— Вы можете все! — пылко выкрикнул ученый. — Вы просто обязаны находиться там, когда прибудет посол и станет вручать свой подарок. И если окружение короля и, главным образом, неучи-врачи не оценят всю значимость предмета и совершат кощунство, выбросив его, обещайте мне спасти хотя бы каплю. Умоляю, СПАСИТЕ МОЕ МИНЕРАЛЬНОЕ МУМИЁ!

Анжелика обещала сделать все, что будет в ее силах.

— Спасибо! Тысячу раз спасибо, прекраснейшая дама! Вы дарите мне надежду.

С удивительным проворством ученый опустился на колени и несколько раз коснулся лбом роскошного ковра. Затем убеленный сединами старик поднялся и извинился за восточный обычай, который он перенял, находясь в турецком плену.

Анжелика еще раз повторила свое обещание, незаметно подталкивая собеседника к выходу. При этом она не удержалась и спросила аптекаря, почему вдруг он решил прийти именно к ней вместе со всей разношерстной толпой просителей.

Старик выпрямился и вернулся к действительности. Его взгляд стал острым и внимательным. Он сказал, что, впервые заметив Анжелику, сразу же понял, что она создана, чтобы занимать первое место всюду, где появляется.

— Но где вы могли меня заметить?

— При дворе.

— При дворе? Вы?

— Разве я не говорил вам, что связан с советниками торговых представительств Марселя?

Не вдаваясь в дальнейшие объяснения, он продолжил:

— По тем же причинам, что вам изложили эти господа из Академии, я не мог не заметить, что ваше положение в обществе упрочилось, а король вам благоволит. Но прежде всего вашу значимость усиливает то обстоятельство, что мадемуазель де Лавальер теряет свои позиции, ей грозит скорая опала.

— Опала? А я считала, что она на пике своей славы, осыпана королевскими милостями.

— Все верно, мадам; однако ученый, коим я являюсь, не может не заметить, что ее падение не за горами, потому что кривая, стремящаяся к своей вершине, названной Декартом «максимумом», затем неминуемо низвергнется к нижней точке, названной «минимумом». Но помимо этих, так сказать, математических прогнозов, существуют явления простые, обыденные, которые помогают мне предвидеть будущее. Скажем так: крысы уже бегут с тонущего корабля. Рядовые люди из окружения мадемуазель де Лавальер, включая ее первого камердинера, дезертировали, чтобы явиться к вам. А в свете последних событий это означает лишь одно: у вас неплохие шансы стать фавориткой Его Величества.

— Что за чепуха! — Анжелика пожала плечами. — Мэтр Савари, для вашего возраста у вас слишком бурное воображение.

— Вот увидите! Вот увидите! — сказал маленький старичок, и его глаза блеснули за стеклами массивных очков.

В конце концов он ушел.

Оставшись одна, Анжелика заметила, что в доме что-то переменилось. Внезапно наступила полная тишина.

Она дернула за шнур звонка, не рискуя выйти в переднюю, и через несколько мгновений послышались шаги дворецкого Роже, который не замедлил появиться в комнате.

— Мадам, ужин подан.

— Ну наконец! Куда пропали все просители?

— Я распустил слух, что вы тайком отбыли в Сен-Жермен, и эти болваны тотчас бросились из особняка в погоню за вами. Пусть госпожа маркиза простит меня, но я не знал, как отразить такое нашествие.

— А должны знать, мэтр Роже, иначе мне придется отказаться от ваших услуг, — резким тоном заявила Анжелика.

Дворецкий согнулся в низком поклоне и заверил хозяйку, что отныне будет самым тщательным образом «отслеживать» всех посетителей.

Анжелика отужинала легким овощным супом, омлетом с ячневой крупой и салатом из побегов капусты, которую называли брокколи. После чего улеглась в кровать и тотчас заснула.

На следующий день, отложив все дела, маркиза уселась за письменный стол и составила послание в Пуату, отцу. Она поручала ему отправить в Париж своих сыновей Флоримона и Кантора, которые уже несколько месяцев находились под присмотром деда. Отправить как можно скорее в сопровождении их прислуги. Она позвонила, чтобы вызвать своего скорохода, но дворецкий напомнил о том, что скороход исчез несколько дней тому назад, когда пропали лошади и все служащие конюшни. Госпожа маркиза отлично знала, что ее каретный двор и конюшня пусты: ни карет, ни лошадей, ни людей, только два забытых портшеза.

Анжелике пришлось приложить немалое усилие, чтобы сдержать гнев в присутствии своего дворецкого. Она сказала Роже, что, когда эти негодяи слуги появятся, он должен палками выгнать их из дома, да еще и лишить жалованья за последний месяц. Мэтр Роже, сохраняя хладнокровие, заметил, что у них мало шансов вновь увидеть сбежавших слуг, потому что все они уже приняты на службу к мессиру дю Плесси-Бельеру.

Впрочем, добавил дворецкий, большая часть слуг не усмотрела ничего дурного в приказе отвести лошадей и кареты госпожи маркизы во владения господина маркиза.

— Здесь вы обязаны повиноваться только мне! — сказала Анжелика, кипя от еле сдерживаемого бешенства.

Хозяйка приказала мэтру Роже без промедления отправиться на Гревскую площадь и нанять новых слуг, потом купить лошадей на ярмарке Сен-Дени — достаточно четверной упряжки и двух скакунов для разъездов. После этого пригласить каретника, который обретался по соседству под вывеской «Позолоченные колеса» и уже не раз поставлял экипажи маркизе дю Плесси. Все это называется «выкидывать деньги на ветер», а если говорить о Филиппе, то он совершил ни больше ни меньше как кражу. Могла ли она обратиться к сержанту полиции или в суд? Нет, не могла, оставалось только смириться. Но такое смирение никоим образом не соответствовало темпераменту Анжелики.

— Как быть с письмом, которое госпожа маркиза хотела отправить в Пуату? — осведомился дворецкий.

— Посылайте общественной почтой.

— Общественная почта отбудет только в среду.

— Ничего! Письмо может подождать.

Чтобы успокоиться, Анжелика потребовала отнести ее в портшезе на набережную Межисри, где находились принадлежавшие ей склады-вольеры с экзотическими птицами из Вест-Индии.

Она выбрала яркого попугая, который ругался, как морской пират с острова Сен-Кристоф[46]. Впрочем, Анжелика вовсе не думала оскорблять слух прекрасной Атенаис, а напротив, хотела повеселить свою подругу. К подарку Анжелика присовокупила маленького негритенка, разноцветный наряд которого был под стать оперению диковинной птицы: оранжевый тюрбан, зеленая курточка, алые шаровары и такие же чулки, расшитые золотом. В черных лаковых ботинках, блестящих, как и мордашка самого мальчугана, маленький мавр был похож на венецианскую деревянную раскрашенную скульптуру для крепления факелов. Такие скульптуры как раз начали входить в моду в Париже.

Это был поистине царский подарок. Анжелика знала, что мадам де Монтеспан его оценит, и полагала, что сделала выгодное вложение. Пока какие-то ненормальные безо всяких оснований уже превратили ее в будущую фаворитку короля, она единственная догадывалась, чего следует ожидать на самом деле. От этой мысли Анжелика чуть не рассмеялась. Все-таки люди так глупы!

Ожидая решения своего «придворного дела», Анжелика не находила себе места. К уже имевшимся трудностям теперь прибавились бесчисленные и бесплодные демарши, которые предпринимали скапливавшиеся у нее в приемной просители всех мастей, назойливые, как слепни в разгар августа.

Когда маркиза вернулась на улицу Ботрейи, трое просителей уже поджидали ее. У Анжелики в глазах потемнело от злости, и она уже хотела схватить их за шиворот, чтобы вышвырнуть вон.

— Здравствуй, Анжелика, — сказали они хором.

В сумерках она не узнала троих младших братьев: Дени, Альбера и Жана-Мари.

Анжелика видела их время от времени, чаще всего — когда юноши нуждались в деньгах. Дени превратился в огромного весельчака двадцати трех лет и служил в армии, в полку Турени. Все его скудное офицерское жалованье поглощалось карточными долгами. Молодой повеса докатился до того, что продал лошадь и отдал внаем слугу. Альбер и Жан-Мари, которым исполнилось семнадцать и пятнадцать лет, еще были пажами, старший служил у мессира Сен-Романа, а младший — у герцога Мазарини.

Анжелика не стала терять время на расспросы. И без того было ясно, чего они хотят: как обычно, денег. Она направилась к шкатулке и отсчитала каждому по нескольку экю, на сей раз отказавшись от обычных нравоучений. Довольные Дени и Жан-Мари ушли, но юный Альбер последовал за сестрой в ее комнату.

— Теперь, когда ты так хорошо устроилась, Анжелика, нужно, чтобы ты помогла мне заполучить прибыльную церковную должность!

— У тебя есть деньги, чтобы купить такую должность?

— Ты мне поможешь. Я недавно услышал, что освободилось место настоятеля Ньельского аббатства.

Анжелика, расшнуровывая корсаж перед большим зеркалом, обернулась:

— Ты спятил?

— Ньельское аббатство расположено на ваших землях в Плесси.

— Ничуть не бывало! Это огромная независимая область, настоящая сеньория. От нее зависят несколько бенефициантов. Конечно, аббат — самый главный из них, но он должен, кроме того, поддерживать порядок в обители и постоянно находиться там.

— При помощи Раймона, нашего брата-иезуита, я мог бы получить некоторые льготы…

— Все, что ты можешь получить, милый мой, так это удар шпаги! А эту должность получить невозможно, — сказала Анжелика, презрительно глядя на брата.

Она была к нему почти равнодушна. Альбер отличался бледной красотой, схожей с красотой Мари-Аньес; в его длинном нескладном теле Анжелика не находила силы, присущей юношам Сансе. Она считала его притворщиком, а это качество никогда не было свойственно большинству членов ее семьи. В общем, он был похож на Ортанс.

— Такой юный развратник, как ты, — настоятель Ньельского аббатства?! Всему же есть предел! Я прекрасно знаю, какую жизнь ты ведешь. Совсем недавно ты обращался к эмпирику с Нового моста за лечением от неприличной болезни, которую ты подцепил черт знает где. Видишь, я все знаю…

Юный паж смутился.

— Вот уж не думал, что ты стала так добродетельна. Впрочем, тебе это совсем не идет. Ну и ладно! Обойдусь без твоей помощи.

И он высокомерно удалился, бросив с порога:

— Все равно я добьюсь своей цели. Я всегда получаю то, чего хочу.

Последняя фраза была произнесена истинным Сансе.

Через минуту Анжелика уже забыла про брата. Ей доложили о приходе парикмахера, господина Бине. Предавая себя в заботливые руки этого великолепного мастера, Анжелика испытывала настоящее блаженство. Даже наблюдать за тем, как заботливо цирюльник раскладывает расчески, щипцы, маленькую позолоченную жаровню, флаконы, коробочки с мазями, доставляло ей радость.

— Как дела, Бине?

— Могло быть и получше, мадам.

— Неужели вас подводит вдохновение и вы уже не в силах творить новые шедевры на головах взыскательных дам и господ?

— О! Вдохновение — это дар, который меня не подводил никогда, а главное, оно обходится мне дешевле всего. Вы слышали про бальзам из золы сожженных пчел, который я изобрел для укрепления редких волос? Он дарит надежду тем, у кого нет такой роскошной шевелюры, как ваша, мадам.

Опытной рукой парикмахер приподнял копну шелковистых прядей темно-золотистого цвета, среди которых, как солнечные лучи, сияли вкрапления более светлых локонов.

— Я слышал, будто вы имели огромный успех в Версале и даже смогли завладеть вниманием короля.

— Я тоже об этом слышала, — вздохнув, безропотно согласилась Анжелика.

— Мадам, моей скромной профессии грозит серьезная опасность, и я надеялся на ваше вмешательство, которое наверняка спасло бы всех нас от разорения. Я говорю от имени скромных мелких ремесленников, мастеров по изготовлению париков.

Не дожидаясь расспросов, Бине завел рассказ о том, что некий месье дю Лак подал королю прошение об открытии в Париже конторы, куда должны приносить парики для проверки их качества. После этой процедуры на внутренней части парика будет ставиться клеймо, без которого изделия строжайше запрещено продавать под страхом конфискации и наложения на изготовителя штрафа в сто ливров. За осуществление такого контроля месье дю Лак просит право взимать в свою пользу десять ливров с каждого проверенного парика.

— Конечно, этот закон сильно осложнил бы вашу работу, но я думаю, король откажется давать ему ход. Он не занимается подобными глупостями…

— Ошибаетесь, мадам. Месье дю Лак принадлежит к свите мадемуазель де Лавальер, а Его Величество принимает все прошения, представленные от ее имени. Новое правило, о котором я рассказываю, уже передано на рассмотрение в Высший Совет.

— Тогда представь собственное прошение, поддержанное какой-то влиятельной особой из окружения короля.

— Например, вами, мадам, — сказал Бине и быстро достал из сумки запечатанную бумагу. — Вы столь добры, что не откажетесь передать эту обоснованную жалобу в руки Его Величества.