— То, что сейчас произошло, как мне кажется, нравится вам не больше, чем какое-то другое наказание… Так вот, отныне это будет вашим наказанием.

Анжелика несколько секунд молчала, а потом с растяжкой, чуть хрипловатым голосом сказала:

— А могло бы быть вознаграждением.

Филипп подскочил, словно заметив неожиданную опасность. Его тело было охвачено странной слабостью. Больше всего ему хотелось опять растянуться на теплом сене, рядом с Анжеликой, и обменяться с ней простыми признаниями. Это чуждое желание оскорбило, взбесило маркиза. Но резкие слова так и не сорвались с его губ.

Маршал дю Плесси вышел из сарая с тяжелой головой. В его душе появилось гнетущее чувство, что и на этот раз последнее слово осталось не за ним.

Глава 23

Жаркий июльский полдень окутал Версаль. Анжелика, мечтая о прохладе, в обществе мадам де Людр и мадам де Шуази прогуливалась вдоль Водной аркады. Эта аллея манила густой тенью деревьев и, пожалуй, еще сильнее — чарующей магией бесконечных фонтанов, которые били по обеим сторонам прямо из-за скамеек, стоявших на газоне. Переливающиеся струи образовывали над головами удивительный водяной свод, под которым нельзя было промокнуть.

Именно здесь дамы встретили господина де Вивонна. Поклонившись, он подошел к Анжелике.

— Я намеревался поговорить с вами, мадам. Обращаюсь к вам не как к прелестнейшей нимфе этих лесов, но как к мудрой матери, чей образ воспевала сама античность. Словом, я прошу вашего согласия принять к себе на службу вашего сына Кантора.

— Кантора? Почему вас заинтересовал мой сын?

— А почему мы мечтаем стать обладателями звонкоголосой птицы? Этот мальчик меня очаровал. Он великолепно поет, в совершенстве владеет игрой на многих музыкальных инструментах. Я хотел бы взять его в поход, чтобы он своим замечательным голосом пел песни на стихи, которые я сочиню.

— Какой поход?

— Разве вы не знаете, что недавно меня назначили адмиралом флота? Король повелевает мне разбить турецкие войска, осаждающие остров Кандию в Средиземном море.

— Но это так далеко! — воскликнула Анжелика. — Я не могу позволить ребенку отправиться в такую даль. Он еще маленький. Какой из него рыцарь в восемь-то лет?

— Он выглядит на одиннадцать, и ему будет вполне уютно в компании моих пажей, принадлежащих к знатным семействам. Мой дворецкий — мужчина средних лет, он отец многочисленного семейства. Я накажу ему внимательно присматривать за вашим прелестным мальчиком. И к тому же, мадам, разве у вас нет собственных интересов на Кандии? Вы просто обязаны послать одного из сыновей на защиту своих владений.

Отказавшись сразу рассматривать предложение всерьез, Анжелика все-таки пообещала подумать над ним позже.

— Было бы разумно с вашей стороны согласиться на такое предложение, — посоветовала мадам де Шуази после ухода Вивонна. — У герцога блестящее положение в обществе, а с получением новой должности генерал-лейтенанта флота он стал одним из самых высокопоставленных французских вельмож.

Мадам де Людр скривила рот в кислой усмешке.

— И не забывайте, что Его Величество день ото дня благоволит ему все больше, чтобы угодить сестрице вышеназванного адмирала.

— Вы говорите так, словно превращение мадам де Монтеспан в фаворитку — свершившийся факт, — заметила мадам де Шуази. — Ведь маркиза такая набожная женщина!

— То, что выставляют напоказ, никогда не соответствуют действительности. Об этом свидетельствует весь опыт человечества. Мадам де Монтеспан, наверное, предпочла бы сохранить свою измену в тайне, но ревнивый супруг не оставил ей выбора. Он раздувает такой скандал, будто его соперник — заурядный парижский щеголь.

— Ах! Не говорите мне об этом человеке. Это просто сумасшедший, самый страшный богохульник во всем королевстве.

— Я слышала, что на последний дружеский ужин у Месье мессир де Монтеспан пришел без парика и заявил, что у него на лбу выросли такие рога, что он просто не может его надеть. Вот смешно! Ха-ха-ха!

— Зато совсем не смешно, что вчера в Сен-Жермене он посмел нанести оскорбление самому королю. Мы возвращались с прогулки по Большой террасе, когда увидели, как во двор въезжает экипаж маркиза де Монтеспана, весь задрапированный черными лентами с серебряными кисточками. И маркиз вышел весь в черном. Король очень любезно и обеспокоенно спросил, по кому он носит траур. А тот ответил замогильным голосом: «По моей жене, сир».

Мадам де Людр вновь звонко расхохоталась, и Анжелика последовала ее примеру.

— Вы напрасно смеетесь, дамы! — воскликнула возмущенная мадам де Шуази. — Такое поведение уместно на Центральном рынке, а не при дворе Его Величества. Король не станет долго терпеть выходки месье де Монтеспана, и ревнивый муж рискует угодить в Бастилию.

— Это устроит всех.

— Вы циничны, мадам.

— Но король не пойдет на столь крайнюю меру: это было бы равносильно публичному признанию.

— Что до меня, — сказала Анжелика, — то я рада, если вся эта история с мадам де Монтеспан выплывет наружу. На меня слишком давит груз сплетен, которые распускают некоторые глупцы по поводу короля и моей скромной персоны. Теперь всем станет ясно, что подобные слухи совершенно безосновательны.

— В самом деле, я тоже полагала, что именно вы смените мадемуазель де Лавальер, — нехотя заявила мадам де Шуази. — Но вынуждена признать: ваша добродетель неуязвима.

Казалось, мадам де Шуази укоряет Анжелику в том, что она обманула ожидания.

— Но вы-то ничем не рисковали, ваш муж совсем не похож на вздорного супруга мадам де Монтеспан, — заметила мадам де Людр, чьи словесные стрелы всегда были основательно приправлены ядом. — С тех пор как вы появились при дворе, мессира дю Плесси здесь не видно…

— С тех пор как я появилась при дворе, идет война, и моего мужа постоянно вызывают на границы королевства. Сначала он был во Фландрии, теперь во Франш-Конте.

— Не обижайтесь, милочка, я пошутила! И потом, это всего лишь муж!

Беседуя таким образом, три дамы вновь вышли на Большую аллею, ведущую ко дворцу. То и дело им приходилось уступать дорогу мастеровым и слугам, которые, вооружившись лестницами, развешивали на деревьях и беседках бумажные фонарики. Где-то в глубине рощи раздавались удары молотка. Шли приготовления к празднику.

— Полагаю, нам следует переодеться, — сказала мадам де Шуази. — Скорее всего, король готовит нам какой-то чудесный сюрприз. С тех пор как мы прибыли, здесь творится что-то несусветное, а Его Величество спокойно работает в своем кабинете.

— Праздник должен начаться с наступлением сумерек. Думаю, тогда наше терпение будет вознаграждено.

Король хотел отметить свой военный триумф грандиозным праздником. Блистательная победа, одержанная во Фландрии, и молниеносная зимняя кампания во Франш-Конте принесли свои плоды. Изумленная Европа обратила взгляд к государю, которого дотоле считала молодым королем, преданным своими же подданными. Начались разговоры о блеске и величии его двора. Последовало признание, что король Франции — отважный завоеватель и искусный политик. И теперь Людовик XIV хотел устроить празднества, молва о которых разнеслась бы за границы и стала гонгом, возвещающим о его могуществе и славе.

Монарх поручил герцогу де Креки, первому палатному дворянину, маршалу де Бельфону, первому дворецкому, и Кольберу, занимавшему, помимо прочего, должность суперинтенданта королевских строений, организовать представления, пиры, иллюминации и фейерверки, а также проследить за постройкой новых павильонов. Их бессменные помощники — Мольер, Расин, Вигарани[69], Жиссе[70] и Лево — люди расторопные и исполнительные. Планы были составлены мгновенно и столь же молниеносно претворены в жизнь.

Когда Анжелика в бирюзовом платье, усыпанном алмазами, которые переливались всеми цветами радуги, появилась в нижней галерее, из своих апартаментов вышел король.

Людовик XIV был одет не более пышно, чем обычно, но пребывал в превосходном расположении духа. Все поняли, что пробил час развлечений.

Для простой публики открылись ворота, и народ заполонил дворы, огромные залы и партеры, глядя во все глаза и перебегая с одного места на другое, чтобы лучше разглядеть, как королевский кортеж следует по парку.

Король держал королеву за руку. Полная, но при этом по-детски непосредственная Мария-Терезия отважно несла на узких плечах роскошное платье, обильно расшитое золотом. Оно было тяжелее, чем украшенные драгоценностями одеяния меровингской знати, но королева светилась от радости. Она обожала торжественные выходы, а сегодня король оказал ей честь и предложил руку. Сердце Марии-Терезии, израненное ревностью, получило небольшую передышку: злые придворные языки никак не могли прийти к единому мнению насчет имени новой фаворитки.

Мадемуазель де Лавальер и мадам де Монтеспан шли следом, одна — вконец подавленная, другая, как обычно, жизнерадостная. Были здесь и маркиза дю Плесси-Бельер, еще более ослепительная и необыкновенная, чем всегда, и мадам дю Людр, и мадам де Рур, но эти дамы не выделялись из толпы придворных, и ни одной из них не было оказано особенных знаков внимания.

Король и королева, за которыми на некотором расстоянии следовала многочисленная свита, спустились мимо газонов и повернули направо, к недавно построенному фонтану Дракона. Людовик хотел полюбоваться его изысканной красотой и хитроумным устройством.

В середине большого бассейна располагалась скульптура дракона, пронзенного стрелой, а из раны, как кровь из тела, хлестали струи воды. Вокруг были установлены скульптуры резвящихся дельфинов, из открытых пастей которых тоже извергались водяные потоки. Верхом на лебедях, из чьих клювов выливались тонкие прохладные струйки, сидели два амура, стремившиеся убежать от страшного монстра, а два других амура атаковали дракона сзади. Все статуи были покрыты позолотой, кроме лебедей, сиявших серебром. Окутанная водяными брызгами, эта сцена словно переносила изумленных зрителей в нереальные сверкающие глубины морей.

Когда все налюбовались удивительным зрелищем, король возобновил прогулку и медленно двинулся по аллее, огибающей фонтан Латоны и ведущей к Большому партеру, а далее к тенистым тропам Лабиринта. Когда процессия оказалась у Лабиринта, небо уже окрасилось последними закатными лучами. Листва приобрела прохладный голубой оттенок, но было еще достаточно светло, чтобы рассмотреть разноцветные статуи, образующие затейливые скульптурные группы. В те времена весь Версальский парк радовал глаз яркими пятнами, потому что статуи, не покрытые золотом, раскрашивались в «натуральные» цвета.

У входа в Лабиринт королевскую процессию встречал фригиец Эзоп в красном колпаке и голубом плаще, укрывавшем его уродливую фигуру. В его глазах светилась ирония, рот кривился хитрой усмешкой. Рядом с баснописцем притаился Амур, и вся скульптурная композиция давала понять, что если маленький бог любви заведет вас в лабиринт неприятностей, то хитрость и здравый смысл помогут вам из него выбраться.

Король любезно объяснил аллегорию королеве, которая сочла ее верной, а саму группу — весьма живописной.

В те времена Лабиринт считался неотъемлемой частью декора богатых садов, но в Версале он был особенно роскошен. Парковый элемент, имевший форму квадрата, состоял из очень густого высокого молодого кустарника, образующего бесчисленное множество запутанных пересекающихся аллей, где гуляющий мог легко заблудиться.

Каждый раз, завернув за угол, придворные восхищенно вскрикивали, обнаружив одну из тридцати девяти раскрашенных свинцовых скульптурных групп, расположенных в центре небольших водоемов, декорированных ракушками и дробленым камнем. Каждая статуя должна была развлечь посетителей и представляла какого-то животного из басни Эзопа. Были среди них и птицы в ярком оперении, скопированные с живых образцов, проживавших в Зверинце. Тридцать семь четверостиший Бенсерада[71], выгравированные золотом на бронзовых картушах, развлекали публику забавными историями.

Пока это была лишь прогулка, какие двор предпринимал почти каждый день, неотступно следуя за радушным хозяином и безустанно восхищаясь красотами парка и новыми постройками. Внезапно на пересечении пяти аллей все оказались в чудесном садовом кабинете, спроектированном в форме пятиугольника. Каждая сторона пятиугольника заканчивалась беседкой из листвы, увитой гирляндами, а на центральном цоколе возвышались три мраморные вазы, украшенные красными, розовыми, голубыми и белыми цветами. В самом центре кабинета высокая водная струя превращалась в пенную колонну, а вокруг фонтана стояло пять мраморных столов, служивших своеобразным продолжением пяти аллеям. Друг от друга эти столы были отделены фаянсовыми вазами с апельсиновыми деревьями, на ветвях которых красовались засахаренные фрукты. На каждом столе придворных ожидал какой-то «аппетитный сюрприз». На одном возвышалась огромная гора, в пещерах которой были скрыты разнообразные холодные мясные закуски. На другом столе красовался миниатюрный дворец из марципана и печенья. На третьем к небу устремлялась пирамида из мармелада. На четвертом искрились хрустальные и серебряные чаши, заполненные ликерами. Последний стол изобиловал коричневой, кремовой или рыжеватой карамелью, благоухавшей шоколадом, медом или корицей.