За два часа, проведенные с дочерью наедине, Мишка чуть не постарел на два года, а устал на все двадцать.

Соня была неутомима в буйстве своей фантазии, и всевозможные проблемки с неприятностями сыпались на них обоих, как из рога изобилия. С той лишь разницей, что ее лично происходящее веселило и подстегивало к новым сомнительным свершениям, а Мишку добивало. В Сонькиных руках все буквально «горело», ломалось, рвалось, рассыпалось и пачкалось, пачкалось.

В конце концов, он привез ее домой, посчитав его островком спокойствия и «будет, кому за ней приглядеть».

Как же он ошибся!

Сначала Соня залезла к деду в мастерскую, чего раньше никогда не делала, и была изгнана оттуда разгневанным Никитой Михайловичем:

– Девочке здесь не место! Кто тебя так распустил!

Затем поспорила с бабушкой, что никакая она не маленькая, ей скоро шесть, и бабушка Диана, между прочим, ей уже многое доверяет, а дедушка Стефан даже обещал научить ее водить грузовик. На последнее заявление повелся двоюродный брат Сони, спорил с ней с пеной у рта, что она «брешет, как собака старая» и никогда этому не бывать. Пока оба не вцепились в волосы друг другу. За Ваньку с криками «наших бьют!» вступились младшие братья. Соня, осознав, что она одна против толпы, постаралась расцарапать их всех…

– Где ты? – звонит Миша Рите, стоя под закрытой дверью в подъезде. – Да, получилось немного раньше. Лунный ветер?

– …да, это кафе напротив второй больницы, – неожиданно сообщает голос жены из трубки. – Мы тут случайно, но скоро уже по домам, только тебя тогда дождемся, привози Сонечку. Ждем. Пока.

Он озадаченно слушает гудки в трубке. «За кадром» там была явно целая компания, но кто все эти люди, он и предположить не мог, пока не подъехал.


По летнему времени столики здесь стоят на улице. Из-за расположения напротив «больничного городка», контингент составляют в основном «клиенты» стационаров, их посетители, а также врачи с медсестрами.

Раскатистый хохот бывшего одноклассника ни с каким другим спутать невозможно. Талгат рассказывает что-то о своей стажировке, Карапетян громко хохочет, обнимая круглую, как арбуз, жену Карину. Дальше в полном сборе Джамала, Кампински и Рита. Последняя, расставив руки, ловит бегущую к ней дочку. Соня радостно обнимает маму и сбивчиво объясняет царапины на щеке:

– Это Ванька! Он теперь будет знать!

Золотарев здоровается за руку с Талгатом и Арсеном, мысленно наскоро пытаясь расшифровать себе происходящий трындец.

– Странная у вас компания, – хмыкает, обводя взглядом, – что празднуем?

Джамала гордо смотрит в ответ. Талгат, напротив, не смотрит демонстративно. Карапетянов вообще здесь слишком много. Рита гордо-ехидно опускает глаза, как умеет делать только она.

– День везунчика, – поясняет Ольга (ее покер-фейс невозмутим). Над столом пролетает всеобщий заговорщический смех. – Джамалу сегодня уволили неожиданно, затем ее брат попал к Арсенчику на стол, а за ним мама угодила в кардиологию. Все обошлось, в конечном счете, а осадок, вот, запиваем.

– А самое смешное, что нам всем ничего крепче ряженки нельзя! – Карина поднимает свой пластиковый бокал с означенным содержимым, Соня заглядывает в мамин и фыркает – фу, кислятина!

Арсена вызывают по рации.

– Я на дежурстве, – разводит руками он, помогает жене подняться, – пойдем, золотко мое, я провожу вас до кроватки…

Уходил Мишка словно убегал – скомкано попрощался, что-то ответил невпопад и, слыша за спиной дружный смех, (может быть, даже не относящийся к нему) быстрее запрыгнул в машину. В голову молотком застучала дурная кровь – они все против меня здесь! Они сговорились! Ну, ничего! Я всех их достану!


– Это Золотарев постарался с твоим увольнением, зуб даю, – тепло попрощавшись с семейством Карапетян, остальная компания погрузилась в Ольгину ауди.

Талгат подтверждает:

– Да, похоже на то.

Машина мягко едет по вечереющим улицам, где матовое освещение создает уютно-романтичный настрой.

– Джам, я предлагаю перевестись тебе в Центр и дело с концом, – продолжает Ольга «линию Джамалы». – Рекомендации мы с Талгатом такие напишем, что ого-го!

– Спасибо, – тепло улыбается последняя. – Но я только сегодня поняла, как давно не отдыхала и не была свободна. Дай мне хотя бы несколько дней.

Тихий смех компании ей ответом.

– Хорошо, – соглашается Ольга, – созвонимся.


Джамала с Талгатом выходят недалеко от «шукшинских».

– Мы пройдемся, спокойной ночи, – желает Исин.

– До свидаанья! – громко прощается вежливая Соня, чем вызывает умильные улыбки взрослых, и машина продолжает свой путь.


– Домой? – плавно снимается с места ауди. Ольгин голос, словно кошка, ластится о Ритин слух, вызывает мурашки на коже и на цыпочках подкрадывается к бабочкам, замершим ожиданием в темноте живота. Оно становится все тяжелее и неподъемнее.

– Да, – находит, наконец, в себе силы Рита. Ирония ситуации в том, что ее «да» несет обеим смысл «нет».

– Сонечке пора спать, – звучит запоздалым оправданием.

Ольга понятливо кивает, глядит исключительно на дорогу, а матовый свет Городка пропитан нежностью и взаимным, невозможным желанием близости.

– Ты тоже высыпайся, отдыхай, – плавно притормаживает, сворачивает во двор. – Завтра в три у нас погрузка и вперед.

Машина останавливается у знакомого подъезда. Ольга поворачивает голову, чтобы утонуть в бесконечности глаз самой странной и желанной в ее жизни женщины. Зная/чувствуя, что расстаться здесь и сейчас будет больно обеим, словно сиамских близнецов разделяют без наркоза, по живому.

– Если только не передумаешь.

– А ты пойдешь к нам чай пить? – разбивает томность вдребезги звонкий детский голос. – У нас красивые цветы есть, папа сегодня принес!

Сознание Риты ухает в черную пропасть и бьется там испуганной птицей, угодившей в сеть.

Ольга негромко смеется в ответ, зыркает на Сонечку.

– Нет, солнце. Как говорили в одном старом мультике – я не козел, я цветы не ем.

Издалека Миша трактует этот теплый момент – жутко крамольной сценой – человек, желающий видеть ужасы, найдет их даже в пасторали. Он оставил машину в соседнем дворе и уже больше часа поджидает в засаде.

– Спокойной ночи! – оповещает Соня весь неподвижный двор с опустевшей детской площадкой.

– И тебе, лапа, – отвечает ей Ольгин голос. Мишка ревниво следит за тем, как Рита и Соня скрываются в дверях подъезда, и буквально срывается с катушек – «а теперь, сука, молись!»


Но, прежде чем он успевает покинуть свое убежище, Ольгина ауди, мигнув красными стоп-сигналами, покидает тихий дворик.

Не чуя ног под собой, Мишка бежит в соседний двор, прыгает за руль своего пежо, трогается резко, со страшным визгом покрышек по асфальту.


Раздираемая сомнениями и гормонами, Кампински летит по опустевшему проспекту. И даже жалеет, что так недалеко они с Ритой живут – разогнаться особо негде, чтобы красиво пострадать под музыку, как в кино.


Мазнув ближним светом по компании местных неформалов, облюбовавших лавочку у крайнего подъезда одного из «шукшинских», Ольга паркует машину. Гасит свет, но в салоне все равно светло как днем.

– Что за дебил? – морщится на бьющий по окнам «ксенон», поднимается из-за руля. Дальнейшее осознает на уровне инстинктов – тот «дебил», что пытался ослепить ее своим, видимо, дальним, бросает машину, выскакивает с явным намерением в два шага преодолеть разделяющее их с Ольгой пространство. Мозг холодно прогнозирует его действия, исходя из траектории и скорости движений, делает поправку на явную агрессию, исходя из резкости и дерганности, а потом между ними внезапно вырастает третий персонаж и неслабо встречает первого кулаком в лицо. Отчего последний едва не падает, но успевает сгруппироваться и увернуться от следующего удара.


Ослепленный яростью, Мишка не сразу заметил перекошенное ненавистью лицо Талгата, а лишь получив от него кулаком в собственное.

Ослепленная светом Мишкиных фар, Ольга не сразу понимает, что эти метелящие друг друга парни – Исин и Золотарев.

Отступив на два шага, она на автомате берет протянутую одним из нефоров сигарету и до скрипа в легких затягивается чуть горьковатым дымком. Тишину позднего вечера заполняют звуки возни, ударов, рычания и сжатой матерщины. Примерно равные по силе, телосложению и реакции, ни Мишка, ни Талгат теперь явно не уступят друг другу до первого нокаута. Ибо первая кровь уже замазала обоих. Она капает с подбородка на грудь, сочась из разбитого и свернутого набок Мишкиного носа. Правый глаз Талгата тоже слегка заплыл. Харкая в пыль асфальта, противники, чуть пригнувшись и не сводя друг с друга напряженных глаз, делают несколько шагов по кругу вправо, влево.


– От ты дебил, – с чувством шипит Золотарев, кривит губы, выказывая крайнюю степень презрения. – Она ж… – он успевает поставить блок против удара справа, но отвлекается на него и пропускает удар в челюсть снизу вверх, нанесенный с такой звериной силой/ненавистью, что Золотарев буквально опрокидывается на спину и остается кататься на асфальте, рыча и закрывая разбитое лицо руками.

– Сам ты… – язык явно не слушается Исина. Так бывает, когда из-за бешеного выброса адреналина все тело прошибает такая дрожь, что зуб на зуб попасть не может. Тут не до речей в стиле «эпик». Тяжело дыша, Талгат стоит над катающимся в пыли Золотаревым и, видимо, решает не добивать. Слов Мишки разобрать невозможно.

Ольга тоже молчит, в два затяга докуривая сигарету.

– Он ему челюсть сломал, – приглушенно комментирует кто-то из притихшей толпы юных неформалов.

Забавно, но до этого они воспринимались Ольгой, как неодушевленные статисты.

– Да не, тот язык откусил, наверное, вишь, воет, – спорит другой.

– Шли бы вы отсюда, – негромко советует детям Кампински, оглядывается, целит взглядом в многоголовое тело компании. – И твоя мысль про язык. Мне понравилась.


Оказывается, «Лунный ветер» работает даже ночью и даже имеет свой штат постоянных посетителей в это неурочное время суток.

– Мы часто сюда на дежурстве бегаем за кофейком, – признается Карапетян, хмыкает, – а Карина права была. Женщины – ведьмы, они иногда такие вещи знают!

Ольга переводит тяжелый взгляд на бывшего одноклассника:

– Ты о чем?

Ее мысли работали на удивление ясно и слаженно – «избавиться от случайных свидетелей. Убедить чувака с адреналиновым шоком (Талгата), что она не враг и ее убивать не нужно. Погрузить в машину другого чувака с болевым шоком (Мишку). Взять первого в помощники и обоих доставить в травматологию к третьему чуваку».

– Она сказала, что один из вас ко мне вернется сегодня, – опуская голос до полушепота, отвечает Арсен. – Как в воду глядела, ведьма.

Ольга смотрит на него, и губы, помимо ее воли, растягиваются в какой-то людоедской ухмылке.

– Это нормально, – подает голос вполне уже пришедший в себя Талгат. – У меня брат и дядя на скорой работали. Не дай господи послушать, как они шутят. От смеха вздернешься.

Короткий хохоток Арсена будит задремавшего студента-бармена, тот вспоминает об оплативших заказ посетителях и приносит им кофе.


– И ты прав оказался, хоть и не ведьма, – глядя в свою чашку, произносит Исин. Арсен выжидающе-вопросительно поднимает глаза.

– Завтра она к вашему Руденко поступит, – заканчивает Талгат. Ночь в ужасе шарахается от нового приступа Карапетянского хохота. Ольга удивленно смотрит на парней, пытаясь понять логику происходящего, где Арсен насильно жмет руку Исину, крича во всю глотку.

– Ай, молодца! Мужик! С Андрюхи теперь простава! – а потом, будто между делом, оборачивается к Ольге. – Вези его домой, мать, пока сам ходит.


Когда шаги и насвистывание «врача без границ» затихают в ночной тиши, Ольга поднимается из-за столика, тянет за собой Талгата.

– Давай, давай, герой. Время три, хоть немного поспать.

– Я к Ложкину. В гостиницу, – Исин тяжело поднимается следом. Арсен оказался прав и в том, что с каждой минутой Талгат выглядит все хуже. Сейчас, например, словно пил неделю беспробудно или употребил очень сильное психотропное. Заторможенный, с явной потерей ориентации в пространстве, язык заплетается – «стандартный расколбас после адреналинового шока».

– Угу, – Ольга направляет к машине, открывает перед ним дверь ауди, – садись, – обходит, ныряет за руль.