— Ну… Я не Вальмон, мисс Сомервилл, — усмехнулся Кейтон.

— Надеюсь… А вы… давно знакомы с мистером Райсом?

— Мы учились вместе в Вестминстере.

— И какого вы мнения о нём?

— А он вам понравился, не правда ли?

— В отличие от вас… он показался мне похожим на виконта де Вальмона… — без улыбки ответила мисс Сомервилл.

Кейтон нахмурился. Он не ожидал от неё столь резкого высказывания.

— Даже так? — он пожал плечами, — что ж, мистер Райс, возможно, и впрямь… не образчик добродетели, но человек он неглупый и весьма остроумный.

— Виконт де Вальмон тоже был… неглуп. Так, по-вашему, это достойное знакомство?

Кейтон снова нахмурился. Разговор снова становился пренеприятнейшим для него.

— Вы тоже весьма неглупы, мисс Эбигейл, и должны понять, что существует разная степень опасности. Мне знакомство с мистером Райсом вреда причинить не может. Но вам… — Он несколько судорожно вздохнул, — я бы, наверное, не посоветовал близкое знакомство с этим человеком, равно как и вашим подругам, и кузине. Но это лишь в том случае, если мои советы хоть что-то для вас значат, если же нет — каждый волен распоряжаться собой, как ему угодно.

Эбигейл странно посмотрела на него, но ничего не сказала. Она не понимала этого человека. Он повторил почти то же, что сказала и миссис Летиция Уэверли, а значит, прекрасно знал, кто такой мистер Райс. Но не отзовись она о нём столь резко — он бы и не подумал предостеречь её. Это едва ли было свидетельством высокой порядочности. Сердце её снова заныло тупой и тянущей болью. Неужели она полюбила бесчестного Абеляра? Но это не только говорило о его скользкой нравственности. Это было проявлением и полного безразличия к ней.

Она была нелюбима. Нелюбима. Нелюбима.


На следующий день все, кто пребывал в Бате, собрались у милорда Гилберта Беркли. Всю субботу Кейтон дивился тётке: леди Эмили уговаривала его надеть новый костюм, подарила новую, весьма дорогую трость с золотым набалдашником в виде морды дракона. Энселм не понял настойчивости леди Кейтон, но спорить из-за таких мелочей не стал и, оглядев себя в зеркале, подумал, что, воистину, the tailor makes the man, мужчину создает портной: наряди пень, и пень будет хорош…

Он выглядел довольно респектабельно.

Но не это его занимало. Он помнил, что мисс Сомервилл попросила его сказать мистеру Камэрону, что он ангажировал её, но не знал, означает ли его согласие выполнить эту просьбу одновременно и обязательство — подлинно пригласить её? Между тем, с него вполне хватило и мисс Вейзи. Он не хотел второго афронта. Но мысли по этому поводу почему-то постоянно всплывали, вначале беспокоили и странно будоражили его, а после и вовсе истерзали, и в итоге Энселм вошёл в гостиную графа Беркли раздосадованный и чуть ли не больной.

Мисс Сомервилл была в платье бирюзового цвета и выглядела столь прелестно, что вначале он просто онемел, но тут же почувствовал новый приступ раздражения. Что делать, чёрт возьми? С приближением танцев он нервничал всё больше, и наконец прямо спросил мисс Эбигейл, должен ли он пригласить её танцевать? Или этого не требуется? Голос его несколько дрожал, и от этого он злился ещё больше.

Она состроила милую гримаску.

— Мистер Кейтон, я убеждена, что мистер Ренн, сказав, что вы весьма умны, ничуть не ошибся и не верю, что вы не поняли, что я пыталась избежать неприятной мне навязчивости мистера Камэрона. Что до вас, я не просила вас приглашать меня, но лишь сказать об этом. Если вам не хочется танцевать — вы вольны не танцевать.

Несколько мгновений он пытался смирить дыхание. Он получил оплеуху. Мягкую и изящную, даже лестную. Но оплеуху. Мисс Сомервилл, и вправду, не сказала ничего, чего он не понимал, походя уронив лестный комплимент его уму, но… В глазах его потемнело, но усильем воли он справился в собой. Он сам виноват, вынудив её сказать то, что он услышал. Чего он мог ждать? Она заметила его потемневшее лицо, чуть нахмурилась, и тихо договорила, что если он все же сделает ей честь и пригласит её танцевать…

В глазах его блеснула молния.

— То что?… — он почувствовал, как окаменели мышцы и пальцы свело судорогой.

…То пусть даже не рассчитывает на отказ. Должна же она знать, как танцует тот, кого мисс Ренн назвала Орфеем. Она советует ему пригласить её. «Но это лишь в том случае, если мои советы хоть что-то для вас значат, если же нет — каждый волен распоряжаться собой, как ему угодно…», — насмешливо вернула она ему сказанное им же в субботу.

Кейтон прислонился спиной к колонне и смог незаметно перевести дыхание, а после и выровнять его. В груди потеплело. Он вежливо пригласил её, после, подняв голову, заметил, что в углу гостиной стоит Ренн с мисс Энн Тиралл, мисс Хилл кокетничает с мистером Остином Роуэном, а мисс Вейзи что-то оживленно говорит мистеру Райсу. Было похоже, что Клиффорд не солгал ему, сказав, что мисс Вейзи не пришлась ему по душе: лицо его было мрачно, рот кривился, но было ясно, что причины его дурного настроения никак не связаны с девицей, ибо куда бы он не переводил взгляд, брови его были насуплены.

Мисс Вейзи явно ждала танцев, и едва заиграла музыка, кокетливо взглянула на мистера Райса. Тот подал ей руку.

Кейтон тоже протянул руку мисс Сомервилл и повёл её в зал. Чувствовал он себя несколько скованно, ему казалось, что все с удивлением смотрят, как это такая красавица согласилась стоять в паре с таким уродом. Впрочем, едва начались первые фигуры, он всё же заметил, что все танцующие увлечены — кто танцами, кто — друг другом, и до него никому нет никакого дела. Он чуть расслабился, и вдруг, к своему изумлению, поймал на себе взгляд того самого юноши, что у Комптона сидел напротив него за столом, и в этом взгляде прочёл… откровенную зависть. Он взбодрился. Лучше зависть, чем жалость, это и дураку ясно. Он улыбнулся мисс Сомервилл, выразил восхищение её грацией, на короткий миг почувствовав себя почти равным остальным. Как это, наверное, прекрасно — подлинно чувствовать себя мужчиной, покорять женщин, ухаживать…

В перерыве между танцами к ним подошла мисс Хилл в удивительно красивом и скромном белом платье, мило пококетничала с ним, сказав, что он на целых три дня испортил настроение мисс Рейчел, которая хотела, послушав его пение, вообще бросить занятия вокалом, но потом сдалась на всеобщие уговоры, и решила уклониться в противоположную сторону — заниматься вдвое больше, чем раньше. Ренн и мисс Тиралл, мисс Рейчел и Гордон Тиралл вскоре тоже оказались рядом, поболтали о пустяках, потом девицы втроём отошли в сторону, Альберт и Гордон вышли на балкон, и Энселм остался в одиночестве.

Но ненадолго.

У соседней колонны, не замечая его, остановились мисс Вейзи и та особа, что была с ней в парке. Какая-то Лотти, вспомнил Энселм. С ними были мистер Камэрон и мистер Райс.

— Я просто считаю, мистер Камэрон, что у неё плохой вкус, если ей, что называется, the bat has seemed an angel from the sky, летучая мышь показалась ангелом с неба, — услышал он голос мисс Вейзи.

— Полно, мисс Джоан, — резко проронил Клиффорд Райс, абсолютно не пытаясь понравиться мисс Вейзи, — красота нужна женщинам, а не мужчинам. Мисс Сомервилл настолько хороша собой, что её красоты на троих хватит…

Голос мисс Вейзи зазвучал заискивающе и словно извиняясь.

— Я ничего не говорю, пусть так, но все говорят, что она весьма высокомерна. И предпочесть мистеру Камэрону этого урода Кейтона… странно, только и всего. Вот уж, воистину, полюбилась жаба болотная паче сокола залетного… Младший сын… Что она нашла в нём?

Если она и хотела сказать нечто приятное для мистера Камэрона — ей это не удалось. Джастин вовсе не считал, что мистера Кейтона предпочли ему, и подобное утверждение в устах мисс Вейзи только раздражило его. Раздражило оно и мистера Райса, — но не потому, что он видел в нём обиду для всоего дружка Кейтона. Просто его в настоящий момент раздражало всё.

— У вас неверные сведения, мисс Вейзи. Мистер Кейтон действительно младший сын, но смерть старшего брата сделала его наследником имения и семейного капитала в двести пятьдесят тысяч фунтов. Он богач.

— Двести пятьдесят тысяч? — голос мисс Вейзи теперь был лишен того непробиваемого недоброжелательства и неприязни, что звучали в нем раньше. Девица была ошеломлена. Она уважала деньги. Её, как она поняла, ввел в заблуждение мистер Роуэн, отрекомендовав мистера Кейтона как младшего сына графа. Он, впрочем, не говорил, что тот беден, но ничего не сказал о смерти его старшего брата. Девица умела считать. Двести пятьдесят тысяч фунтов приносили свыше двенадцати тысяч годовых. Мистер Кейтон на поверку оказывался весьма привлекательным женихом… Но у мистера Райса денег было пусть и меньше, кажется, шесть тысяч в год, зато он был красавцем. Мисс Вейзи решила, что глупо гнаться теперь за двумя зайцами, и напоследок помолчав, проронила, — ну, пусть так, но ведь он совсем некрасив…

Энселм закусил губу едва не до крови. Какого чёрта надо этой девчонке? Что она задевает его? Что он ей сделал? В глазах его почернело и он смог опомниться только через несколько минут, почувствовав прикосновение руки мисс Сомервилл.

— Вам плохо, мистер Кейтон?

Он с трудом перевел дыхание.

— Немного голова…. - в висках и вправду стучало, как молотом о наковальню. — Я, с вашего разрешения, постою на свежем воздухе… — Она поняла, что он хочет остаться один, и, видя, что он подлинно болен, кивнула.

…На балконе он чуть успокоился. Пытался внушить себе, что девица — дурочка, и всё пустяки, но чёрный морок то и дело накатывал на глаза. Дыхание спирало и не выравнивалось. Он зашел за колонну, где вились побеги дикого винограда, присел на небольшую скамью. В тишине просидел недолго: услышал шорох женского платья и звук шагов.

— Перестаньте же шутить, мисс Мелани. Я абсолютно серьёзен.

— Я этого не нахожу. Похоже, вы просто не в духе. Почему бы вам, кстати, не пройтись по адресу моего платья, не раскритиковать мою прическу и манеру танцевать? Вы сегодня на себя непохожи. Уж не повезло ли вам встретить Совершенство? Только встреча с ним могла придать вам такой вид, словно вы вот-вот сляжете в горячке….

— Да, мисс Мелани, я встретил совершенство…

Голос девицы на минуту утратил игривость.

— Бог мой… Вы влюбились в Эбигейл? И она согласилась?! Согласилась стать супругой проповедника нравственности и миссионера Господнего? А что… ей это подойдёт.

Мистер Роуэн, похоже, усмехнулся.

— Она не могла согласиться, мисс Мелани.

— Вот как? Так стало быть, вы остались с носом?

— Я не мог остаться с носом, мисс Хилл, ибо не получил отказа.

— Я вас не понимаю. Уж что-что, а отказывать Гейл умеет… Так, по вашим словам, она не согласилась быть вашей супругой, но отказа вы не получили… Это и есть прославленная мужская логика?

— Это прославленная женская поспешность в суждениях, мисс Хилл. Я не получил отказа потому, что вовсе не сватался. По несчастному стечению обстоятельств, сердце моё остановилось на другой особе. Душа моя именно в ней увидела совершенство. Но мужчины нелепо устроены: что бы ни говорили душа и сердце, ум тоже норовит вмешаться и произнести свое суждение. Оно не всегда бывает последним и главным, ибо ум часто остается в меньшинстве, но высказаться-то он должен. Но теперь мне удалось согласовать мнения сердца, ума и души, и я намерен посвататься.

Мисс Хилл недоуменно хмыкнула и растерянно повторила.

— По несчастному стечению обстоятельств вы влюбились в другую особу… Господи… Вы полюбили мисс Вейзи?

Голос мисс Мелани прозвучал на пол-октавы выше, чем обычно. Девица, казалось, была подлинно ошеломлена. Голос же мистера Остина Роуэна, наоборот, сел, казалось, он просто охрип от изумления.

— Причём тут мисс Вейзи? Я влюбился в вас, Мелани, и сватаюсь к вам.

Несколько секунд девица молчала потом язвительно осведомилась.

— А причём тут тогда… несчастное стечение обстоятельств?

— О, Боже мой!.. Я неудачно выразился. Я полюбил вас в ту минуту, Мелани, как только увидел у Ренна. Сердце мое с того мгновения принадлежало только вам. Если же я и позволял себе порой критические замечания в ваш адрес, то просто потому, что не видел иного способа привлечь ваше внимание — вокруг вас звучали одни комплименты и я видел, что вы привыкли к ним… Я люблю вас, Мелани. И хотел бы быть любимым в ответ…

В голосе мисс Мелани Хилл теперь не было слышно ноток раздражения.

— И став моим мужем, вы снова будете критиковать мои платья?

— Да нет, я же сам буду их выбирать.

— Вы просто нахал, мистер Роуэн.

— Да, но вы говорили, что любовь — это чувство, которое позволяет не видеть недостатки людей, прощать слабости ближних, быть снисходительным и добродушным. Будьте же снисходительны к моему нахальству.