Кусты с треском раздвинулись, и на поляне оказался Лаваль. Выхватив из-за пояса пистолет, он, не целясь, выстрелил в змею. Лесная тварь дернулась, отброшенная пулей, а затем свернулась узкой лентой и застыла в неподвижности. Небрежно отшвырнув ее ногой, Арман приблизился к дрожащей Элизе.

– Надеюсь, этот случай отобьет у вас желание повторить попытку побега, – хмуро взглянув на нее, с холодной усмешкой заметил он.

Его издевательский тон оскорбил Элизу, и она сердито пробормотала:

– Если бы не эта досадная помеха, моя попытка закончилась бы успешно!

– Не заблуждайтесь, – возразил Лаваль, подавая ей руку и помогая слезть с валуна. – Я следил за вами с того самого момента, как вы вышли из кареты.

– Тогда почему же вы не остановили меня раньше?

– Хотел посмотреть, как далеко вы сможете убежать.

– Вы, – от возмущения девушка не могла говорить. – Вы самый отпетый негодяй, какого мне только приходилось встречать!

Арман равнодушно пожал плечами, продолжая увлекать ее за собой к экипажу. Внезапно в носу у Элизы защипало от предательских слез. Как он может так жестоко относиться к ней? Ведь он только что спас ее от смерти, неужели даже это не растрогало его?

– Вы ведете себя со мной так, будто ненавидите меня, – жалобно пробормотала девушка, пытаясь вырвать у него свою руку. – За что вы так относитесь ко мне, Арман? Я же не сделала вам ничего плохого! С первой нашей встречи я была о вас самого высокого мнения, а вы оказались таким жестоким и бессердечным!

Остановившись, Лаваль повернул Элизу к себе и посмотрел на нее долгим тяжелым взглядом.

– Не старайтесь разжалобить меня, графиня. Я делаю лишь то, что велит мне долг перед моей семьей. И для меня совсем не важно, заслужили вы все это или нет.

– Но, – начала было Элиза, и осеклась под его гневно вспыхнувшим взглядом.

Посадив пленницу в карету, Арман ненадолго ушел и вскоре вернулся с небольшой корзинкой. В ней находились бутерброды с ароматной ветчиной и сыром и небольшая бутыль яблочного сока.

– Думаю, вам пора немного подкрепиться, – не глядя на Элизу, сказал Лаваль.

– Спасибо, я вовсе не голодна, – пробормотала она, упрямо поджав губы.

– Глупости, – отрезал Лаваль. – В мои намерения вовсе не входит морить вас голодом. В любом случае, ехать нам еще долго, и нужно поддерживать силы.

– В самом деле, ведь они мне еще понадобятся, чтобы дать отпор, когда вы приступите к исполнению вашего грязного замысла, – язвительно заметила Элиза.

Арман на мгновение замер, и его лицо медленно залилось краской. Но вслед за тем он беспечно встряхнул головой, как бы отгоняя непрошеные сомнения, и соскочил с подножки кареты.

Как только он отошел, Элиза набросилась на еду, к своему изумлению, почувствовав, что по-настоящему проголодалась. Покончив с завтраком, молодая женщина откинулась на сиденье и грустно усмехнулась, вспомнив свои любимые романтические книги. Святая мадонна! Да любая героиня на ее месте скорее умерла бы, чем приняла пищу из рук своего мучителя. И уж, конечно, держалась бы с большим достоинством. Но, с другой стороны, ведь у героини всегда имелся в запасе отважный благородный герой, готовый рискнуть жизнью, чтобы спасти возлюбленную. А кто спасет ее?

Расправляя измятое платье, Элиза вдруг нащупала на груди плоский металлический предмет и растерянно застыла на месте. Это был медальон с портретом ее матери, покойной виконтессы де Марни, который она почти никогда не снимала. Вспомнив, что на медальоне выгравировано полное матушкино имя, девушка почувствовала волнение. Если этот медальон попадет в руки честных людей, они без сомнения передадут его дядюшке Пьеру. И тогда он догадается, в каком направлении следует искать племянницу! Виконт отлично знает, что эта вещь для нее бесценна, и она никогда бы не выбросила ее. Да и потерять медальон тоже непросто – золотая цепочка слишком прочна, чтобы порваться случайно.

Сняв медальон, Элиза с усилием разорвала прочные золотые звенья. На минуту сердце девушки сжалось от боли, а на глазах выступили слезы. Если она напрасно потеряет драгоценную реликвию, то никогда не простит себе этого. Но, с другой стороны, ведь это всего лишь украшение, безделушка, а никакая вещь не может стоить больше человеческой жизни, даже самая дорогая.

Заметив приближающегося Лаваля, девушка поспешно спрятала медальон под сиденьем и принялась с невинным видом поправлять прическу.

– Прошу прощения, сударыня, но я вынужден снова запереть вас в экипаже, – проговорил Арман отнюдь не извиняющимся тоном. – Через несколько часов мы сделаем новую стоянку, и тогда вы сможете размяться. Если вам понадобится выйти, постучите в переднее стекло.

Метнув на него яростный взгляд, Элиза поджала губы и отвернулась к окну. Постояв некоторое время у дверей кареты, словно чего-то ожидая, Лаваль захлопнул дверцу, а сам вскочил на коня. Было очевидно, что путешествовать в седле для него гораздо привычнее, чем в уютном экипаже.

– Проклятый бонапартист, – пробормотала девушка ему вслед. – Ну, погоди, ты еще заплатишь мне за все!

Достав медальон, Элиза с сожалением взглянула на портрет матери и стала внимательно посматривать в окно. Спустя полчаса они выехали на дорогу, обогнали несколько бедных крестьянских колымаг. И вдруг впереди замаячили башенки дворянского замка. А вскоре показались чугунные ворота, за которыми открывалась широкая подъездная аллея.

Молясь, чтобы Лаваль или кто-нибудь из его товарищей не заметил ее действий, Элиза просунула пальцы в щелочку между дверцей кареты и полом. Она выпустила медальон из рук как раз в тот момент, когда экипаж проезжал мимо домика привратника. Исполнив задуманное, девушка устало откинулась на сиденье и отдышалась. Она знала, что английские слуги обычно отличаются честностью, привратник аристократического замка непременно передаст найденный медальон хозяевам. Вопрос в том, как быстро он заметит его в дорожной пыли. И заметит ли вообще?

Радость по поводу удачно проведенной операции тут же сменилась сомнениями. Да, ей удалось обмануть бдительность самоуверенного императорского гвардейца, но что из того? Даже если медальон переправят в Лондон, успеет ли дядюшка Пьер помочь ей? Что ж, по крайней мере, он догадается, что племянницу увезли из дома де Марсе против ее воли. Но разве это спасет ее честь? Даже если по возвращении в Англию она сможет доказать, что была похищена, путь в приличное общество будет для нее закрыт. И ей придется провести в сельской глуши остаток дней, оплакивая загубленную жизнь.

Элиза так отчетливо представила себе свою будущую безрадостную жизнь, что ее горло сдавил мучительный спазм, а из груди вырвались судорожные всхлипы. Упав лицом на сиденье, она разразилась бурными рыданиями, а затем ее охватило тупое безразличие. Она даже не заметила, что карета снова остановилась, и очнулась лишь тогда, когда Лаваль рывком распахнул дверь.

Резко поднявшись, Элиза с ненавистью уставилась на своего мучителя. Стоя в дверях, Арман пристально смотрел на нее, похлопывая себя по ноге кожаной перчаткой. К изумлению девушки, в его глазах не осталось даже тени насмешки или издевательства. Взгляд Лаваля стал грустным и хмурым, словно затянутое тучами небо, красивые губы вытянулись в одну узкую линию.

– Мы делаем новый привал, и у вас есть возможность размяться, – сдержанно проговорил он. – Хотите выйти из экипажа?

Поведя затекшими плечами, Элиза презрительно фыркнула.

– Если вы думаете, что забота палача о своей жертве выглядит очень трогательно, то глубоко заблуждаетесь.

Не отвечая, Арман запрыгнул в карету и, усевшись напротив Элизы, вытащил из нагрудного кармана платок.

– У вас все лицо в грязных подтеках. Возьмите мой платок и протрите его. А еще лучше выйдите из кареты и умойтесь у ручья.

– Зачем? Не все ли равно, как я выгляжу?

Лаваль бросил на пленницу долгий взгляд из-под опущенных ресниц. В его глазах промелькнуло что-то похожее на жалость, и Элиза тотчас попыталась воспользоваться этим.

– Не думаю, что ваш император Наполеон одобрил бы поведение полковника Лаваля, – сказала она. – Издевательства над беззащитной женщиной не делают чести императорскому офицеру.

– Да, – без улыбки подтвердил он, – совсем не делают. Но я не могу позволить себе задумываться об этом. Бывают ситуации, когда приходится поступаться даже принципами офицерской чести.

– Но при чем же здесь я? Разве я погубила вашу сестру? В девяносто третьем году мне было всего шесть лет, и мои родители тоже погибли на гильотине.

В глазах Армана мелькнуло грустное изумление, будто подобное до сих пор не приходило ему в голову. Глубоко вздохнув, он выбрался из экипажа и нерешительно остановился.

– Ну что? Пойдете прогуляться? – сдержанно спросил он.

Не отвечая, Элиза отрицательно замотала головой.

– Что ж, как хотите, – пробормотал Лаваль, вновь оставляя ее одну.

Остановившись неподалеку от кареты, Арман неспешно раскурил сигару. Он нахмурился, заметив, что его руки слегка дрожат. Святые угодники, ввязываясь в это рискованное предприятие, он даже не думал, что осуществить долгожданную месть будет так нелегко! Эта девушка совсем не заслужила подобного обращения. Фактически ведь он собирается сломать ей жизнь. Нетрудно догадаться, что ждет ее по возвращении в Лондон. Светское общество лицемерно отвернется от нее, как от прокаженной. Муж подаст на развод, в результате которого Элиза останется без гроша.

Пытаясь отогнать от себя предательскую жалость, Лаваль вспомнил свою умирающую сестру. Слезы, которые он пролил над ее постелью, были последними слезами в его жизни. После этого он уже никогда не плакал, какие бы испытания ни посылала ему судьба. В тот день, когда он похоронил Жанну, Арман перестал быть ребенком. Наверное, он не смог бы выжить после всех этих несчастий, если бы перед ним не стояла цель – отомстить Пьеру де Марни, погубившему его любимую сестру.

Но Элиза… Она ведь действительно ни в чем перед ним не виновата! Однако, к несчастью, только погубив ее, он может сполна отомстить своему врагу. Он мог бы убить Пьера де Марни, но это было бы слишком просто. А ему хотелось, чтобы мучения подлеца растянулись на всю оставшуюся жизнь. И все же решимость Армана с каждым часом таяла.

Наверное, было бы намного проще совершить задуманное, если бы он не познакомился с Элизой до этого похищения. Просто невероятно, что они случайно встретились в том парке! Поистине жизнь непредсказуема. И порой подкидывает такие сюрпризы, что даже сильного человека напрочь выбивает из колеи. Боже, да ведь он почти влюбился в эту девушку! Да и как ему было устоять перед ней, когда даже такой опытный ловелас, как герцог Сазерленд, переменился в лице, увидев ее на том балу.

Вспомнив об этом самодовольном вельможе, Арман внезапно ощутил приступ жестокой ревности. И тут же обругал себя последними словами, в досаде растоптав каблуком сигару. Болван, распустил слюни при виде смазливого женского личика! Разве за этим он приехал в Англию, рискуя попасть в руки британской полиции? Сейчас следует думать о том, как благополучно завершить дело и поскорее выбраться из вражеской страны. И еще о том, чтобы об этой авантюре не узнал его любимый император. Наполеон не простит своему гвардейцу такого отчаянного риска накануне новой военной кампании.

Когда Элиза снова проснулась, ее окутывала непроглядная тьма. Карета стояла. Снаружи доносился какой-то странный, непривычный шум, и, прислушавшись, Элиза поняла, что это морские волны бьются о прибрежные скалы. Сердце девушки сжалось от тревожного предчувствия. Итак, они достигли побережья. Сейчас ее посадят на яхту, и прощай надежда на спасение.

Дверца кареты распахнулась, и Элиза непроизвольно закрыла глаза, притворившись спящей. Но Лаваль почему-то не стал ее будить, а вместо этого осторожно просунул руки под ее спину и колени, взял ее на руки и выбрался наружу. Голова Элизы слегка кружилась, пока Арман куда-то нес ее. Но вот он бережно опустил девушку на какую-то мягкую поверхность, и от неожиданности она открыла глаза.

– Где мы? – спросила Элиза, настороженно озираясь вокруг.

– В пещерах, – ответил Арман. – Мы останемся здесь, пока не придет яхта. Возможно, это случится через пару часов, а может быть, и через сутки.

«Это значит, что не все еще потеряно», – с надеждой подумала Элиза и оглядела полутемное помещение. Судя по всему, это было убежище контрабандистов – теплое, надежно укрытое от сырости и ветров и заваленное бесчисленными тюками с какими-то товарами. То, что Элиза увидела здесь столько контрабанды, нисколько ее не удивило. Отношения между Англией и Францией были давно прерваны, но лионские шелка и валансьенские кружева по-прежнему пользовались спросом, и лондонские модницы выкладывали за них бешеные деньги.

– Что вы намерены делать дальше, майор? – спросила Элиза, краем глаза поглядывая на масляную лампу, стоящую на небольшом возвышении. Интересно, если она успеет схватить эту лампу раньше, чем Лаваль ее остановит, получится ли у нее оглушить его?