Французы, сильно раздосадованные, не знали, как выйти из этого глупого положения.

— С этим пора кончать! — сказал полковник. — Л'Обиньер, забирайте своего племянника и любым способом уведите его отсюда. Если эти вопли не прекратятся, я ни за что не могу поручиться.

Канадец, полный решимости забрать мальчика, направился к ирокезам, но едва он протянул к нему руку, как воины грозной стеной загородили ребенка.

— Не смей его трогать!

— Делишки-то, никак, портятся, — сам с собой разговаривал Маколле. — Ну конечно. Этого надо было ожидать! Этого надо было ожидать!.. Они говорят, что всем известно, как французы грубо обращаются со своими детьми, но они не позволят в их присутствии даже волоску упасть с головы этого ребенка… Они говорят, надо набраться терпения. Но на это уйдет немало времени. Если этот мальчишка такой же упрямый, как его дядюшка, представление продлится до завтра. Да, все Л'Обиньеры одинаковы, упрямы как ослы…

Анжелика поднялась с травы и подошла к мужу.

— Как вы думаете, чем все это кончится? — спросила она его шепотом.

— Возможно, ничем хорошим…

— Что же нам делать?

— Нам? Пока ничего… Набраться терпения. Как это советуют господа ирокезы.

Де Пейрак казался спокойным. Он подчеркнуто не вмешивался в эту историю, непосредственно его она не касалась. И хотя Анжелика так же, как и де Пейрак, понимала, что главное сейчас выдержка, нервы ее начали сдавать.

Ребенок продолжал надрывно плакать, от напряжения и слез его лицо стало багровым, он закрыл глаза, словно желая укрыться от той ужасной судьбы, которая его ждала: расстаться с милыми его сердцу ирокезами и вернуться к этим чудовищам с белыми лицами! Слезы градом катились по его щекам.

У Анжелики разрывалось сердце при виде этого отчаяния. Надо было что-то делать… Она быстро вошла в форт и бросилась к кладовой. Там в темноте она на ощупь отыскала головку белого сахара, проворно отколола от нее несколько кусков, затем, сунув руку в мешок с черносливом, набрала полную горсть и скорее вернулась туда, где разыгрывалась драма. Де Ломени отвел офицера в сторону.

— Пусть они убираются отсюда вместе с этим несносным мальчишкой. Потом придется напасть на них и отнять его у них силой.

— А вдруг они убьют его, чтобы отомстить нам? — заволновался Модрей.

— Вряд ли, они слишком к нему привязаны.

В их разговор вмешался де Пейрак:

— Не надо забывать, мессиры, о том, что разрыв переговоров приведет не только к тем неприятностям, которых нам так хотелось бы избежать, но и повлечет за собой гораздо более существенные осложнения. Прошу вас, не надо горячиться. Наберемся терпения…

Анжелика наклонилась к дочери.

— Посмотри-ка, видишь того бедного маленького мальчика, который так горько плачет? Он никого здесь не знает и боится всех этих чужих взрослых людей. Пойди и отнеси ему сахар и вот эти сливы, а потом возьми его за ручку и приведи ко мне.

У Онорины было доброе сердце, ее не надо было долго просить. Без всякого страха девочка направилась прямо к ирокезам — с ними, как и со всеми индейцами, она чувствовала себя совсем непринужденно.

В своем платьице с широкими складками и фартучке из зеленой туали она походила на очаровательную куклу. Ее зеленый атласный чепчик, из-под которого выбивались крупные локоны цвета меди, блестел на солнце. На ногах у нее были мокасины с отворотами, расшитыми жемчугом.

С улыбкой, полная непосредственности, она протянула гостинцы мальчику. Сваниссит и Уттаке тут же включились в игру. Они как могли расхваливали ребенку эти диковинные лакомства. Наконец их безутешный питомец приоткрыл глаза. Судорожно всхлипывая, он рассматривал дары Онорины. Знал ли он, что такое белый сахар? Во всяком случае, начать он решил со слив, они у него не вызывали сомнений, но он не спускал глаз и с белого, отливающего голубизной камня, который, как ему говорили, был сладким на вкус. Онорина взяла мальчика за руку и медленно повела к матери.

И индейцы и белые затаили дыхание.

От того, пройдут ли дети это маленькое расстояние, зависело, быть или не быть войне.

Анжелика опустилась на колени и смотрела, как они приближаются, боясь шевельнуться, чтобы не испугать ребенка.

Когда он подошел к ней, она ласково сказала:

— Это сахар! Лизни его, и ты увидишь, какой он сладкий!

Мальчик не понял слов Анжелики, но звук ее голоса ему понравился. Он поднял на нее свои большие голубые глаза и замер, забыв про свой страх и про все свои страдания. Лицо этой белой женщины со светлыми волосами под кружевным чепчиком, возможно, напомнило ему другую молодую француженку — его мать, зверски убитую в ту жуткую ночь. Может быть, ему что-то смутно припомнилось?

Анжелика продолжала нежно шептать ему какие-то слова. Старый Маколле пришел к нем на помощь. Стараясь смягчить свой хриплый голос, он перевел мальчику слова Анжелики:

— Это сахар. Попробуй…

Маленький француз наконец решился, он осторожно лизнул кусок сахара, лизнул еще раз и затем впился в него своими крепкими зубами. Улыбка осветила его смешную перемазанную рожицу, и вдруг, не в силах одержать восторг, он звонко рассмеялся.

У всех как гора с плеч упала. Ирокезы сразу оттаяли.

Анжелика позвала к себе мальчиков Эльвиры.

— Не найдется ли у вас в карманах чего-нибудь интересного для него?

Она попала в самую точку. Ведь в кармане каждого уважающего себя мальчишки в возрасте от семи до десяти лет хранятся самые удивительные сокровища. Бартеломи извлек из своего кармана два агатовых шарика, выигранных еще на тротуарах ЛаРошели.

Этого оказалось достаточно, чтобы окончательно пленить малыша.

В окружении детей и женщин он спокойно дошел сначала до ворот форта, а потом и до их маленького домика. Наконец-то они были в надежном убежище!

Анжелика боялась, что, увидев закрывшуюся за собой дверь, мальчик снова поднимет рев. Но он быстро огляделся, вероятно, понял, что назад пути нет, и как будто смирился со своей судьбой. Неожиданно для всех он подошел к очагу и невозмутимо уселся на камень перед пылающим огнем. Анжелика была уверена, что эта обстановка напомнила ему счастливые времена его раннего детства, проведенного на канадской ферме. Он грыз сахар и смотрел, как Бартеломи катает по полу свои черные шарики. Изредка он произносил какие-то ирокезские слова. Чтобы мальчик быстрее освоился, она послала за старым канадцем Маколле. Усадила старика у огня и налила ему кубок выдержанного вина.

— Очень вас прошу, мессир Маколле, будьте нашим толмачом. Я все время боюсь, что этот маленький дикарь снова заревет, если увидит, что мы его не понимаем.

Потом она дала всем детям по куску драгоценного сахара в награду за их помощь.

— Без вас, дети мои, у нас было бы много неприятностей. Вы очень помогли нам…

Того же мнения был и де Ломени, который спустя некоторое время пришел лично поблагодарить госпожу де Пейрак. Он сказал, что они очень мирно расстались с ирокезами и те ушли, спокойные за судьбу своего питомца.

— Вы оказали нам огромную услугу, сударыня! Без вас и ваших милых детей нам трудно было бы выбраться из этого тупика. Мы, воины, часто забываем, что в некоторых случаях только женский такт способен спасти положение. Нас могли бы всех вырезать из-за этого цыпленка, тогда как одна ваша улыбка… — Затем, повернувшись к детям, он не очень благоразумно заявил:

— Я должен наградить вас. Чего бы вам хотелось, друзья мои?

Дети, опьяненные своими успехами, а также днями привольной жизни в Катарунке, ничуть не смутились. Бартеломи тут же воскликнул:

— Мне — табак и трубку!

— Мне луидор, — сказал Тома, еще не забывший, что наиболее ценилось в Старом Свете.

— А я хочу нож, чтобы снимать скальпы… и потом еще хочу поехать в Квебек, — заявила Онорина. Граф был явно удивлен желаниями детей.

— Нож такой прелестной барышне? С кого же вы собираетесь снимать скальпы?

Девочка задумалась. Анжелика сидела как на раскаленных углях. К счастью, Онорина ответила, что пока она еще не решила… ей надо подумать.

— А что же ты будешь делать с трубкой, мой мальчик?

— Курить, черт подери!

Полковник весело рассмеялся. Он дал Тома золотую монету, пообещал Бартеломи, что у него будет трубка, но с условием, что из нее он будет пускать только мыльные пузыри.

— Что же касается вас, мадемуазель, то с ножом я, пожалуй, подожду, пока у вас еще нет врагов. Но могу передать вам от имени мессира губернатора самые сердечные приглашения в его добрый город Квебек.

Глава 6

Анжелика, понимая, что столь резкая смена обстановки тяжела для маленького ребенка, решила с купанием пока подождать.

— Но от него ужасно пахнет, — возражали ей госпожа Жонас и Эльвира. — Взгляните на его волосы… У него, конечно, тьма насекомых.

— Конечно. Но вдруг он снова испугается, когда мы начнем сажать его в воду? Потерпим. А завтра, видимо, мы уже сможем безболезненно проделать эту процедуру…

Но все уладилось само собой. Ребенок капризничал и несколько раз принимался плакать, и Маколле терпеливо утешал его и пробовал увещевать.

— Я ему сказал, что, если он будет себя хорошо вести, завтра Сваниссит и Уттаке возьмут его с собой на охоту или на войну.

Увидев, как дети весело плещутся в ушате с теплой водой, ребенок тоже захотел купаться. Но отмыть его с первого раза было невозможно. Толстая корка из медвежьего жира, пропитанного пылью, покрывала все его тело.

Анжелике удалось заставить его проглотить целебный настой из трав, куда она подлила макового отвара, который случайно обнаружила в убогой аптечке форта. Ирландец О'Коннел болел, должно быть, не очень часто, а если на него и нападала какая хворь, он умело изгонял ее водкой. Анжелика вспомнила о пакетах с травами, мазях, сиропах, эликсирах, которые ей так нравилось готовить и которые она оставила в Ла-Рошели. И очень пожалела об этом. Как бы они пригодились ей здесь! Стояла уже осень, и поздно было собирать даже самые необходимые травы. Да еще не известно, растут ли они в этом полушарии. Но кору с некоторых деревьев и корни можно было собрать еще и сейчас. С завтрашнего дня она возьмется за это.

К вечеру Л'Обиньер зашел взглянуть на своего племянника. Мальчик в это время уже сладко спал, закутанный в меховое одеяло, на полу — его не смогли уговорить лечь в кровать. Траппер грустно разглядывал его.

— Мне хорошо знакомо то, что он испытывает сейчас, — проговорил он, покачав головой. — Ведь я тоже был пленником ирокезов, в Долине могавков… Разве могу я забыть это время? Разве можно вообще забыть эту Долину?

— Но в конце концов, — вспыхнула Анжелика, — кто вам ирокезы — друзья или враги?

Л'Обиньер был удивлен. Ему, так же как и Никола Перро, казалось вполне естественным сочетание таких чувств, как тоска о прошлых днях, проведенных у ирокезов, и лютая ненависть к ним.

— Конечно, у меня остались самые светлые воспоминания о жизни в Долине могавков, но разве я могу простить им убийство моей семьи и семьи Модрея? Я знаю, мой долг — отомстить им, и я отомщу. Сегодня мы пошли на соглашение, это цена за жизнь моего племянника. Но поверьте, мы еще встретимся с ними лицом к лицу!

Она спросила шепотом:

— Что вы собираетесь делать с этим малышом?

— Отдам его иезуитам! В Квебеке есть семинария, где воспитываются сироты и молодые индейцы, из которых собираются сделать миссионеров.

Анжелика взглянула на спящего ребенка. На его забавной рожице, которую так и не удалось отмыть, застыло скорбное выражение. Он казался таким трогательным и беззащитным сейчас.

Чем станут для этого ребенка, выросшего на свободе, в лесу, стены семинарии? Конечно, тюрьмой. Она подняла голову, чтобы поделиться своими мыслями с Л'Обиньером. Стоило ли так дорого платить за свободу ребенка, чтобы тут же снова отнять ее у него? Вырывая его из рук дикарей, они прежде всего заботились о спасении его души. Благородное беспокойство! Но разве не обязаны они были подумать, кроме того, и о счастье и благополучии мальчика?

Но, открыв рот, чтобы сказать все это, она увидела, что Л'Обиньера и след простыл. Канадцы умели появляться и исчезать бесшумно.

В соседней комнате под присмотром Эльвиры спали дети. Супруги Жонас что-то разбирали в своей комнате. Старый Маколле ушел за табаком. Некоторое время Анжелика сидела одна возле спящего ребенка в общей комнате. Мальчик спал очень неспокойно, он дергался, всхлипывал, кого-то искал рукой. Чтобы успокоить его, Анжелика поглаживала его жирные взлохмаченные волосы. В тишине только слышно было, как потрескивает огонь в очаге.

Но, подняв голову, Анжелика увидела, что рядом с ней стоят ирокезские вожди, Сваниссит и Уттаке, стоят так близко, что бахрома, которой отделаны их набедренные повязки, касается ее плеч.

Она с изумлением смотрела на них. Как они вошли сюда? Рука вождя могавков на уровне ее глаз сжимала блестящую деревянную рукоятку кастета, с огромной острой иглой из слоновой кости. Один удар этого оружия насквозь пробивал голову. Особенно когда оно оказывалось в такой руке, широкой, мускулистой, обтянутой глянцевитой кожей цвета амбры.