Какая женщина занимала думы короля, пока он с неизменным аппетитом поглощал обильную трапезу, состоявшую из пяти перемен по пятьдесят шесть блюд в каждой, которую по велению монсеньора герцога, главного королевского дворецкого, подавали проворные слуги?

Мадам де Монтеспан также не была приглашена к королевскому столу.

Анжелике сказали, что ей отведено место за столом мадам де Монтозье. Столы королевы и придворных дам располагались под тентами. Стол мадам де Монтозье был накрыт на сорок персон. Анжелика села между мадемуазель де Скюдери, с которой она была немного знакома, так как посещала ее салон в Маре, и какой-то дамой, на которую маркизе пришлось дважды взглянуть, прежде чем поверить в ее присутствие.

— Франсуаза! Вы здесь!

Сияющая мадам Скаррон приветствовала приятельницу.

— Да, дорогая Анжелика! Должна признать, что потрясена почти в такой же степени, как вы, и до сих пор не могу поверить в свою удачу, особенно учитывая то печальное состояние, в котором я пребывала несколько месяцев тому назад. Вы знали, что я чуть было не уехала в Португалию?

— Нет, но я слышала, что вам сделал предложение мессир де Кормей.

— Ах! Не напоминайте мне об этой истории. После того как я отклонила его предложение, я потеряла всех своих покровителей и друзей!

— Но разве мессир Кормей не богат? Он мог бы обеспечить вам достаток, и позволить передохнуть от ваших вечных неприятностей.

— Но он стар и к тому же ужасно развратен. Именно так я ответила тем, кто уговаривал меня поторопиться с замужеством. Они были удивлены и недовольны, они считали, что положение не позволяет мне привередничать и что я вела себя иначе, когда согласилась стать женой месье Скаррона. Меня порицали. Я говорила с госпожой женой маршала, привела ей самые сильные и разумные доводы, но она продолжала меня осуждать, утверждая, что я сама виновата в собственных несчастьях. Одна лишь Нинон не оставила меня. Ее поддержка помогла мне смириться с жестокостью моих друзей… О чем они только думали, когда осмелились сравнивать этого человека с месье Скарроном? Ах! Бог мой, между ними такие отличия! У Скаррона не было крупного состояния, и он не мог предоставить гостям изысканных развлечений, но он умудрялся собирать в нашем доме самое рафинированное общество. Да месье де Кормей возненавидел бы этих людей и не пустил бы к себе на порог. Все знали, какой жизнерадостный человек месье Скаррон, но никто не знал, какой он добрый. А жених — в нем нет ни блеска, ни ума, ни чувства юмора, а когда он открывает рот, он просто смешон. Мой покойный супруг был удивительным человеком. На самом деле он не был сумасшедшим или порочным. Все признавали его порядочность, ни с чем не сравнимое бескорыстие…

Франсуаза говорила очень убежденно, с той страстью, которую она порой себе позволяла, беседуя с людьми, достойными доверия. Очарованная ее искренностью и обаянием, Анжелика в очередной раз поймала себя на мысли, что эта женщина действительно привлекательна и даже красива.

Конечно, мадам Скаррон немного выделялась скромностью своего наряда, но платье из коричневого бархата с теплым красным отливом было подобрано с большим вкусом, а двойное ожерелье из гагата и маленьких рубинов необыкновенно шло к ее нежной коже и темным волосам.

Франсуаза рассказала, что в конце концов, доведенная до отчаяния, она согласилась в качестве третьей придворной дамы, едва ли не на положении горничной, сопровождать принцессу Немурскую, намеревавшуюся сочетаться браком с королем Португалии. Отдавая прощальные визиты, она встретилась с мадам де Монтеспан. Та удивилась. Мадам Скаррон описала приятельнице свое бедственное положение.

— И поверьте, я нисколько не пожалела о своих словах. Атенаис выслушала меня очень внимательно, хотя и была занята своим туалетом. Вы ведь знаете, что мы — подруги по пансиону, родились в одной провинции, как и вы, Анжелика. С тех пор как Атенаис появилась в Париже, я не раз имела возможность оказывать ей мелкие услуги. В конце концов, она заверила меня, что поговорит с королем о моей упраздненной пенсии и безответных прошениях. Под ее диктовку я написала новую бумагу, которая заканчивалась словами: «Две тысячи ливров — это все, что необходимо одинокой женщине для спасения». Король принял это прошение с необычайной добротой, и — о чудо! — пенсия была восстановлена! В Сен-Жермене, куда я отправилась поблагодарить Атенаис, мне посчастливилось встретить Его Величество, и он сказал мне: «Мадам, я заставил вас ждать слишком долго; но я завидовал вашим друзьям и хотел оказать вам эту услугу лично». Разве столь любезная речь не перечеркивает долгие годы томительного ожидания? С тех пор я дышу, я живу, мелочные заботы больше не снедают меня. Я вернулась в то общество, которое встречало меня с кислой миной, вновь обрела светские привычки, и… вот я в Версале!

Анжелика с жаром заверила приятельницу, что искренне рада этой перемене.

Проходившая мимо мадам де Монтеспан положила тонкую руку на белое плечо своей протеже.

— Ну что… ты довольна?

— Ах! Дорогая Атенаис, вся моя жизнь станет доказательством признательности, которую я к вам испытываю!

Мадам де Монтеспан, в голубом, под цвет глаз, платье, казалась необыкновенно веселой и постоянно смеялась безо всякого повода. Внимательный взгляд распознал бы за этой жизнерадостностью некоторую нервозность. Быть может, она нервничала из-за того, что ее не пригласили за королевский стол? Или ревновала любовника к бедняжке Лавальер?

Мадемуазель де Скюдери погрозила ей пальцем:

— Ходят слухи, что именно вы — та очаровательная муза, которая внушила Его Величеству идею порадовать нас всем этим великолепием. Праздник дан в вашу честь. Никто в этом не сомневается.

— Глупости! — воскликнула Атенаис, взрываясь беззаботным смехом. — Не стоит искать так далеко. Оглянитесь по сторонам. Мадам дю Плесси-Бельер куда больше подходит на роль музы.

— В самом деле?

— Как вы позволили сбить себя с пути истинного? Ах! Королевский двор не слишком силен в отгадывании галантных загадок!

И она удалилась, по-прежнему смеясь.

Столы постепенно пустели. Король, а за ним и свита, поднялись и направились к длинной аллее, а к остаткам пиршества со всех сторон устремилась толпа, чтобы растащить оставленные на столах вазы с фруктами и корзины с пирожными.

Издалека казалось, что аллея перегорожена светящейся изгородью, но при приближении кортежа в ней открылся проход. Впереди снова послышалась нежная музыка каскадов и фонтанов, и снова одни причудливые украшения сменяли друг друга: фонари, серебряные тритоны, гроты из ракушечника манили в волшебный Лабиринт.

Следуя зеленым коридором, увитым цветами, гости шествовали то между рядами смеющихся сатиров, то огибали бассейны, в которых резвились золотые дельфины, то внезапно застывали перед сияющей радугой, созданной с помощью хитроумной системы освещения.

Феерическая прогулка закончилась в зале, украшенном порфиром и мрамором и возведенном специально для бала. С лазурного потолка, декорированного золотыми солнцами, свисали серебряные люстры. С карнизов, покачиваясь, ниспадали цветочные гирлянды, а между пилястрами, поддерживавшими свод, были подготовлены помосты и два грота для музыкантов. В них можно было заметить Орфея и Ариона, сжимавшего лиру.

Король открыл бал с Мадам и принцессами. За ними к центру зала выдвинулись дамы и сеньоры, поражая роскошью туалетов, расшитых сложнейшими узорами. Старинные танцы задавали быстрый и легкомысленный ритм фарандол, а новые удивляли торжественной медлительностью. Они оказались гораздо сложнее: четкая постановка ног, заученные жесты. Движения величественные, точные, тщательно выверенные, почти неживые, как у часового механизма, — танец, похожий на движение живых автоматов в каком-то механическом хороводе. Однако, на первый взгляд спокойная, хореография постепенно, следуя музыке, наполнялась скрытым напряжением. В неспешных фигурах танца крылось затаенное желание, мимолетное прикосновение рук возбуждало, жгучие взгляды, которыми обменивались танцующие во время плавных поворотов, будоражили воображение, а затем вновь следовали расслабленные жесты, отдаление, таящее в себе согласие или отказ.

Разгоряченный королевский двор подчинился этим, на поверхностный взгляд, целомудренным ритмам. Под ложной маской приличия все чувствовали близость Амура, который был не только порождением огня, но и сыном ночи и тишины.

Анжелика танцевала очень хорошо. Она получала огромное удовольствие, вливаясь в сложный рисунок балета. Порой чья-то рука со значением удерживала ее пальцы, но она была рассеянна и не обращала на это внимания. Но внезапно Анжелика узнала царственные руки, которые во время рондо легли на ее ладони. Долю секунды маркиза смотрела королю в глаза, а затем поспешно опустила взгляд.

— Все еще сердитесь? — негромко произнес монарх.

Анжелика изобразила удивление.

— Сержусь? Во время столь необыкновенного праздника! Что имеет в виду Его Величество?

— Надеюсь, такой необыкновенный праздник смягчит обиду, которую вы таите в своем сердце уже многие месяцы?

— Сир, вы меня поражаете. Если Ваше Величество полагает, что я обижаюсь уже долгие месяцы, почему вы ни разу не поговорили со мной?

— Я опасался, что вы бросите мне в лицо зеленый горошек.

Танец разделил их. От признания короля сердце Анжелики забилось, как сумасшедшее. Когда Людовик вновь оказался перед нею, молодая женщина увидела его настоятельно вопрошающие карие глаза.

— Слово «опасаться» недостойно уст Вашего Величества!

— Ни одна опасность не кажется мне настолько грозной, как суровость ваших прекрасных уст.

При первой же возможности Анжелика вышла из танца и скрылась в последнем ряду скамей среди пожилых великосветских дам, которые следили за танцами, поигрывая веерами. Именно здесь ее разыскал юный паж и попросил следовать за ним. Она даже не осмелилась спросить, от чьего имени исходит приглашение.

Король ждал ее не в бальном зале, а в тени аллеи, куда почти не доходил свет праздничных огней.

— Вы правы, — начал он шутливо, — в этот вечер ваша красота заставила меня забыть об опасности. Пришло время помириться.

— А удачно ли выбрано время, сир? Сегодня вечером все жаждут общества Вашего Величества и сейчас, наверное, уже ищут вас и удивляются вашему отсутствию.

— Нет. Все танцуют. И думают, что я нахожусь в другой части зала. Сейчас самый подходящий момент, чтобы переговорить, не привлекая лишнего внимания.

Анжелика почувствовала, что все внутри нее оборвалось. Маневр был ясен, как день. Мадам де Монтеспан и король снова договорились втянуть ее в игру, от которой она и так достаточно пострадала.

— Как вы строптивы! — Людовик нежно взял маркизу за руку. — Неужели мне даже не дозволено выразить вам свою признательность?

— Признательность? За что?

— Месье Кольбер неоднократно сообщал мне, что вы отлично справляетесь с той миссией, которую он вам доверил. Вы смогли создать особую атмосферу при дворе, сумели внушить многим особам доверие к недостаточно популярным проектам, сумели объяснить, просветить умы, действуя с безупречным тактом и не вызывая подозрений. Мы не сомневаемся, что именно вам обязаны некоторым финансовым успехам королевства.

— А! Так речь только об этом? — спросила Анжелика, освобождая свою руку. — Вашему Величеству нет нужды высказывать свою признательность. У меня свои интересы в этом деле… и этого мне достаточно.

Король вздрогнул. Тень, куда он завел Анжелику, была настолько глубокой, что она не могла различить черты лица своего собеседника. Между ними повисло тяжелое, долгое молчание.

— Решительно, вы на меня сердитесь! Прошу, я должен знать причину.

— Ваше Величество не догадывается? Удивительно, при вашей-то проницательности!

— Моя проницательность часто пасует перед изменчивым настроением дам. Я ни в чем не уверен. Да и кто из мужчин, — продолжил король, — может похвастаться тем, что досконально изучил женщин?

Галантный тон Людовика скрывал растерянность. Его раздражение усиливалось.

— Давайте вернемся к вашим гостям, сир, прошу вас…

— Мы никуда не торопимся. Я решил добиться ясности.

— А я решила, что больше не буду служить ширмой для вас и для мадам де Монтеспан, — взорвалась Анжелика. — За это месье Кольбер мне не платит. Моя репутация мне не безразлична, и я не позволю никому ее порочить, даже королю. Мадам де Монтеспан хотела использовать меня, как марионетку, чтобы развеять подозрения своего несносного мужа. Действительно, умный план.

— Ах!.. Так вот в чем дело!

— Неужели Ваше Величество не знали этого?

— Вы считаете меня обманщиком или лицемером?

— Что лучше — солгать королю или вызвать его немилость?