— Пускай меня черти заберут, но я уже имел счастье встречаться с вами, мадам. Я совершенно уверен, такое лицо невозможно забыть.

— Должно быть, вы видели меня мельком при дворе?

— При дворе? Исключено! — возмущенно возразил он. — Я там буквально живу, мадам! Вы не могли пройти мимо меня незамеченной. Нет-нет, мадам, не пытайтесь ввести меня в заблуждение. Вы никогда не появлялись при дворе.

— Появлялась, месье.

И, немного помолчав, добавила:

— Однажды…

Незнакомец рассмеялся.

— Однажды? Как мило!

Наморщив светлые брови, он задумался.

— Когда же? На последнем балу? Нет, вас там не было. И все-таки… Как ни удивительно, но я не видел вас и нынче утром во время сбора у Фос-Репоз. Готов поспорить!

— Неужели вы всех здесь знаете?

— Да! Всех без исключения! Я убежден, что нужно запоминать людей, чтобы и они помнили тебя. Таков мой принцип с самой ранней молодости. У меня отменная память!

— Великолепно! В таком случае, не станете ли вы моим проводником в высшем обществе, о котором я столь мало осведомлена? Называйте мне имена. Я сгораю от нетерпения узнать, кто эта амазонка в красном, которая появилась сразу же за собаками? Она великолепная наездница, ее не обгонит даже мужчина.

— Вы верно подметили, — смеясь, ответил незнакомец. — Это мадемуазель де Лавальер.

— Фаворитка короля?

— Ха, именно так! Фаворитка, — он согласился с чрезвычайно довольным видом, причину которого Анжелика не смогла разгадать сразу.

— Я не думала, что она такая увлеченная охотница.

— Скорее, она прирожденная наездница. С раннего детства ездила без седла на самых горячих скакунах, причем тут же пускала их в галоп. Малышка перелетала через препятствия, как пуля.

Анжелика с удивлением взглянула на собеседника.

— Похоже, вы необыкновенно близко знакомы с мадемуазель де Лавальер.

— Она моя сестра.

— Неужели?! — воскликнула пораженная Анжелика. — Стало быть, вы…

— Маркиз де Лавальер, к вашим услугам, прекрасная незнакомка.

Он снял шляпу и игриво дотронулся роскошными белыми перьями до носа Анжелики.

Слегка раздосадованная, Анжелика отпрянула назад и поворотила свою кобылу к лощине, которая выходила в низину. Здесь, поднимаясь над лужицами стоячей воды, сгущался туман. Маркиз Лавальер поехал следом.

— Ну, что я вам говорил? — воскликнул он. — Рядом трубят рога, возвещая общий сбор. Охота закончена. Мессир дю Плесси-Бельер возьмет свой большой нож и аккуратно перережет оленю горло. Вы когда-нибудь видели, как исполняет свои обязанности наш главный ловчий?.. Зрелище того стоит. Этот щеголь так красив, элегантен и надушен, что трудно поверить, будто он умеет пользоваться даже перочинным ножом… Но ничуть не бывало! Маркиз так уверенно держит в руках острый тесак, словно он воспитывался среди живодеров на рыночной площади Аппорт-Пари.

— Филипп еще в юности прослыл прекрасным охотником на волков в Ньельском лесу, — с наивной гордостью заявила Анжелика. — Крестьяне дали ему тогда прозвище Fariboul Loupas, на местном наречии что-то вроде «волчья погибель»[5].

— Теперь моя очередь сказать вам, что, кажется, вы необычайно близко знакомы с мессиром дю Плесси.

— Он мой муж.

— Ого! Клянусь святым Губертом[6], вот забавно!

И придворный расхохотался. Он смеялся открыто, и все же чувствовалось, что за его непринужденным смехом кроется тонкий расчет. Жизнерадостный придворный — дорогой гость в каждом доме. Надо полагать, он репетировал свой смех столь же усердно, как репетирует роль актер Бургундского отеля[7].

Лавальер внезапно прекратил смеяться и озабоченно повторил:

— Ваш муж?.. Значит, вы — маркиза дю Плесси-Бельер?.. Вот как! Я слышал о вас. Так это вы… о небо, стало быть, это вы вызвали неудовольствие короля?

Он смотрел на Анжелику почти с суеверным ужасом.

— Его Величество! — неожиданно воскликнул он.

И, оставив свою собеседницу на поляне, Лавальер поскакал навстречу группе, появившейся в лощине. Среди толпы придворных Анжелика тотчас узнала короля.

Его скромный костюм резко контрастировал с яркими нарядами придворных. Людовик XIV чувствовал себя комфортно только в простой, неброской одежде. Поговаривали, что, облачаясь в роскошные церемониальные наряды, государь спешит избавиться от них сразу же после окончания церемонии. На охоте, благо повод позволял, Людовик отказывался от сковывающих движения кружев и рюшей. В тот день он был в коричневом суконном костюме, скромно расшитом золотой нитью вдоль петлиц и по краю карманов. Огромные черные сапоги для верховой езды плотно облегали его ноги. Король выглядел как обычный мелкопоместный дворянин.

И все же его нельзя было ни с кем спутать. Величие жестов, врожденная грация, гордая осанка и беспристрастное выражение лица — все это придавало ему поистине королевский вид.

В руках он держал короткий деревянный шест, заканчивавшийся кабаньим копытом. Перед началом охоты его торжественно вручил Людовику главный королевский ловчий. Им пользовались в основном для того, чтобы отодвигать ветки, но согласно многовековой традиции он служил символом доблести, почетным атрибутом, игравшим особую роль в церемониале псовой охоты.

Рядом с королем скакала амазонка в красном жюстокоре. От быстрой езды ее худенькое личико оживилось и разрумянилось. Фаворитку нельзя было назвать красивой, но Анжелика разглядела в этой женщине хрупкую привлекательность и почувствовала в глубине души сострадание к ней. Не пытаясь разобраться, откуда возникло это ощущение, Анжелика решила, что хотя мадемуазель де Лавальер и добралась до вершины почестей и благ, она была неспособна защитить себя от придворных интриг. Оглядевшись по сторонам, Анжелика узнала принца Конде, мадам де Монтеспан, де Лозена, Лувуа, Бриенна, Юмьера, мадам де Рур и мадам де Монтозье[8], принцессу Арманьяк[9] и герцога Энгиенского. Чуть поодаль стояли Мадам — очаровательная принцесса Генриетта, и, разумеется, Месье — брат короля, в сопровождении неизменного шевалье де Лоррена. Остальных она увидела лишь мельком, но на всех придворных лежала печать роскоши, отменного здоровья и жадности.

Король с нетерпением смотрел на маленькую тропинку, уходившую к лесу. По ней шагом ехали два всадника. Одним из них был Филипп дю Плесси-Бельер, державший в руках позолоченный шест, увенчанный копытом лани. За время охоты его одежда помялась, парик сбился на сторону.

Но и теперь сердце Анжелики сжалось от гнева и сожаления — красив безупречно! Какой будет реакция Филиппа, когда он заметит свою несчастную жену, которую несколько часов тому назад оставил трепещущей в монастыре? Анжелика судорожно сжала поводья. Она достаточно хорошо знала своего супруга, чтобы понимать — перед королем тот не позволит себе никаких вспышек гнева. Но что ждет ее потом?

Филипп придерживал своего белого скакуна, для того чтобы не опередить спутника.

То был старик с резкими чертами лица. Его подбородок по моде прошедших лет украшал клок волос, теперь совсем седых. Он с недовольным видом вытирал пот со лба и вел коня с нарочитой медлительностью, вопреки видимому нетерпению короля.

— Старина Сальнов[10] считает, что государь заставляет его слишком долго охотиться, — сказал кто-то рядом с Анжеликой. — На днях он жаловался, что в старые добрые времена Людовик XIII не таскал за собой такое количеством бесполезных «скакунов», из-за которых охоту труднее вести, да и продолжается она дольше.

Сальнов был главным ловчим покойного короля. Он преподавал юному Людовику XIV основы увлекательного искусства охоты, и теперь пенял государю, что тот не придерживается традиционных правил. Превратить охоту в развлечение для королевского двора! Черт подери! Король Людовик XIII никогда не «обвешивался юбками», если ему приходила в голову фантазия поездить по лесам. Господин де Сальнов не упускал случая напомнить об этом своему бывшему ученику. Он до сих пор не осознал, что Людовик — уже не тот толстощекий мальчик, которого главный ловчий в незапамятные времена сам сажал на лошадь. Со своей стороны король, из вежливости и отдавая дань старой привязанности, держал слугу отца на прежнем посту. Филипп дю Плесси на деле выполнял обязанности главного ловчего, но не был назначен официально. Что и поспешил продемонстрировать: не дойдя всего нескольких шагов до короля, он вручил маркизу де Сальнову шест с копытом лани — символ почетной должности.

Затем, согласно церемониалу, Его Величество передал Сальнову шест с копытом кабана, который тот вручил королю в начале охоты.

Охота закончилась. Король весьма сухо спросил:

— Сальнов, что собаки? Сильно устали?

Старый маркиз все еще не мог отдышаться. Впрочем, его усталость не была показной. Разбитыми выглядели все, кто принимал активное участие в охоте: и придворные, и загонщики, и слуги.

— Собаки? — Сальнов пожал плечами. — Пожалуй, устали.

— А лошади?

— Думаю, тоже.

— И все ради двух оленей, у которых толком еще и рога не отросли, — раздраженно бросил король.

Он оглядел собравшихся. Анжелике показалось, что его непреклонный, скрывавший подлинные чувства взгляд остановился и на ней, причем король как будто узнал ее. Она немного отступила назад.

— Ну что же, — произнес Его Величество, — мы будем охотиться в среду.

Наступило напряженное молчание. Казалось, все были поражены. Некоторые дамы с ужасом спрашивали себя, успеют ли они оправиться до послезавтрашнего дня.

Король повторил несколько громче:

— Послезавтра мы будем охотиться — вы слышали, Сальнов? И на этот раз мы желаем загнать оленя, на рогах которого будет десять отростков.

— Да, сир, я расслышал с первого раза, — ответил старый маркиз.

Он очень низко поклонился государю и пошел прочь; но при этом проворчал достаточно громко, чтобы слышали все приглашенные на охоту:

— Поразительно! Всякий раз спросит про усталость собак и лошадей, но никогда не спрашивает о людях…

— Месье де Сальнов! — окликнул старика Людовик.

И когда главный ловчий вернулся, изрек:

— Запомните: у меня на охоте люди НИКОГДА НЕ УСТАЮТ… По крайней мере, я слышу именно это.

Сальнов еще раз коротко поклонился.

Король поехал вперед, сопровождаемый пестрой толпой придворных, которым не осталось ничего иного, кроме как отважно выпрямить спины.

Проезжая мимо Анжелики, государь придержал лошадь.

Его Величество смотрел на нее своим тяжелым непроницаемым взглядом, хотя прежде казалось, будто он ее не замечает. Анжелика не опустила головы. Она сказала себе, что никогда не трусила, так что и сегодня не даст себя смутить. Она посмотрела на короля и просто улыбнулась. Государь вздрогнул, как если бы его укусила пчела, его щеки порозовели.

— Мадам дю Плесси-Бельер, если не ошибаюсь? — громко спросил Людовик.

— Его Величество так добры, что вспомнили меня?

— Напротив, мы о вас помним, и как нам кажется, помним много лучше, чем вы о нас, — ответил Людовик XIV, призывая свое окружение в свидетели такой неучтивости и такой неблагодарности. — Ваше здоровье наконец поправилось, мадам?

— Благодарю Ваше Величество, мое здоровье всегда было отменным.

— Тогда отчего вы трижды отклонили наши приглашения?

— Сир, простите, но мне никто не сообщал об этих приглашениях.

— Вы меня удивляете, мадам. Я лично уведомил мессира дю Плесси о своем желании видеть вас на всех придворных праздниках. Сомневаюсь, чтобы он по рассеянности забыл об этом.

— Сир, наверное, мой супруг полагает, что место молодой женщины у очага, за пяльцами, а ослепительный блеск и чудеса королевского двора лишь отвлекут ее от строгого домашнего порядка.

Как по команде все шляпы с перьями вслед за шляпой короля повернулись к Филиппу, который сидел на белой лошади, превратившись в ледяную статую, олицетворявшую бессильное бешенство. Король, казалось, обо всем догадался. Людовик отличался острым умом и умел тактично находить выход из весьма щекотливых ситуаций. Он расхохотался.

— Маркиз, куда это годится! Вы ревнивы настолько, что не останавливаетесь в выборе средств, лишь бы спрятать от посторонних глаз то прелестное сокровище, которым обладаете? Поверьте, алчность завела вас слишком далеко! На сей раз я вас прощаю, но повелеваю вам радоваться успехам мадам дю Плесси. Что касается вас, мадам, то я не хочу способствовать вашему продвижению по пути супружеской непокорности, поздравляя вас с тем, что вы сочли решения мужа чрезмерно властными. Но ваше стремление к независимости мне импонирует. Итак, без колебаний присоединяйтесь к тому, что вы называете чудесами королевского двора. Я ручаюсь, что мессир дю Плесси не поставит вам это в упрек.