Следующие недели были самыми счастливыми и самыми ужасными в ее жизни. Временами Люк бывал нетерпелив и властен, временами — нежен и ласков. Они поссорились из-за свадебного платья. Мадлен настаивала на том, чтобы его сшили она с тетушкой, Люк же говорил, что в этом нет надобности. В Ванне есть искусные портные, и он не видел причин, мешающих заказать свадебный наряд одному из них. В конце концов, он буквально притащил ее в город и уговорил сделать заказ. Однако когда он хотел еще и оплатить расходы, Мадлен решительно воспротивилась: уж в этом-то он не мог своевольничать!

Времена стояли смутные. Как раз тогда, когда Люк и Мадлен привыкали друг к другу, обстановка вокруг была неспокойной. Боевые действия развивались неудачно для Франции, и Конвент объявил призыв тридцати тысяч рекрутов. Каждая провинция, включая и Бретань, должна была представить свою квоту. Это еще не была всеобщая мобилизация, но в случае недостатка добровольцев соответствующее количество предстояло выбрать по жребию, в котором участвовали все без исключения неженатые мужчины и бездетные семейные в возрасте от восемнадцати до сорока лет. Излишне говорить, что в этот период число браков резко возросло, и Мадлен подумывала о том, чтобы ускорить собственное венчание.

Впрочем, Люк не был зарегистрирован в провинции, что в данном случае оказалось кстати. После гибели маркиза де ла Рюэри он видел во французской армии врага и поделился с Мадлен своей решимостью скорее примкнуть к эмигрантам, нежели стать республиканским солдатом. Дрожала и тетушка. При одной только мысли о том, что жребий может пасть на одного из ее сыновей, ей становилось плохо. Ги недавно исполнилось восемнадцать, и его заявление о том, что он лучше преступит закон и будет скрываться, чем пойдет в армию, не прибавляло покоя матери.


Недовольство крестьян, в конце концов, нашло выход в массовых беспорядках. Возникало множество инцидентов, подобных тому, в котором участвовали в прошлом году Люк и Ги. Производивших набор офицеров избивали, а их столы ломали. В некоторых местах убивали республиканских чиновников и угрожали их семьям. Одним словом, молодежь Бретани и Вандеи ясно дала понять, что не уйдет своей волей с родной земли.

Ни Люк, ни Мадлен не одобряли беспорядков, потому что в их памяти слишком живы были воспоминания о парижских событиях. Безрассудство и жестокость там и тут одни и те же, довольно резко втолковывал Люк молодому Ги, хотя причины и разные. Постепенно некоторые повстанцы собирались в более организованные отряды, совершавшие рейды по окрестностям и нападавшие на республиканцев в городах.

Жребий, однако, миновал семейство Лемуа, и оба парня остались на ферме. Но Ги был недоволен: несколько его друзей присоединились к отряду повстанцев, и лишь привязанность к отцу и матери помешала ему сделать то же.

И еще одна вещь беспокоила Мадлен — дружба Люка с Жоржем Кадудалем. Кадудаль, старший из десяти братьев и сестер, обладал впечатляющей внешностью и живым умом. Бывший студент-гуманитарий Ваннского коллежа, он умел поддержать интереснейшую беседу на любую тему, чем и привлек в свое время Люка. Сейчас он был тесно связан с повстанцами, и Мадлен боялась влияния, которое он может оказать на Люка. Она поделилась своими опасениями с Ренаром, когда тот снова появился на ферме.

Ренар рассмеялся.

— О Боже, Мадлен! Разве я не говорил тебе, что твой Люк — один из предводителей? Жорж не влияет на него. Скорее — наоборот. Твой жених уже участвует в движении, и ты ничего не можешь изменить. Если тебе нужен хозяйственный муж, не интересующийся ничем, кроме работы на ферме, то твой брак будет ошибкой.

Люк отказался обсуждать с ней этот вопрос, сказав только, что никакой опасности не существует и он знает, что делает. Кроме того, при всяком удобном случае он совершенствовал свою способность целовать ее до умопомрачения, что прекращало любые расспросы.

Приближался май, месяц их свадьбы. К этому времени оставался нерешенным лишь вопрос о будущем доме. Мадлен предлагала снять небольшой домик в Ванне, однако дядюшка и тетушка предостерегали ее от поспешных поступков. Они настаивали, чтобы молодожены пожили какое-то время на ферме. Как ни странно, Люка вполне устраивал именно этот вариант.

— Мы без труда обоснуемся, где захотим, — говорил он. — Пока же вокруг все так ненадежно, что лучше выждать. На худой конец не следует забывать о твоем приданом…

Мадлен совершенно забыла о том, что Филипп оставил ей приданое, и очень удивилась, что Люк помнит. По его многозначительной улыбке она догадалась, что он осведомлен в этом вопросе гораздо больше, чем она. Ничего удивительного, учитывая их с Филиппом дружбу.

— Тебе известно, насколько оно велико? — с любопытством поинтересовалась она, думая, что ей спокойнее будет выходить за него, если состояние значительно.

Они сидели под весенним солнышком на берегу реки, и Люк был занят более невестой, чем ее приданым.

— Не забивай этим свою хорошенькую головку, — сказал он, проводя пальцем по ее носику. И лукаво добавил: — Я женюсь на тебе не ради приданого.

Мадлен вспыхнула и оттолкнула его, когда он попытался обнять ее. Люк недоуменно посмотрел на нее. После работы он переоделся в чистую рубашку и кожаные штаны. Лицо его сильно загорело, что, может быть, не соответствовало моде парижских гостиных, но Мадлен казалось необычайно привлекательным. Легкий ветерок шевелил его темные волосы, и Мадлен подумала, что мужчине просто непозволительно быть таким красивым. Ну как можно устоять перед этаким красавчиком?

Она виновато улыбнулась.

— Я злюка, да, Люк? Это, наверное, предсвадебная лихорадка…

Он притянул ее к себе, поцеловал, а потом прижал еще теснее и зарылся лицом в ее волосы.

— Я не доживу до свадьбы, — хрипло сказал он. — Умру от нетерпения.

Временами Мадлен была готова уступить этому нетерпению, но все же решила дождаться свадьбы. В глубине ее души сидел страх, что если она отдастся до свадьбы, то свадьба может и не состояться. Это было нелепо, она понимала, но не могла перебороть себя.

Примерно за неделю до свадьбы они с тетушкой были на кухне, а Люк рубил дрова во дворе, когда в доме появились два незнакомца в темной одежде. Угрюмые, неулыбчивые мужчины с бегающими по сторонам глазами и отрывистой речью. Наделенные полномочиями власти. Ни учтивые манеры Мадлен, ни гостеприимство ее тетушки не произвели на них впечатления. Они стали допрашивать женщин — грубо, с угрозами.

— Нам стало известно, что вы знакомы с бывшим графом де Ренье. Это так? — спросили они у Мадлен.

У нее все перевернулось внутри. Первым порывом было солгать, но она решила, что смесь правды и лжи будет скорее принята на веру.

— Я знаю его, — ответила она, изображая спокойствие. — Он был другом моего покровителя, маркиза Филиппа де Мопилье. После его смерти граф доставил меня сюда.

Более высокий из них оборвал:

— Нам это известно, но встречались ли вы с ним после возвращения сюда?

Мадлен отрицательно покачала головой.

— Я полагаю, он вернулся в Нормандию. Ему нечего было делать в Бретани.

— Нечего, кроме заговоров! — перебил ее один из незнакомцев. — Де Ренье был членом Бретонской ассоциации. Кроме того, есть подозрение, что он исполнял обязанности курьера при бывшем короле, хотя это пока не доказано. Человек, которого мы послали, чтобы проверить это, исчез. Вы, вероятно, не знаете, вез ли де Ренье какие-либо письма, когда сопровождал вас, да?

Мадлен не стала отрицать категорически.

— Не думаю. За исключением постоялых дворов, мы останавливались только в Шаторанже. Не представляю, как он мог доставить кому бы то ни было письмо — по крайней мере, пока я была с ним… Он никуда не отлучался…

Высокий недоверчиво фыркнул. Затем принялся задавать ей вопросы о поведении Люка в Париже. Она старалась отвечать как можно неопределеннее.

Под конец они обратились к мадам Лемуа:

— Если узнаете что-либо о де Ренье, немедленно сообщите властям! Нам известно, что здесь, в Бретани, многие сочувствуют подобным негодяям. Такое сочувствие является государственной изменой!

— Что будет с графом, если вы схватите его? — спросила Мадлен.

— Потеряет голову. Его имение уже национализировано.

Мадлен была потрясена. Она не знала, как сообщить эту новость Люку. Он уже успел потерять столь многое. Она вовсе не думала о том, что разорение графа прямо касается ее самой. Мадлен заботили только его безопасность и счастье.

Толком не попрощавшись, мужчины направились к выходу и через раскрытую дверь увидели Люка. Сердце Мадлен подпрыгнуло к самому горлу, она едва могла дышать.

— Кто это? — властно поинтересовался тот, что был пониже ростом.

— Жан-Люк, — солгала она. — Он работает и живет на ферме.

В это мгновение Люк поднял голову. Коснувшись рукой лба в знак приветствия, он нагнулся за следующим поленом. Впервые Мадлен видела его таким неуклюжим. Посмотрев на незваных гостей, она поняла, что дровосек им неинтересен.

— Он немножко не в своем уме, — доверительно сообщила она.

— Жаль, — отозвался высокий, идя к своей лошади. — Такой здоровяк пригодился бы в армии. — Сев в седло, он еще раз взглянул на женщин. — Помните, если услышите о де Ренье или увидите его, немедленно сообщите нам. Вы найдете нас в Ренне.

Едва приезжие скрылись, Люк бросил топор и, хохоча от души, подошел обнять Мадлен.

— Не в своем уме, да? — проговорил он, целуя ее.

Ей было не до шуток.

— Тебя разыскивают, чтобы арестовать и казнить! Как ты можешь быть таким легкомысленным!

Он пожал плечами.

— Меня беспокоит только то, что я могу подвергнуть опасности вас.

Мадам Лемуа это не смущало.

— Скоро они захотят арестовать половину бретонской молодежи. Мы с мужем одобряем то, что вы делаете, и рады помочь.

— Они конфисковали твое поместье, — сказала Мадлен.

— Я узнал об этом несколько недель назад, — ответил Люк и, ухмыльнувшись, добавил: — К этому давно шло. Не волнуйся, дорогая, мы далеки от разорения. — Потом он вдруг стал серьезным и спросил: — Тебя не беспокоит перспектива выйти замуж за человека вне закона, Мади? Я знаю, что ты не рассчитывала на это, когда давала согласие.

— Я беспокоюсь за тебя, — ответила она, — но я не изменила своего решения.


В конце мая, в прекрасный солнечный день, Мадлен и Люк поженились. Церемония бракосочетания проходила в Кермостене, на ней присутствовали все члены семейства Лемуа и их ближайшие друзья. Весенний сев был закончен, и крестьяне могли позволить себе вполне заслуженный отдых.

Мадлен сжала руку мужа, думая о том, как сильно любит его. Она чувствовала мозоли на его ладони и гордилась тем, что они заработаны честным и упорным трудом. Невеста и представить себе не могла, как она хороша сейчас и как Люк счастлив оттого, что завоевал сердце такой женщины. Он принимал поздравления от ее родственников, подшучивал над тетушкой и смеялся с братьями. Он совершенно органично вписался в этот круг. Ростом Люк был выше Ги и Тьери и хоть и уступал в силе и мощи Ренару и Леону, но по большому счету не очень-то проигрывал в сравнении с ними. Дело в том, как он держится, подумала Мадлен. Вспомнив слова Ренара о том, что Люк — один из предводителей, она вдруг почувствовала себя недостойной его и испугалась.

Когда торжество подходило к концу, Люк приблизился к ней. Поцеловав в губы, он улыбнулся с очаровательным самодовольством.

— Поди-ка надень плащ, жена, — сказал он. — Нам пора в путь.

— В путь? — В первое мгновение она решила, что ослышалась, потому что они никуда не собирались ехать. И брачную ночь должны были провести в ее кровати. — Я не хочу никуда идти.

— А тебе и не надо идти, Мади. Я отвезу тебя.

— Все, что тебе понадобится, уже собрано, — заговорщически улыбаясь, сообщила ей тетушка, — а Ги пошел запрягать лошадей.

— Поверь, — Люк снова улыбнулся, — я был счастлив здесь, на ферме, но мне кажется, что брачная ночь требует более интимной обстановки.

Мадлен испытывала смешанные чувства: удовольствие оттого, что он хочет быть с ней наедине, а еще возбуждение и тревогу. Но почему он не посоветовался с ней?..

— Куда ты меня отвезешь? — спросила она, когда Люк набросил ей на плечи плащ, но он лишь посоветовал набраться терпения.

Похоже было, что все остальные посвящены в секретный план и одобряют его. Мадлен просто не имела права устраивать сцену перед лицом счастливо улыбающегося семейства. У дома их ожидала небольшая карета, запряженная лошадьми Люка. Шарлеманя привязали сзади. Карета была новой — Люк подтвердил это в ответ на ее вопросительный взгляд.

Солнце как раз садилось, когда они выехали на дорогу, ведущую в Ванн. Мадлен решила, что им предстоит ночь в одной из тамошних гостиниц, и, взглянув на сундучок за сиденьем, мысленно пожелала, чтобы тетушка положила в него то, что нужно.