— Так вот, стало быть, какого вы мнения о своем короле?

— Мой король не должен был вести себя подобным образом по отношению к своей подданной. За кого вы меня принимаете? Разве я ваша игрушка? Я вам не принадлежу.

Он резко сжал руки Анжелики в своих руках.

— Вы ошибаетесь. Все дамы принадлежат мне по праву сюзерена.

Дрожа от ярости, они простояли несколько секунд, заносчиво глядя друг на друга сверкающими глазами.

Король первым взял себя в руки.

— Давайте не будем объявлять войну из-за такой чепухи. Вы мне поверите, если я скажу, что пытался убедить мадам де Монтеспан не выбирать своей жертвой вас? «Почему именно она?» — спросил я. «Потому что, — ответила Атенаис, — только мадам дю Плесси-Бельер достойна соперничать со мной. Я не допущу, чтобы все говорили, будто Ваше Величество пренебрег мной ради какой-то никчемной простушки». Вот видите! Это до некоторой степени подтверждает, что она о вас высокого мнения… К тому же мадам де Монтеспан считала вас довольно наивной и полагала, что вы не заметите роли, которая отведена вам в этой сложной игре. А если и заметите, то она решила, что у вас хватит тщеславия, чтобы согласиться. И в обоих случаях она ошиблась. Но несправедливо злиться за всю эту историю на меня. Почему наш маленький заговор до такой степени вас ранил, Безделица? Разве позорно прослыть любовницей короля? Разве вы не обрели бы определенный статус? Разные преимущества?.. Всеобщее поклонение?

Людовик ласково привлек к себе молодую женщину. Он понизил голос почти до шепота, склоняясь к ней и пытаясь рассмотреть лицо, скрытое ночной тенью.

— Мадам, вы опасаетесь, что ваша репутация испорчена? Никоим образом, поверьте. При дворе она лишь засияла бы новыми красками, которые добавили ей блеска… Тогда в чем дело? Возможно, я должен думать, что вы попались в ловушку и поверили в эту комедию — в реальность моих чувств? А теперь разочарованы?

Анжелика не отвечала, прижимаясь лбом к бархатному жюстокору, пахнувшему ирисами; она таяла в объятиях этих нежных рук, удерживающих ее. Как давно ее никто не обнимал с такой осторожной нежностью! Как приятно почувствовать себя слабой, маленькой девочкой, которую даже слегка пожурили.

— Неужели вы настолько наивны, что позволили ввести себя в заблуждение?

Анжелика не ответила, но решительно покачала головой.

— Нет? А я было подумал… — сказал король, смеясь. — Но если серьезно, разве это только комедия? Допустим, я признаюсь, что не раз смотрел на вас с затаенным желанием, что меня часто посещала мысль…

Анжелика резко отстранилась.

— Я не поверю вам, сир. Я знаю, что Ваше Величество уже любит. Ваш выбор безупречен и сулит лишь радости… ну, за исключением маленькой досадной помехи: ревнивого мужа.

— Эта досадная помеха не так уж мала, — на лице Людовика появилось недовольное выражение.

Он взял Анжелику за руку и повел ее вдоль аллеи подрезанных тисов.

— Вы даже не представляете, что может изобрести Монтеспан, чтобы досадить мне. С него станется притянуть меня к ответу перед моим же Парламентом. Разумеется, Филипп дю Плесси был бы более сговорчивым, чем этот дурак Пардайан. Но, увы, все обстоит иначе, — заключил Людовик со вздохом.

Он остановился и вновь приобнял Анжелику, заглядывая ей в глаза.

— Давайте заключим мир, маленькая маркиза. Ваш король смиренно просит у вас прощения. Неужели лед в вашем сердце не растает?

Обаяние его улыбки очаровывало, как и сияние глаз.

Анжелика вздрогнула. Это склоненное лицо с мягкими улыбающимися губами, с нежным взглядом непреодолимо влекло ее.

Неожиданно она подхватила тяжелую шуршащую юбку и кинулась бежать, но вскоре наткнулась на стену живой изгороди.

Запыхавшаяся Анжелика прислонилась к цоколю статуи и осмотрелась вокруг. Она была в маленькой роще Жирандоль, которая темным бархатным кольцом обрамляла круглый фонтан с высокой пенной центральной струей и десятью мелкими струйками, бьющими по краям водоема.

Наверху, на темно-синем небе, чуждая человеческим феериям луна мирно проливала на землю свой призрачный свет. О празднике напоминала лишь далекая музыка. Здесь же царила тишина, которую нарушали только шепот воды да шаги приближавшегося короля. Высокие каблуки с силой впечатывались во влажный песок аллеи.

— Девочка моя, — прошептал он, — почему вы убежали?

И снова обнял Анжелику, притянув ее к своему теплому плечу, а сам прижался щекой к ее волосам.

— Вам пытались причинить боль, но вы ее не заслужили. А ведь я знал, на какую жестокость способны женщины, и мой долг повелителя был защищать вас. Простите меня, моя девочка.

Анжелика почувствовала, что слабеет; голова ее кружилась, мысли путались. Лица короля было совсем не видно в тени полей его большой придворной шляпы. Эта глубокая тень окутывала их обоих, и Анжелика вслушивалась в низкий, волнующий голос Людовика.

— Существа, живущие при дворе, ужасны. Знайте это, малышка. Я держу их в узде, потому что прекрасно знаю, на какие бесчинства, на какое кровожадное безумие они способны, если дать им свободу. У каждого из них есть свой город или своя провинция, и они готовы в любую секунду поднять их против меня и обречь на бедствия мой народ. Поэтому я предпочитаю держать их под моим неусыпным присмотром. При дворе, в Версале, они безобидны, никто из них от меня не ускользнет. И все равно они остаются хищниками. Здесь, чтобы выжить, нужны клюв, когти или клыки. Вы же совсем другой породы, моя прекрасная Безделица.

Анжелика спросила так тихо, что король склонился еще ниже, чтобы расслышать ее:

— Ваше Величество намекает, что мне нет места при дворе?

— Вовсе нет. Я хочу, чтобы вы оставались здесь. Вы — одна из самых главных драгоценностей моего двора. Ваш вкус, ваша приветливость, ваше изящество восхищают меня. Я уже сказал, что доволен вашей придворной деятельностью. Однако мне бы хотелось, чтоб вы научились ускользать от хищников.

— Я ускользала и от худшего, — сказала Анжелика.

Король совсем мягко надавил ладонью на лоб молодой женщины, чтобы та откинула голову назад и он смог увидеть в свете луны ее нежное лицо. В темном обрамлении ресниц зеленые глаза Анжелики переливались, как родник, ревниво хранящий свою тайну в чаще леса. Король наклонился и почти со страхом коснулся губами этих свежих губ, в уголках которых внезапно залегли горькие складки. Он не хотел напугать ее, но он был всего лишь мужчиной, жаждущим мужчиной, опьяненным желанием. И прикосновение этого атласного рта, сначала сомкнутого и непокорного, затем умело приоткрытого, манящего, заставило его вздрогнуть.

«А она опытная женщина», — изумленно подумал Людовик.

Удивленный сделанным открытием, он взглянул на свою спутницу совсем иными глазами.

— Мне нравятся ваши губы, — сказал он, — они не похожи на губы других дам. Это губы женщины и в то же время юной девушки, обжигающие и свежие.

Он больше не делал попытки поцеловать Анжелику. И когда она медленно высвободилась из его объятий, не стал удерживать. Они застыли в нерешительности на некотором отдалении друг от друга. Вдруг от нескольких глухих взрывов задрожала листва.

— Господа пиротехники начали запускать ракеты. Мы не можем пропустить этот удивительный спектакль. Давайте вернемся, — нехотя предложил король.

Почти до самого бального зала они шли молча. Гул толпы, усиленный глухими взрывами фейерверков, накрыл короля и его спутницу, как шум моря. За поворотом, сразу за кустами жасмина их встретил яркий свет.

Король взял Анжелику за руку, чтобы чуть отодвинуть молодую женщину в сторону и полюбоваться ею.

— Я еще не поздравил вас с удачно подобранным туалетом. Это чудо может сравниться только с вашей красотой.

— Благодарю, Ваше Величество.

Анжелика присела в придворном реверансе. Король поклонился и поцеловал своей спутнице руку.

— Ну что?.. Мы снова друзья?

— Возможно.

— Смею надеяться…

Они разошлись в стороны. Анжелика, немного растерянная, ослепленная странным светом, взволнованно смотрела на видневшийся вдали дворец, который, казалось, нарядился в огненный убор.

Анжелика тотчас отправилась на поиски Атенаис, обнаружив ее в обществе принцессы д’Аркур. Маркиза дю Плесси прошептала на ухо принцессе, что мадемуазель де Скюдери хотела бы сказать ей пару слов.

— Я вас оставляю, — сказала мадам д’Аркур, поняв с полуслова, чего от нее ждут.

— Атенаис, — заявила Анжелика, — я дорожу нашей дружбой, и хотела бы, чтобы мы остались подругами. Но знайте, я сказала самому королю, что не желаю участвовать в мелочных придворных интригах, чтобы сохранить тайну ваших любовных отношений. И король заверил меня, что примет мое желание к сведению, а также извинился за то, что согласился с вашим планом, который мог нанести вред моей репутации.

— Хорошо, — сказала Атенаис смеясь, — я приму к сведению, что вы больше не нуждаетесь в моей помощи, чтобы разбираться в хитросплетениях мелочных придворных игр!

Слышались восторженные, хотя и несколько испуганные крики зрителей. В одном из дверных проемов сияло лицо Двуликого Януса. В окнах первого этажа были разложены освещенные военные трофеи, а в окнах второго этажа полыхали изображения, олицетворявшие Доблесть. У конька кровли огромное солнце переливалось длинными лучами. А снизу, у самой земли, здание было окружено пламенеющей балюстрадой.

Озаренная факелами, проехала коляска короля, запряженная шестеркой резвых лошадей. Королева, Мадам, Месье, мадемуазель де Монпансье и принц Конде сидели в экипаже государя.

Кареты остановились перед фонтаном Латоны, казавшимся продолжением дворца. Он превратился в озеро огня, в котором под сводом пересекавшихся струй мерцали сверхъестественные существа. Бесчисленные фосфоресцирующие вазы сменялись античными канделябрами, подчеркивая изысканные изгибы Подковы.

Король, приказавший остановить коляску, несколько мгновений молча созерцал гармонию света и тьмы. За каретами потянулась толпа, и ночь наполнилась радостными криками.

Экипажи вновь тронулись с места и двинулись по широкой аллее, окаймленной двумя рядами скульптурных композиций, которые благодаря непонятной хитрости казались полупрозрачными. Вдруг между этими статуями брызнули снопы света. В недрах огромного парка с громовым шумом взорвались мириады ракет. Бассейны воспламенились, подобные вулканам.

Грохот усиливался, а вместе с ним стала расти и нежданная паника. Напуганные дамы укрылись под деревьями и в гротах. Казалось, весь версальский парк пылает. Каналы и пруды в заревах огня окрасились пурпуром.

Огромные ракеты копьями пронзали черное небо; другие чертили на нем замысловатые зигзаги. Были здесь и кометы, и пестрые змейки.

Наконец, к горизонту устремился целый сонм ракет, образуя свод огня, и все увидели, как в темном воздухе, словно гигантские ослепительные бабочки, затрепетали буквы «L» и «M» — начальные буквы имен короля и королевы.

Ночной ветерок медленно унес их вдаль вместе с рыжим дымом, оставшимся после закончившейся огненной феерии.

Последние розовые отблески праздника смешались с розоватыми облачками, окрасившими восток. Зарождалась новая заря.

Людовик XIV приказал возвращаться в Сен-Жермен. Изнуренные придворные последовали за сюзереном, кто в каретах, кто верхом.

Все повторяли, что никогда еще не были свидетелями такого грандиозного празднества.

Глава 24

Незабываемый праздник, две романтические прогулки в тени аллей, восторг, переполняющий душу и уносящий в неведомую даль на золотых волнах… Как ни странно, эти приятные воспоминания разрушал какой-то непонятный привкус беспокойства, наполнявший рот горечью.

В таком состоянии проснулась Анжелика на следующий день после ночи, проведенной в Версале.

Одна и та же мысль навязчиво крутилась в ее голове: круглое личико малыша Кантора, которого герцог де Вивонн хотел сделать своим пажом.

«Для начала нужно разобраться с этим делом», — решила Анжелика, вырываясь из объятий лени и грез.

Она встала с тахты, на которой отдыхала после праздничной ночи. Пересекая небольшую галерею отеля Плесси, Анжелика услышала, как наверху поет Кантор:

Маркиз, ты счастливей, чем я, король,

Я тоже хотел бы счастья…

Остановившись перед черной дубовой дверью, она некоторое время не решалась переступить порог, за которым располагались апартаменты Филиппа. Анжелика еще никогда не бывала в этой части дома и уже хотела уйти, подумав, что ее порыв ни к чему не приведет.

Но голос восьмилетнего ребенка, распевавшего песенку о любовных похождениях короля Генриха, заставил улыбнуться, и она передумала.