Довольно плотная накидка из толстого сукна, под которой Анжелика несла на руках Онорину, была до нитки пропитана влагой и уже не спасала девочку от дождя.

Постепенно подходили остальные путники, и каждый в отчаянии останавливался перед водопадами и поднимал хмурый взгляд к вершине скалы.

Подошел и Жоффрей де Пейрак, таща за узду вороного жеребца. Он подтолкнул своих людей под выступ скалы, чтобы они хоть немного укрылись там от дождя. Кивнув на водопады, он сказал:

— За ними, наверху, Вапассу.

— А если в этом Вапассу никого нет? — прокричал один из мужчин во весь голос, чтобы его услышали в шуме водопадов. — Французы, небось, уже побывали там, а то и ирокезы. Наших убили, а хижину их сожгли.

— Нет, — сказал де Пейрак. — Вапассу надежно упрятан. И чтобы туда попасть, нужно еще знать, как найти его, а этого пока никто не знает.

— Они, поди, давно уже мертвые, ваша четверка наверху, — не унимался Кловис. — О'Коннел сказал, что не видел их два месяца.

— Нет, они не мертвые.

— Почему это вы так уверены?

— Потому что судьба не может быть столь жестока к нам.

Жоффрей де Пейрак взял из рук Анжелики малютку Онорину и, предупредив всех, что дальше нужно идти с крайней осторожностью, сам начал карабкаться по крутому скользкому склону, совсем рядом с пенистым потоком.

Вести и присматривать за двумя лошадьми, которые остались у них, входило в обязанности мужчин. Анжелике, правда, хотелось бы самой позаботиться о Волли, но она была уже не в состоянии сделать это — сил у нее оставалось только на то, чтобы держаться на ногах. Сорванные с деревьев листья, кружась вихрем, хлестали ее по лицу и слепили. Малейший неосторожный шаг мог стоить жизни.

Анжелика огляделась, не нуждается ли кто из ее спутников в помоши. Она увидела, что повар Октав Малапрад поддерживает Эльвиру, почти несет ее. Мэтр Жонас, спокойный, полный сил, хотя его мокрое лицо напоминало морду тритона, который только что вылез из воды, подталкивает идущую впереди него бедную госпожу Жонас, помогает ей как может, а она еле переставляет ноги.

Флоримон и Кантор, взяв на себя заботу о мальчиках, несли их на плечах, и Анжелика видела, как медленно, согнувшись под тяжестью ноши, продвигаются вперед и поднимаются по крутому утесу ее сыновья и мокрые волосы спадают им на глаза.

Страшная картина отчаяния.

Вот уже три дня, как они покинули окрестности сожженного Катарунка. Они взяли с собой лишь единственную пару лошадей. Остальных животных Мопертюи и его сын Пьер-Жозеф увели на юг, в сторону Голдсборо.

Ни для кого из тех, кто решил последовать за графом де Пейраком в глубь страны, не было тайной, что Вапассу, по существу, одно лишь название, а не форт. Перед тем как они отправились в путь, их предупредили, что это самое примитивное жилище, без палисада, своего рода логовище, которое четверо рудокопов, несколько месяцев назад оставленные там графом, не должны были как-то особенно благоустраивать, поскольку они собирались зимовать в Катарунке. Однако де Пейрак надеялся, что они все же успеют до наступления холодов сделать Вапассу пригодным для жилья.

В первый же день пути вниз, по течению Кеннебека, они на двух лодках отправили часть багажа и детей. Малышей вся эта суета забавляла, к тому же на лодках они смогли отдохнуть от пережитых треволнений. Остальные шли вдоль берега.

На следующий день они оставили Кеннебек, течение которого становилось слишком бурным да еще то и дело прерывалось порогами, и, повернув на восток, двинулись по берегу маленькой речушки, голубой и спокойной, — казалось, она несет свои воды через парк с лужайками, ивами и вязами. Они не повстречали на ее берегах ни одной живой души. Для людей, настроенных мистически, это была священная река.

Они рассчитывали прийти в Вапассу на третий день пути, примерно к полудню, но накануне ночью поднялся ураганный ветер, разметал шалаши, в которых они укрылись, а потом на них обрушилась буря с ледяным дождем, и вот до сих пор она не прекращается.

Вапассу — что на языке индейцев означает Серебряное озеро, — охраняемый священной рекой и духами благородных металлов, яростно защищал подступы к себе.

Споткнувшись о корневище, Анжелика упала на колени. Она думала, что у нее уже не хватит сил встать и ей придется заканчивать подъем, карабкаясь на четвереньках. С усилием подняла она голову и чуть не вскрикнула от радости: темный колодец наконец приоткрылся и в просвете показалось тусклое небо, по которому бежали косматые облака.

Стоя наверху, Жоффрей де Пейрак смотрел, как они поднимаются. Он нес на руках ее ребенка. Ее ребенка! Даже в самых смелых своих мечтах она никогда не могла помыслить об этом. «О любовь моя, это тебя я видела в своих сновидениях… Ты увлекаешь нас за собой в бурю, все дальше и дальше… Ты словно Каин, проклятием обреченный на вечное скитание… Но ведь ты не сделал никакого зла… Так почему же?.. Почему?..».

Де Пейрак заметил, что Анжелика упала, и его взгляд оттуда, с высоты, приказывал ей сделать последнее усилие, чтобы подняться и подойти к нему. Она мельком увидела, как из-под его плаща сверкнули сияющие радостью глаза Онорины. Прижавшись к груди отца, нашедшегося наконец на краю света, она смотрела на этот мрачный мир, от которого он ее защищал, и ликовала, — она была счастлива, это дитя.

Жоффрей де Пейрак не мог перекричать шум ветра и воды, но кивком головы он показал Анжелике налево, на другую сторону водопада, и она увидела какое-то дощатое сооружение с лопастями, напоминающими огромные черные крылья.

Следы пребывания здесь человека вызвали у всех новый прилив надежды и мужества.

Однако мучения их на этом не кончились. Мельница являла собой всего лишь передовой пост Вапассу.

Немного дальше лес расступился и перед ними открылся довольно широкий пейзаж. Они увидели унылое, мрачное зеркало огромного озера, все покрытое рябью от шквального дождя, окруженное грядой гор с закругленными вершинами. Об эти вершины, словно вычерненные мокрой сажей, разбивались тучи, которые быстро гнал ветер. Жоффрей де Пейрак — он все еще нес на руках Онорину — вывел своих спутников на берег озера. Они прошли по узеньким деревянным мосткам и оказались на тропе, довольно заметной, но от дождя превратившейся в настоящее болото. Некоторые из путников до того изнемогли, что без конца оступались и падали в липкую грязь. И лишь одна мысль воодушевляла всех: скоро они окажутся в убежище, где пылает жаркий огонь.

Но они уже дошли до противоположного конца озера, а нигде не было видно ни огонька. Затем они миновали тесное ущелье, которое вывело их к другому озеру, поменьше, окруженному крутыми скалами. Обрывистый берег осыпался под ногами. Шли медленно, осторожно, стараясь держаться подальше от края. Остался позади еще один узкий проход между скалами, показалось третье озеро, побольше, на другом берегу его виднелись заболоченные луга и невысокие холмы. Вдоль тропинки, которая пересекала трясину, были проложены доски, чтобы легче было идти.

Но и это озеро осталось за их спиной, а они так и не обнаружили признака какого-либо жилья.

Несчастные растерянно шарили вокруг глазами и не видели ничего. Однако сквозь пелену дождя до них донесся едкий запах дыма.

— Я чувствую запах дыма! — срывающимся голосом крикнул маленький Бартеломи. — Я чувствую запах дыма!

Зубы у него стучали, и он так дрожал, что свалился бы с плеч Флоримона, если бы тот не держал его крепко. Волосы обоих сыновей Анжелики, обычно такие пышные, сейчас напоминали волосы древнегреческих наяд. Но Флоримон и Кантор не обращали на это внимания. Все это пустяки, уверяли они, им приходилось видывать и не такое. А здесь, подумаешь, всего лишь небольшой дождик!

По просьбе отца Кантор порылся в мешке и вытащил оттуда большую раковину, вроде тех, в которые свистят во время тумана моряки, подавая знак о приближении своего судна.

Юноша надул щеки, и прибрежные скалы несколько раз эхом повторили глухой звук раковины.

Немного погодя сквозь серый туман путники заметили, как от высокого скалистого мыса, поросшего пихтами и лиственницами, далеко выдававшегося в озеро, отошла лодка, в которой на веслах сидело какое-то непонятное существо с мертвенно-бледным лицом. Молча стеклянными глазами изучало оно пришельцев; лодка причалила к берегу.

Граф де Пейрак по-английски что-то сказал гребцу. Но тот ничего не ответил. Он был нем, этот перевозчик из царства теней, бледный как призрак, с белыми волосами.

В лодку сначала сели женщины и дети, затем Жоффрей де Пейрак с Онориной на руках.

Они высадились на устланной мхом поляне и, в то время как лодка отправилась за остальными, стали взбираться по пологому склону на край мыса.

Запах дыма стал резче. Казалось, он выползает из-под земли и смешивается с туманом. Неожиданно под ногами у них разверзлась какая-то нора, в которой они заметили ступеньки из кругляка. Вот в эту-то дыру, в эту нору они и спустились, толкнули дверь.

И тогда их, словно солнце, ослепил свет горящих ламп и пылающих дров, ударил в нос запах жареного сала, табака, жгучего рома, а тело окутало приятное, нежное, пленительное и благотворное тепло очага.

И на ярко-красном фоне этого радостного огня они увидели гиганта-мавра, который с удивлением смотрел на входящих. На нем была одежда из меха и кожи. Золотые подвески сверкали в его ушах. Шелковистые волосы мавра были белы как снег. И, узнав это черное, всплывшее из небытия лицо, Анжелика закричала:

— Куасси-Ба!

Глава 2

Итак, она вновь обрела Куасси-Ба, доброго, преданного, умелого Куасси-Ба, верного их раба, который когда-то давно, облаченный в атласную ливрею с галунами и со своей кривой саблей на боку, охранял вход в ее покои в тулузском дворце. Граф де Пейрак купил его совсем мальчиком у берберийцев и приобщил к своим научным опытам. Вместе с графом Куасси-Ба был осужден, вместе были они на галерах и вместе бежали оттуда и затерялись в просторах Средиземного моря…

Как не догадалась она раньше спросить у мужа о судьбе их верного слуги?.. Это, пожалуй, потому, что они все еще не осмеливались говорить друг с другом о том, что было после того ужасного дня на Гревской площади. Но воскрешения продолжались!..

А он, великан-мавр, поначалу и не признал ее. Он очень удивился, когда эта женщина в промокшей одежде, с растрепанными волосами бросилась к нему и сжала его огромные черные руки своими тонкими и холодными пальцами, повторяя: «Куасси-Ба! О, мой дорогой Куасси-Ба!» — и капли дождя на ее щеках подозрительно походили на слезы.

Но, увидев ее глаза, ее светлые незабываемые глаза, он догадался, кто перед ним. Он бросил взгляд на графа де Пейрака и, понимая, что чудо, о котором он наивно молился столько лет, свершилось, почувствовал, что лучезарная радость буквально распирает его, но не знал, как выразить ее в этом тесном логове, где сгрудилось сразу столько людей.

Наконец он упал на колени и, целуя руки Анжелики, повторял, словно молитву:

— О каспаша! О каспаша моя! Ты, ты наконец с нами! О, теперь я могу спокойно умереть!

В этом продымленном логове жили четверо рудокопов: старательный и степенный итальянец Луиджи Поргуани; метис Соррино — наполовину испанец, наполовину перуанский индеец из племени кечуа; немой англичанин Леймон Уайт, которому пуритане из Бостона вырвали за богохульство язык; и Куасси-Ба. В каждом из них, даже в итальянце, было что-то такое, что отличало их от остальных смертных, что-то отдававшее серой и порохом, и при виде их у Анжелики появилось такое же ощущение, какое испытала она некогда на руднике в Сальсине в первый момент, когда муж привез ее туда. Они были существами из другого мира, заключившими союз с тайными силами земли, и господином их был тот, кто сейчас вошел сюда и кого они приветствовали с поспешностью и благоговением, — граф де Пейрак, тулузский ученый. В его присутствии все здесь обретало свой смысл.

А в логове становилось все теснее. Из скорбной мокрой темноты продолжали появляться люди. Уже невозможно было пошевельнуться. Слышно было, как, стуча от холода зубами, входили последние путники и как вздыхали от блаженства те, кому уже удалось протянуть руки к огню.

Первое оцепенение прошло, и Анжелика взялась за самое необходимое — нужно было снять с Онорины и мальчиков мокрую одежду.

— Сухое белье, Куасси-Ба, — требовала она. — Одеяла. Помоги мне быстро вытереть малюток!.. Закутай их хорошенько!..

И он, как когда-то в давние времена, спешил на ее голос. Она заглянула в котел, подвешенный на крюке над огнем, увидела в нем дымящуюся похлебку и наполнила миски.

Согревшиеся и насытившиеся дети тотчас же уснули на складных кроватях с натянутым вместо тюфяка полотнищем ткани; их прикрыли меховыми одеялами.

Повар Малапрад коснулся плеча Анжелики.

— Госпожа, вот тут одна малютка упрямится…

— Какая малютка?

— Да вот…

Анжелика увидела Эльвиру, бедняжка едва держалась на ногах.