Тимери Мурари - Арджуманд. Великая история великой любви

Боль, боль… боль, боль… боль, боль…

Копыта моего пони, покрытые пылью, ударяли о землю в такт биению моего сердца. Мне казалось, что я задыхаюсь, но не от пыли, витавшей в воздухе, а от щемящей боли в сердце. Как же стремительно яд достиг моих ушей! Евнухи и женщины, слуги и рабы, все доподлинно знали, что произошло, как будто лично присутствовали при встрече Шах-Джахана и Джахангира, как будто слышали каждое слово, сказанное между сыном и отцом.

Сколько же раз это пересказывалось — с фальшивым сочувствием, с делаными жалостью и печалью, за которыми читалось ликование, — и каждый, кто доставлял мне ужасающую весть, стремился еще немного добавить от себя, чтобы приукрасить услышанное. Я не умерла — я мужественно продолжала надеяться, только потому, что знала: Шах-Джахан любит меня. Он прямо сказал об этом не только мне, но и своему отцу.

Вспоминая его слова, там, на мина-базаре, сказанные потом, я шепотом повторяла их, когда никто не слышал, воображала, как они звучат в его устах, представляла, как он, беззащитный, лишенный власти, рассказывает мне о своей слабости…

— Ты бы лучше пересела в паланкин, агачи.

— Там слишком жарко и душно.

Я ехала верхом на гнедом пони, а бок о бок со мной, опираясь на посох с серебряным набалдашником, шел Иса. Он не одобрял мою дерзость. Придворные дамы путешествовали на носилках, укрытые занавесями от чужих глаз. В паланкинах они болтали, пили, играли в карты, подчас даже предавались весьма вольным развлечениям с мужчинами. Верхом ездили только солдаты, рабы да служанки.

— Но здесь так пыльно! Внутри намного чище…

— Прекрати, Иса, успокойся. — Пусть даже я и испытывала неудобства, но следовать советам Исы не собиралась.

Пыль, красноватая и тонкая, нависала жарким облаком, тянувшимся от горизонта до горизонта, она была повсюду — на юге и на севере, на западе и востоке. Пыль заслоняла солнце и небо, мягко оседала на деревья и кусты, припорашивая и делая тусклой яркую зелень.

Джахангир путешествовал, и вместе с ним в путь отправилась вся империя. Мы были уже в двух днях пути от Агры, На третий день нашему небольшому отряду предстояло отделиться от основного каравана и свернуть на юг, к Бенгалии. Я собиралась навестить Мехрун-Ниссу, радуясь возможности вырваться из Агры, ускользнуть от приевшихся дворцовых церемоний.

Ни начала, ни конца каравана с того места, где мы ехали, было не разглядеть. Где-то далеко впереди караван возглавлял наш правитель, рядом с ним был Шах-Джахан. Нас разделяла длинная людская река.

Я подозвала Ису и, наклонившись, зашептала:

— Нужно дать ему знать, что я еду позади. Если он сам не придет ко мне, ты, Иса, поедешь вперед и передашь ему вот это. — Я сняла серебряный перстень, и Иса спрятал его в складки одежды. — Смотри не потеряй!

— Буду хранить его как зеницу ока.

Вдоль колонны сновали всадники, но к нам не приближались. Впереди Джахангира и Шах-Джахана шли девять слонов, на каждом из них всадники несли знамя Великих Моголов: изготовившийся к прыжку лев в желтом круге. За ними на четырех слонах развевались зеленые стяги с изображением солнца. За слонами выступали девять белых жеребцов без всадников, но с золотыми седлами, стременами и сбруей. Далее шли еще жеребцы; всадник на одном из них держал флаг с начертанным на нем титулом Джахангира: «Завоеватель мира». У второго всадника в руках был дундуби, время от времени он ударял в барабан, возвещая всем о приближении каравана.

По обе стороны дороги скакали хазары под собственными знаменами; каждый вел за собой тысячу всадников.

Перед паланкином Джахангира бежали тридцать невольников; они разбрызгивали душистую воду, чтобы сделать путь благовонным и чтобы пыль не докучала властителю.

Немного поодаль от падишаха ехали четыре визиря, обремененные бумагами, — из этих бумаг они черпали информацию. Если бы властителю пришло в голову спросить о деревне, встречающейся на пути, они тотчас ответили бы, как называется эта деревня, кому она принадлежит, могли бы поведать о доходах князя, об урожае, о произрастающих в этой местности цветах и плодах… К тому же — поскольку Джахангир был весьма и весьма любознательным правителем — визири по нескольку раз в день пополняли книгу «Тузук-и-Джахангири».

Рядом с визирями держались еще три человека. Двое несли веревку и от самой Лал-Килы измеряли длину проделанного пути. Первый, забегая вперед, делал отметки, второй прикладывал к отметкам веревку, а третий, с книгой и пером в руках, подсчитывал расстояние.

Еще один человек нес песочные часы и бронзовый гонг. Каждый час он ударял в него, оповещая о наступлении нового.

В нескольких шагах позади Джахангира ехали охотники с птицами на запястьях. За ними следовали десять всадников-оруженосцев: четверо несли джезайлы в золототканых чехлах, пятый — копье Джахангира, шестой — его меч, седьмой — щит, восьмой — кинжал, девятый — лук, десятый — колчан со стрелами. За оруженосцами следовал отряд ахади — воинов, подчинявшихся напрямую самому падишаху. Следом несли три серебряных паланкина, затейливо украшенных жемчугами. Продолжали процессию двадцать четыре всадника-музыканта: восемь с трубами, восемь с рожками и восемь с барабанами. За ними двигались пять слонов с седлами-хаудами из золота и серебра. (Плавное покачивание на спине слона усыпляло падишаха; в хауде он чувствовал себя, как младенец в колыбели.)

Кроме богато убранных личных слонов властителя были еще три. Один вез на спине три руки, вылитые из чистейшего серебра; руки, закрепленные на серебряном шесте с бархатом, означали: Джахангир — Блюститель магометанской веры. Схожий символ на спине второго слона провозглашал падишаха Хранителем веры. Третий слон вез медную пластину с выгравированными словами «Аллах един и Мухаммед — пророк его».

Еще четыре слона несли не менее важные символы. Весы на спине одного из них означали, что падишах — Вершитель правосудия. Флаг с крокодилом на спине другого (когда дул ветер, казалось, что крокодил шевелится, как живой) напоминал о том, что наш повелитель является Повелителем рек. Флаг с рыбой на третьем слоне был символом власти над морями и океанами, а золотая пика на четвертом считалась знаком Завоевателя. За слонами шла еще дюжина музыкантов.

Все это великолепие, призванное продемонстрировать величие империи, отделяло меня от возлюбленного. Казалось, мы с ним находимся на разных концах Земли. Я больше не могла выносить безвестности.

Полдень давно миновал, и я спешилась.

— Иса, возьми мою лошадку, скачи к Шах-Джахану. Скажи моему… — Я не могла произнести это слово, оно застряло в глотке, но я все же преодолела страх: —…моему возлюбленному, что я здесь. Пусть придет ко мне. Я должна знать, что со мной будет. Его любовь ко мне иссякла? Мне следует ждать или нет? Конечно, я буду ждать, если он мне прикажет. И я ненавижу женщину, которую прочат ему в невесты… Горечь моя так же сильна, как любовь к нему.

— Агачи, я не смогу сказать все это…

— Так приведи его сюда, я сама скажу. Полезай в седло!

Иса испуганно посмотрел на пони. Людская река текла и текла мимо.

— Агачи, я же не умею ездить верхом! Я уж лучше побегу.

— Нет, это чересчур далеко, и мне придется долго ждать. Сейчас же полезай в седло и бери в руки поводья! Лошадка быстро домчит тебя к моему любимому и так же быстро привезет ко мне с ответом.

Не смея возразить, Иса неуклюже, с унылым видом вскарабкался в седло. Я повернула голову пони в нужном направлении и с силой хлестнула по крупу. Лошадка поскакала галопом. Иса что есть силы вцепился в гриву, боясь вылететь. В другой раз испуг слуги позабавил бы меня, но теперь было не до того.

Я забралась в паланкин, радуясь возможности скрыть слезы от любопытных глаз. Дед определил меня в свиту Джодхи Бай. Жена падишаха ехала на слоне, восседая под балдахином на питамбаре — особом троне, изготовленном из кованого золота, украшенного драгоценными камнями[38]. В последнее время Джодхи Бай страдала непонятной, изматывающей болезнью и предпочла бы остаться в Агре, но Джахангир настоял, чтобы она сопровождала его в путешествии. За слоном Джодхи Бай следовали сто пятьдесят узбечек с копьями. Кортеж со всех сторон окружали евнухи, вооруженные лати — бамбуковыми палками с серебряными наконечниками. Этими палками они избивали любого, кому хватало глупости приблизиться. Далее двигались слоны и паланкины других обитательниц гарема, каждую сопровождала собственная свита рабынь, слуг и евнухов.

Разумеется, государственные дела не допускали отлагательства по той лишь причине, что падишах путешествует из Агры в Аджмер. Тридцать слонов, восемьдесят верблюдов и двадцать повозок были нагружены государственными бумагами.

Пятьдесят верблюдов несли сто вьюков с одеждой Джахангира.

На тридцати слонах везли драгоценности; драгоценностями Джахангир намеревался одаривать тех, кому посчастливится снискать его милость.

Двести верблюдов сгибались под грузом серебряных рупий, сто верблюдов везли золотые рупии и еще сто пятьдесят тащили сети для охоты на тигров, гепардов и нильгау[39].

Примерно с полсотни верблюдов были гружены водой для питья и омовений; лошади тянули большие расписные повозки, в которых мы, женщины, могли искупаться в полном уединении.

Замыкал колонну, охраняя ее, раджпут Джай Сингх, под командованием которого находилось восемь тысяч конников.

Забыла сказать: на расстоянии одного коса впереди каравана ехал человек на верблюде с рулоном тончайшего белого полотна. Если у дороги встречалось мертвое тело, в его обязанности входило покрыть труп тканью. Делалось это, чтобы не оскорблять взор падишаха и его приближенных. Впрочем, вид мертвого тела обычно возбуждал любопытство Джахангира, и по его просьбе ткань ненадолго приподнимали.

Армия Великого Могола осталась в Агре, поскольку путешествие было обыкновенной прогулкой. Когда я была маленькой, дед рассказывал, что без армии караван проезжал через какую-нибудь деревушку за полдня, а с армией проезд растягивался на целый день.

Время тянулось томительно. Тени деревьев становились все длиннее, солнце опускалось все ниже. Иса пропал. Я ругала себя за то, что оказалась такой несдержанной. Наверное, он упал и убился, так и не доставив послание… Оставалось одно — молиться и ждать.

Стало смеркаться, в долине, где предстояло остановиться на ночлег, уже разжигали костры.

Этим занимались люди под началом главного управляющего двора. Они ехали впереди каравана на расстоянии дневного перехода и везли шатры, посуду, продукты — вообще все, что могло потребоваться в дороге падишаху и его спутникам. Главному управляющему надлежало выбрать красивое место, по возможности у реки, где устраивали привал. Покои падишаха находились в самом центре. Двухуровневый шатер роскошью и блеском напоминал дворец, в нем имелись даже залы для приемов — диван-и-ам и диван-и-кхас. За шатром падишаха располагался гарем, а все место привала огораживал экран из алого шелка. План расположения шатров и всего прочего не менялся со времен Тамерлана. Каждый знал, где ему предстоит есть, спать, где совершать омовение, где будут размещены на отдых животные. Это позволяло избежать сутолоки и путаницы.

Женщинам подобные путешествия очень нравились. Слышались болтовня и смех — обитательницы гарема готовились к вечерним развлечениям. Я держалась в сторонке; искупавшись и переодевшись, ушла к себе и легла. Ужинать мне не хотелось — тоска служила мне пищей и заменяла компанию.

Так и нашел меня Иса — я лежала с закрытыми глазами, отвернувшись к стене.

— Агачи, я не сумел отыскать принца. Каждый, кого я о нем спрашивал, направлял меня к кому-то еще. Мне стыдно…

— Что ж, ты старался… Оставь меня. Уходи…

Прошелестел вздох, а потом раздался звук удаляющихся шагов. Теперь во мне закипало новое чувство — гнев. Да как он смеет пренебрегать мной? Даже если сейчас Шах-Джахан появился бы здесь, я бы выгнала его, как Ису!

Много позже я услышала, как Иса вернулся и тихонько прошептал:

— Агачи, тебя ожидает гонец.

— От кого? — я изобразила неведение, не желая надеяться.

— От принца. Пойдем.

Волнение было столь велико, что я не могла пошевельнуться.

— Возьми у него письмо. Скажи, я отвечу через несколько дней. — Иса не двигался, и мне пришлось сесть. — Я велела тебе идти!

— Агачи, я понимаю твой гнев, но он не отдаст мне письмо. Только ты можешь получить его. Пожалуйста, выйди. Если ты этого не сделаешь, потом пожалеешь.