Когда они выехали из Ньюарка, снова пошел дождь и стало холодно и промозгло. Мисс Блэкберн укуталась в громадную шаль и жалобно посапывала, полностью отдавшись поработившей ее простуде. Даже Арабелла, обычно ладившая с непогодой, постепенно начала страдать от сквозняков, которые разгуливали по карете так, что девушке пришлось не переставая шевелить пальчиками на ногах, на которых всего-навсего были надеты алые тканевые полуботинки.

Карета уже несколько миль катилась по пустынной дороге без каких бы то ни было происшествий, пока у поворота на Балдертон сборщик налогов, поняв, что кучер кареты — явная деревенщина, сделал энергичную попытку выманить у него деньги. Но хотя Тимоти никогда раньше не пересекал границ Йоркшира, он был намного решительнее, чем любой из этих мягкотелых южных людишек, которых он так сильно презирал, и, разумеется, знал очень хорошо, что пошлина уплаченная им на последней заставе, дает право на проезд до южной оконечности Грэнтхама. Обменявшись определенного вида любезностями, от которых мисс Блэкберн в ужасе застонала, а Арабелла — увы — прыснула, он одержал победу над этим представителем власти и, победно взмахнув хлыстом, тронул лошадей.

— Моя дорогая, я начинаю очень уставать от нашего путешествия, — призналась Арабелла. — Я уже почти что мечтаю о том, чтобы на нас напал какой-нибудь разбойник.

— Дорогая мисс Тэллент, умоляю, даже не думайте об этом, — сказала ее спутница, вся дрожа. — Мне остается только надеяться на то, что мы, возможно, избежим каких бы то ни было происшествий.

Но пожеланию этой леди не суждено было сбыться: хотя их и не поджидали разбойники, но совсем недалеко от поворота на Мартсон что-то в карете треснуло, и пассажиры едва не вылетели из нее: на карете сквайра слишком долго не ездили.

После того, как кучер разразился оправдательным монологом, грума послали за помощью к заставе, которая находилась в полумиле от места происшествия. Он вернулся с сообщением, что им не приходится надеяться на помощь в ближайшей деревне и что им следует обратиться в Грэнтхам, находящийся дальше по дороге в шести милях, в котором, без сомнения, они смогут нанять экипаж, чтобы доставить леди до города, где они имели бы возможность подождать, пока починят их карету. Затем кучер предложил своим пассажирам, стоявшим на обочине в ожидании помощи, снова забраться в карету, пока грум не распряжет одну из лошадей и не отправится верхом в Грэнтхам. Мисс Блэкберн с радостью приготовилась последовать его совету, но ее молодой спутнице совсем этого не хотелось.

— Еще чего! Сидеть в этой ужасной, пыльной карете! Я не желаю! — заявила она.

— Но мы не можем оставаться на дороге, мисс Тэллент, — сказала мисс Блэкберн.

— Разумеется, нет. Где-нибудь поблизости должен быть какой-то дом, который может приютить нас! Посмотрите, впереди мигают огни!

Скорей всего неяркий свет падал из окон дома, расположенного вблизи дороги. Грум сообщил, что совсем близко он видел ворота какого-то дома.

— Хорошо, — быстро сказала Арабелла. — Мы дойдем до них пешком, мэм, и попросим ненадолго приютить нас.

Мисс Блэкберн, всегда всего боявшаяся, слабо запротестовала:

— Хозяева могут очень удивиться!

— Почему же? — ответила Арабелла. — В прошлом году чья-то карета сломалась недалеко от нашего дома, и папа сразу же послал Гарри предложить кров путешественникам. Не можем же мы дрожать от холода в этой ужасной карете, мэм, и при этом ничего не предпринимать. К тому же, я ужасно голодна и надеюсь, что нам предложат что-нибудь перекусить, не так ли? Ведь сейчас уже обеденное время!

— О, я не думаю, что нам нужно идти туда, — произнесла мисс Блэкберн, но ее слова звучали так неубедительно, что Арабелла не обратила на них никакого внимания, а приказала груму до того, как он отправится в Грэнтхам, проводить их. Отпустив грума, леди направились к дому, при этом одна из них пыталась что-то слабо возражать, а другая была уверена, что она спокойно может попросить о помощи, которую в Йоркшире любой с радостью предоставил бы попавшим в подобную беду.

IV

Описанные события происходили в тот самый момент, когда лорд Флитвуд, сумасбродный великосветский молодой человек, посмотрев смеющимися глазами на мистера Бьюмариса, своего друга и хозяина дома, в котором он гостил, шутливо вопросил:

— Хорошо! Завтра ты обещаешь мне охоту. Но чем же ты, Роберт, порадуешь меня сегодня вечером?

— Моего повара, — сказал мистер Бьюмарис, — считают настоящим гением своего искусства. Он француз; я думаю, тебе понравятся его цыплята, а также удивительный аромат его фирменного соуса.

— Ты привез Альфонса из Лондона? — прервал его лорд Флитвуд, у которого при упоминании о предстоящем обеде повысилось настроение.

— Альфонса? — повторил мистер Бьюмарис, его прекрасные строго очерченные брови удивленно поднялись. — О нет, это другой. Не уверен, что знаю его имя. Но мне нравится, как он готовит рыбу.

Лорд Флитвуд рассмеялся:

— Я не удивлюсь, если ты найдешь повара, который способен полностью угодить тебе, и отошлешь его в этот охотничий домик, заплатив ему по-королевски только для того, чтобы потешить себя его кухней три раза в год.

— Я думаю, именно так я и сделаю, — спокойно согласился мистер Бьюмарис.

— Однако, — строго сказал его светлость, — я не дам отослать себя, как какого-нибудь повара! Я, смею заметить, приехал сюда в надежде найти здесь благородных членов фабианского общества и все признаки поражающих оргий: вино из черепа, знаешь ли, и…

— Плачевное влияние на общество лорда Байрона, — заметил мистер Бьюмарис со слабой, презрительной улыбкой.

— Что? О, этот поэтишка, который наделал столько шуму! Лично я считаю его дьявольски невоспитанным, но, разумеется, это никого не должно волновать! Роберт, где благородные фабианцы?

— Если бы у меня здесь и были хоть какие-нибудь фабианцы, то, не думаешь ли ты, Чарльз, что я рискнул бы из-за них быть отвергнутым человеком такого плана, как ты? — ответил мистер Бьюмарис.

Лорд Флитвуд усмехнулся, но сказал:

— Не говори ерунды. Это могло бы произойти уже раз десять — к-к-черту, ты, Мидас[12]!

— Если моя память меня не подводит, все, до чего дотрагивался Мидас, превращалось в золото, — сказал мистер Бьюмарис. — Я думаю, ты имел в виду Креза[13].

— Нет! Никогда даже не слышал об этом парне.

— Ну, что касается меня, вещи, до которых я дотрагиваюсь, имеют печальное обыкновение превращаться в отбросы, — беспечно, но с оттенком горькой насмешки сказал мистер Бьюмарис.

Его другу подобная беседа показалась неуместно глубокой:

— Роберт! Не обманывай меня! Если бы здесь не было фабианцев…

— Я не могу понять, почему ты так уверен, что они здесь есть, — перебил его хозяин.

— Хорошо, я не предполагаю, но могу уверить тебя, мой мальчик, что это самые последние on-dit[14]!

— Боже мой! Почему?

— Господи, откуда мне знать? Смею заметить, все это оттого, что ты не обращаешь внимания ни на одну из красоток, которые постоянно заигрывают с тобой. Более того, твои cheres amies[15] всегда дьявольски высокого полета, мой милый, все это не дает покоя всем нашим старым сплетницам! Вспомни Фараглини!

— Лучше не надо. Самая ненасытная хищница среди всех моих знакомых!

— Но какое лицо! Какая фигура!

— А какой характер!

— Что с нею стало? — спросил его светлость. — Я не видел ее с тех пор, как ты перестал оказывать ей внимание.

— Думаю, она отправилась в Париж. Зачем тебе это? Хочешь пойти по моим стопам?

— Нет, клянусь Юпитером, я не вынес бы эту сумасбродку, — искренне признался его светлость. — Ведь пришлось бы все время крутиться вокруг нее! Сколько ты заплатил за ту пару серых скакунов, на которых она имела обыкновение носиться по городу?

— Не помню.

— Сказать по правде, — признался лорд Флитвуд, — о ней не стоило бы и думать, хотя я, конечно же, не отрицаю, что она чертовски хороша!

— Она не достойна тебя.

Отчасти из любопытства, отчасти, чтобы позабавиться, лорд Флитвуд насмешливо спросил:

— А есть ли что-нибудь достойное тебя, Роберт?

— Да, это — мои лошади! — парировал мистер Бьюмарис. — Кстати о лошадях, Чарльз, какого черта ты купил эту лихфильдскую клячу?

— Ты имеешь в виду моего гнедого? Ну, этот коняга просто пленил меня, — ответил его светлость, при этих словах его лицо как бы озарилось изнутри. — Какое сочетание породы и стати! Нет, в самом деле, Роберт…

— Если у меня в конюшнях когда-нибудь заведется какая-нибудь потрепанная животина, — безжалостно сказал мистер Бьюмарис, — я не задумываясь предложу ее тебе в полной уверенности, что она тебя очарует!

Лорд Флитвуд все еще пытался протестовать, когда дворецкий, открыв дверь комнаты и почтительно извиняясь, доложил своему хозяину о том, что неподалеку от дома сломалась чья-то карета и две леди, которые в ней путешествовали, просят приютить их на короткое время.

Холодные серые глаза мистера Бьюмариса ничего при этом не выразили, но человек, близко его знавший, заметил бы легкое недовольство, блеснувшее на его лице. Однако он спокойно произнес:

— Разумеется. В гостиной можно обогреться, прикажи миссис Мерсей проводить дам туда.

Дворецкий поклонился и готов был уже исчезнуть, когда лорд Флитвуд остановил его, воскликнув:

— Нет, нет, мы еще не договорили, Роберт! Как они выглядят, Брау? Старые? Молодые? Хорошенькие?

Дворецкий, привыкший к весьма свободному и легкому обращению его светлости, с невозмутимой серьезностью ответил, что одна леди молода и, он осмеливается думать, даже очень хороша.

— Я настаиваю на том, чтобы ты принял этих женщин с должным гостеприимством, Роберт, — твердо заявил его светлость. — Зачем же в гостиной! Пригласи их сюда, Брау!

Дворецкий взглянул на своего хозяина, как бы спрашивая, выполнять ли ему приказание лорда, но мистер Бьюмарис сказал с присущим ему безразличием:

— Как тебе хочется, Чарльз!

— Какая же ты все-таки бездумная скотина! — сказал лорд Флитвуд, когда Брау покинул комнату. — Ты не достоин такой удачи. Ведь это рука Провидения!

— Я сильно сомневаюсь, что они принадлежат к фабианскому обществу, — все, что нашелся сказать мистер Бьюмарис. — Мне казалось, что ты ведь этого хотел?

— Любое развлечение лучше, чем ничего! — ответил лорд Флитвуд.

— Что за чепуха! Сам удивляюсь, зачем я тебя сюда пригласил!

Лорд Флитвуд усмехнулся:

— Бьюсь об заклад, полно подхалимов, готовых из кожи лезть вон, лишь бы быть приглашенными в дом Несравненного, — а в результате их не ждет ничего, кроме роберра.

— Ты забываешь о поваре.

— Но, — неумолимо продолжал его светлость, — ты ведь знаешь, что я не из их числа.

Одной из характерных черт мистера Бьюмариса была холодность и сдержанность, но иногда он способен был так улыбнуться, что эта улыбка не только смягчала суровое выражение его лица, но наполняла его глаза самым искренним весельем. Это не была та улыбка, которую он надевал во время различных приемов — там была почти что усмешка, — но те, кому выпадала честь хотя бы мельком увидеть эту улыбку, совершенно меняли свое мнение о мистере Бьюмарисе. Те же, кто никогда не видел этой улыбки, были склонны считать его гордым и неприятным человеком; и лишь достаточно смелые из знавших его людей решились бы высказать вслух подобное суждение ему — тому, кто не только владел всеми привилегиями рождения и богатства, но и был признанным лидером в свете. Лорд Флитвуд, хорошо знавший эту улыбку, заметил ее.

— Как ты можешь, Чарльз? Ты же знаешь, что я внимательно слежу за всеми твоими модными нововведениями.

Когда Арабелла входила в комнату, она увидела двух смеющихся молодых людей, и поэтому можно сказать, что ей повезло: ведь впервые взглянув на мистера Бьюмариса, она сразу встретилась с тем лучшим, что было в нем. Да и сама она в тот момент была чрезвычайно хороша, с темными кудряшками и дивным цветом лица, которое очень удачно довершала изящная шляпка со страусовыми перьями и алыми лентами, скрепленными на шее в бант; но Арабелла сама не сознавала этого, так как дочери мистера Тэллента не были приучены много думать о своей внешности. Мисс Тэллент замерла на пороге, пока дворецкий называл ее имя и имя мисс Блэкберн. Арабелла, несмотря на свою крайнюю застенчивость, с искренним интересом смотрела на все широко открытыми глазами. Она была сильно поражена всем увиденным. Дом, хотя и небольшой, был обставлен с дорогой аристократической скромностью. Внимательный взгляд мисс Тэллент скользнул по лорду Флитвуду, инстинктивно поднявшему руку, чтобы потуже затянуть галстук, который являлся его гордостью, а затем остановился на мистере Бьюмарисе.