирог в день Богоявления[134].

* * *

Андижос не обратил никакого внимания на эту семейную идиллию.

— Король приезжает! — крикнул он, задыхаясь.

— Куда?

— К вам, в отель Веселой Науки, в Тулузу!..

Затем он упал в кресло и вытер с лица пот.

— Постойте, — сказал Жоффрей де Пейрак, поиграв еще немного на гитаре, чтобы гость успел отдышаться, — не будем впадать в панику. Насколько мне известно, король, его мать и двор отправились в путь, чтобы присоединиться к кардиналу в Сен-Жан-де-Люзе, но зачем им ехать через Тулузу?

— О, это целая история! Дело в том, что дон Луис де Аро и монсеньор Мазарини увлеклись этикетом настолько, что до сих пор так и не приступили к обсуждению свадьбы. Кроме того, говорят, что отношения ухудшились. Обе стороны не хотят уступать друг другу в вопросах, касающихся принца Конде. Испания хочет, чтобы его приняли с распростертыми объятиями и забыли не только предательство во времена Фронды, но и то, что этот французский принц крови несколько лет был испанским главнокомандующим. Это слишком горькая пилюля, чтобы ее проглотить, ведь великий герой чересчур много себе позволил. Когда он занял Париж, то велел перебить советников парламента в ратуше, а само здание — сжечь.

— Зачем Филиппу IV нужно, чтобы этот великий воин, который почти восемь лет возглавлял его армии, получил полное прощение? Почему судьба французского принца так важна для испанского короля, что от нее зависит судьба переговоров?

— Король не желает отдавать свою дочь противникам, которые хотят лишить его чести, принуждая забыть и пренебречь судьбой верных ему людей. Ведь тогда они заплатят за свою службу слишком высокую цену. Французы же полагают, что отношения с Конде — дело семейное, и поэтому они не обязаны принимать уроки великодушия от короля Испании. В подобной ситуации прибытие двора к месту переговоров будет выглядеть нелепо. И Мазарини посоветовал им путешествовать. Они и путешествуют. Двор отправляется в Экс, где присутствие короля, несомненно, заставит погаснуть недавно вспыхнувший там мятеж. И все это высшее общество, выехав из Бордо, хочет проследовать через Тулузу. А вас там нет! И архиепископа тоже! Капитулы сходят с ума!..

— Но им не раз приходилось принимать важных особ, а шесть или семь лет назад — и самого короля.

— Но вы должны быть там, — взмолился Андижос. — Я приехал за вами. Говорят, когда король узнал, что проедет через Тулузу, он сказал: «Наконец-то я познакомлюсь с этим Великим Лангедокским Хромым, о котором мне все уши прожужжали!»

— О! Я хочу в Тулузу! — воскликнула Анжелика, подскочив на постели.

Но тут же откинулась назад, скривившись от боли. Она очень долго пролежала в постели и была слишком слаба для столь длинного путешествия по плохим горным дорогам, чтобы потом еще и выдержать утомительную роль хозяйки, принимая короля. Слезы разочарования выступили у нее на глазах.

— Король в Тулузе! Король в отеле Веселой Науки, а я этого не увижу!..

— Не плачьте, моя дорогая, — сказал Жоффрей. — Я обещаю проявить такую предупредительность и любезность, что им придется пригласить нас на свадьбу. Вы увидите короля в Сен-Жан-де-Люзе, и не покрытым пылью путешественником, а победителем, в ореоле славы.

Граф вышел, чтобы отдать распоряжения об отъезде, который назначил на завтрашнее утро, а славный Андижос попытался успокоить Анжелику.

— Ваш муж прав, красавица моя. Двор! Король! Ба! Ну и что! Один обед в отеле Веселой Науки стоит пышного праздника в Лувре. Поверьте мне, я был в Лувре и так замерз в приемной Королевского совета, что у меня зуб на зуб не попадал. Можно подумать, что у короля Франции нет лесов, чтобы нарубить дров. А у придворных такие дырявые штаны, что фрейлины королевы, которые отнюдь не стыдливы, опускали глаза.

— Многие говорят, что кардинал-наставник не хотел приучать своего августейшего воспитанника к роскоши, потому что она была бы не по средствам государству.

— Я не знаю, что хотел кардинал, однако сам он ни в чем себе не отказывал, покупая алмазы и бриллианты, картины, целые библиотеки, гобелены, гравюры. Но я полагаю, что королю, хотя он и выглядит робким, не терпится избавиться от этой опеки. Ему надоели похлебка из бобов и материнские наставления. Он больше не желает олицетворять собой беды разоренной Франции, и это понятно, когда ты красивый мальчик и к тому же король. Скоро наступит час, когда он тряхнет своей львиной гривой.

— Каков он? Опишите мне его, — нетерпеливо потребовала Анжелика.

— Недурен! Недурен! Он статный, величественный. Но рассказывают, что из-за нескончаемых переездов из одного города в другой во времена Фронды он еще более невежествен, чем слуга, и, не будь он королем, я бы сказал вам, что считаю его слегка неискренним. А еще он переболел оспой и все его лицо рябое.

— О, вы пытаетесь меня разочаровать, — воскликнула Анжелика, — и говорите так же, как все эти чертовы гасконцы, беарнцы или альбигойцы, которые постоянно задаются вопросом, почему Аквитания не осталась независимым государством, а была присоединена к французскому королевству. Для вас есть только Тулуза и ваше солнце. А я умираю от желания побывать в Париже и увидеть короля Франции.

— Вы его увидите на свадьбе. Быть может, на этой церемонии наш монарх предстанет в своем настоящем величии. Но если вы соберетесь в Париж, непременно сделайте остановку в Во, чтобы поприветствовать месье Фуке. Вот кто сейчас истинный король. Какая роскошь, друзья мои! Какое великолепие!

— Так, значит, и ты отправился обхаживать этого невежественного мошенника-финансиста? — спросил граф де Пейрак, входя в комнату.

— Это было необходимо, мой дорогой. Не только для того, чтобы меня принимали в Париже, ибо даже принцы преклоняются перед ним, но и потому что, должен признаться, меня снедало любопытство. Я хотел увидеть суперинтенданта королевства в его собственном доме, ведь он, без сомнения, сегодня первый человек в государстве после Мазарини.

— Смелее, не опасайтесь сказать: перед Мазарини. Всем известно, что кредиторы не верят Мазарини, даже если деньги ему нужны для блага страны, а вот Фуке, напротив, пользуется всеобщим доверием.

— Но ловкий итальянец не завистлив. Фуке вынужден пополнять деньгами королевскую казну, чтобы вести войны, и это все, что от него требуется… по крайней мере сейчас. Фуке безразлично, что ростовщики получают с этих сделок двадцать пять или даже пятьдесят процентов. Двор, король, кардинал — все живут на украденные им средства. И сейчас его не остановить! Еще долго всюду будет мелькать его эмблема — белка, и девиз Quo non ascendam? — Чего я только не достигну?

Жоффрей де Пейрак и Бернар д’Андижос еще немного побеседовали о необычайной роскоши, которой окружил себя Фуке. И хотя его карьера началась с должности распорядителя прошений[135], а затем он стал советником Парижского парламента, но все равно оставался сыном простого бретонского судьи. На протяжении всей беседы Анжелика пребывала в задумчивости, так как каждый раз, когда при ней говорили о Фуке, она вспоминала ларец с ядом, и эти воспоминания тяготили ее.

Разговор прервал маленький слуга, который принес на подносе угощение для маркиза.

— О! — вскричал Бернар д’Андижос, обжигая пальцы горячими булочками, в которых волшебным образом сохранялся ледяным паштет из гусиной печенки. — Только здесь можно полакомиться подобным чудом! Здесь и, конечно, в Во. У Фуке — исключительный повар, некто Ватель[136].

Вдруг он воскликнул:

— Ах да! Кстати, я вспомнил одну необычную встречу. Угадайте, кого я застал за долгим разговором с месье Фуке, сеньором Бель-Иля и других мест и почти вице-королем Бретани… Угадайте!

— Это трудно. Он знает многих.

— И все же попробуйте угадать. Это, если можно сказать, кое-кто из вашего дома.

Подумав, Анжелика предположила, что, возможно, речь идет о ее зяте, муже сестры Ортанс, который был судейским в Париже, так же, как когда-то и знаменитый суперинтендант.

Но Андижос отрицательно покачал головой.

— Ах! Если бы я не боялся так вашего мужа, то рассказал бы вам все лишь в обмен на поцелуй, потому что вы никогда не догадаетесь.

— Что ж, я не против, ведь это даже принято при первом визите к молодой матери, и скажите скорее, не мучайте меня.

— Так вот: я застал вашего бывшего дворецкого, того самого Клемана Тоннеля, который несколько лет прослужил у вас в Тулузе, за тайной беседой с суперинтендантом.

— Нет, вы, должно быть, ошиблись. Он ведь уехал в Пуату, — с внезапной поспешностью возразила Анжелика. — Ему незачем посещать столь важных особ. Разве что он пытается поступить на службу в Во.

— Сначала и я так решил из их разговора. Они беседовали о Вателе, поваре суперинтенданта.

— Вот видите, — заметила Анжелика с непонятным ей самой облегчением. — Он всего лишь хочет работать под началом Вателя, что неудивительно — ведь говорят, этот человек своего рода гений.

Она чувствовала некоторое разочарование, ведь Клеман был родом из Пуату и все годы, что жил в отеле Веселой Науки, напоминал Анжелике о родной земле.

— Да! Да! — сказал Андижос, явно думая о чем-то другом. — Но есть одна деталь, которая показалась мне любопытной. Так случилось, что я внезапно появился в комнате, где суперинтендант беседовал с этим достославным Клеманом. Я вошел туда в компании дворян, мы все были немного навеселе, кто больше, кто меньше. Мы, конечно, тут же принесли свои извинения суперинтенданту, но я успел заметить, что Клеман разговаривал с Фуке довольно фамильярно и принял раболепную позу лишь при нашем появлении. Он узнал меня. Когда мы выходили, этот человек что-то быстро сказал Фуке. А тот пристально на меня посмотрел холодным змеиным взглядом, а затем произнес: «Не думаю, что это будет иметь значение».

— Так это тебя, мой друг, посчитали незначительным? — спросил Пейрак, беззаботно перебирая струны гитары.

— Так мне показалось…

— Какая здравая оценка!

Андижос притворился, что вынимает шпагу, все рассмеялись, и веселая беседа потекла дальше.

Глава 17

«…Мне непременно нужно что-то вспомнить, — говорила себе Анжелика. — Это вертится у меня в голове, но не хочет выплывать из глубин памяти. Но я знаю, что это очень важно. Я обязательно должна вспомнить!»

Она прижала ладони к щекам, закрыла глаза и сосредоточилась на своей мысли. Это произошло давно, в замке Плесси. Здесь сомнений не было, но дальше все начинало путаться.

Пламя от камина жгло ей лоб. Анжелика прикрыла огонь шелковым экраном, рассеянно обмахиваясь. Была ночь, за окнами бушевала буря. Весенняя буря в горах, без молний, но с градом, который, гонимый ветром, то и дело бил в стекла. Анжелика не могла заснуть и поэтому пришла посидеть у камина в комнате донжона. У нее все еще немного болела спина, и молодая мать жалела, что ей не удается быстро восстановить силы. Акушерка постоянно твердила, что ее недомогание вызвано упрямым желанием самой кормить младенца грудью, но молодая графиня не хотела ничего слушать; каждый раз Анжелика со все возрастающей радостью прижимала ребенка к себе и смотрела, как он сосет. Она расцветала. Анжелика чувствовала, что становится степенной, умиротворенной, и уже видела себя важной, снисходительной матроной, вокруг которой возятся малыши. Почему же она так часто думает о своем детстве именно сейчас, когда та маленькая Анжелика почти исчезла в тумане прошлого?..

Нет, эта неясная тревога не была игрой воображения, у нее должна быть какая-то причина. И постепенно она поняла: «Есть кое-что, что мне обязательно надо вспомнить, что я должна вспомнить!»

Время от времени Анжелика вставала и подходила к узкому окошку башни. Занимавшая весь этаж круглая комната когда-то была сторожевым постом донжона, а теперь в ней царил покой и уют. Прекрасные гобелены на стенах помогали сохранять тепло; большое готическое кресло с высокой спинкой, на котором лежали мягкие подушки, маленький столик и несколько стульев того же стиля, скамеечки и гобеленовые карро дополняли меблировку. На буфет Анжелика велела поставить закуску, фрукты, напитки.