— Я не знаю, верил ли я в войну или нет, Ари. Не думаю, что верил. Я часто об этом думаю. Но я сам подписался на это. И я не знаю, что я чувствовал по поводу этой страны. Я знаю, что единственная страна, которая у меня была — это люди, которые воевали бок о бок со мной. Они были моей страной, Ари. Они. Луи, Беккет, Гарсия, Ал и Гио — они были моей страной. Я не горжусь всем тем, что совершил на этой войне. Я не всегда был хорошим солдатом. Я не всегда был хорошим человеком. Война сделала что-то с нами. Со мной. Со всеми нами. Но люди, которых мы оставили позади. Это те, кто приходят ко мне во снах.

Я пил мое пиво, а отец пил свое. Мама пила вино. Мы все молчали. Время перестало существовать.

— Иногда я слышу его, — сказал мой отец. — Луи. Я слышу, как он зовет меня. Но я не откликаюсь.

— Если бы ты вернулся, тебя бы тоже убили, — прошептал я.

— Может быть. Но я не справился со своей работой.

— Папа, не надо. Пожалуйста… — Я почувствовал, как мама наклонилась через стол и вытерла мои слезы. — Ты не должны говорить об этом, папа. Ты не…

— Думаю, должен. Возможно, пришло время, чтобы остановить кошмары. — Он оперся на мою маму. — Ты не думаешь, что пора сделать это, Лили?

Моя мама не сказала ни слова.

Папа посмотрел на меня, и улыбнулся.

— Несколько минут назад твоя мам вошла в гостиную и забрала книгу, которую я читал из моих рук. И она сказала: «Поговорите с ним. Поговорите с ним, Хайме». И она сказала это своим самым фашистским голосом.

Мама тихо рассмеялась.

— Ари, пришло время перестать убегать.

Я посмотрел на моего отца.

— Убегать от чего?

— Разве ты не знаешь?

— Что?

— Если ты продолжишь убегать, это убьет тебя.

— Ты о чем, пап?

— О тебе и Данте.

— Обо мне и Данте? — Я посмотрел на маму. Потом посмотрел на отца.

— Данте любит тебя, — сказал он. — Это достаточно очевидно. Он не скрывает это.

— Я не могу помочь с тем, что он чувствует, папа.

— Нет. Нет, ты не можешь.

— И к тому же, я думаю, что он не беспокоится по этому поводу. Ему нравится тот парень, Даниэль.

Папа кивнул.

— Ари, проблема заключается не только в том, что Данте влюблен в тебя. Реальная проблема, для тебя во всяком случае, состоит в том, что ты влюблен в него.

Я ничего не ответил. Я просто продолжал смотреть на лице моей матери. А потом на лицо моего отца.

Я не знал, что должен сказать.

— Я не уверен, я имею в виду, я не думаю, что это правда. Я имею в виду, я просто не думаю, что это так. Я имею в виду…

— Ари, я знаю, что я вижу. Ты спас его жизнь. Как думаешь, почему ты сделал это? Как думаешь, почему в одно мгновение, даже не думая, ты прыгнул через улицу и оттолкнул Данте от надвигавшегося автомобиля? Как думаешь, почему это произошло? Я думаю, ты просто не мог выдержать мысль о том, что потеряешь его. Ты просто не мог. Зачем бы ты рисковал своей жизнью, чтобы спасти Данте, если ты его не любишь?

— Потому что он мой друг.

— А почему решил пойти, и выбить все дерьмо из парня, который сделал больно? Почему ты так поступил? Это все твои инстинкты, Ари. Каждый из них что-то говорит. Ты любишь этого мальчика.

Я продолжал смотреть вниз на стол.

— Я думаю, что ты любишь его больше, чем можешь вынести.

— Папа? Пап, нет. Нет, я не могу. Я не могу. Почему ты все это говоришь?

— Потому что я не могу смотреть на все что одиночество, которое живет внутри тебя. Потому что я люблю тебя, Ари. — В этот момент я начал плакать. Я думал, что никогда не смогу прекратить плакать. Но я остановился. Когда я окончательно успокоился, то сделал большой глоток пива.

— Пап, думаю мне больше нравилось, когда ты не говорил.

Мама рассмеялась. Я любил ее смех. И тогда рассмеялся и отец. А потом рассмеялся я.

— Что мне делать? Мне так стыдно.

— Стыдно за что? — спросила мама. — За любовь к Данте?

— Я парень. Он парень. Это не так, как все должно быть. Мама…

— Я знаю, — сказала она. — Знаешь, Офелия меня кое-чему научила. Все эти письма. Из них я многое узнала. И твой отец прав. Ты не можешь продолжать убегать. Не от Данте.

— Я ненавижу себя.

— Не надо, дорогой. Не надо. Я уже потерял одного сына. И я не собираюсь терять второго. Ты не одинок, Ари. Я знаю, что тебе так кажется. Но ты не прав.

— Как ты можешь любить меня так сильно?

— Как я могу не любить тебя? Ты самый красивый мальчик в мире.

— Это не так.

— Так. Так.

— Что мне делать?

Голос отца был мягким.

— Данте не убежал. Я продолжаю представлять, как он принимаете все эти удары. Но он не убежал.

— Ладно, — сказал я. Единственный раз в моей жизни, я прекрасно понимал моего отца.

И он понимал меня.


ДЕВЯТНАДЦАТЬ



— Данте?

— Я звонил тебе каждый день в течение последних пяти дней.

— У меня грипп.

— Плохая шутка. Пошел ты, Ари.

— Почему ты так злишься?

— Почему ты так злишься?

— Я больше не злюсь.

— Значит, теперь моя очередь злится.

— Хорошо, это справедливо. Как Даниэль?

— Ты кусок дерьма, Ари.

— Нет Даниэль — это кусок дерьма.

— Ты ему не нравишься.

— Мне он тоже не нравится. Так теперь он твой новый лучший друг? "

— Даже не близко.

— Вы, ребята, целовались?

— А тебе то что?

— Просто спрашиваю.

— Я не хочу целовать его. Он для меня ничего не значит.

— Итак, что случилось?

— Он самовлюбленный, тщеславный, кусок дерьма. И он даже не умный. И он не нравится моей маме.

— А что о нем думает Сэм?

— Папа не считается. Ему нравятся все.

Это действительно заставило меня смеяться.

— Не смейся. Почему ты злился?

— Мы можем говорить об этом, — сказал я.

— Да, ты же так хорош в этом.

— Дай мне перерыв, Данте.

— Хорошо.

— Хорошо. Так что ты делаешь сегодня вечером?

— Наши родители собираются в боулинг.

— Да?

— Они много разговаривают.

— Действительно?

— Разве ты ничего не знаешь?

— Думаю, что иногда я нахожусь немного в стороне от всего этого.

— Немного?

— Я стараюсь, Данте.

— Скажи, что тебе жаль. Я не люблю людей, которые не знают, как сказать, что им жаль.

— Хорошо. Мне жаль.

— Хорошо. — Я был уверен, что он улыбается. — Они хотят, чтобы мы пошли с ними.

— В боулинг?


ДВАДЦАТЬ



Данте в ожидании сидел на ступеньках. Как только я подъехал, он соскочил с крыльца, и залез в грузовик.

— Боулинг звучит очень скучно.

— Ты когда-нибудь ходил?

— Конечно. Но я в это очень плох.

— А ты должен быть хорош во всем?

— Да.

— Да ладно. Может, будет весело.

— С каких пор ты хочешь проводить время с нашими родителями?

— Это не так уж и плохо, — сказал он. — Они хорошие. И кстати, это ты так сказал.

— Что?

— Ты сказал, что никогда не убегал из дома, потому что обожаешь своих родителей. И я думал, что это очень странно. Я имею в виду, не нормальная. Я имею в виду, полагаю, я думал, что родители — это инопланетяне.

— Это не так. Они просто люди.

— Да. Я знаю. Думаю, я изменил свое мнению по поводу мамы с папой.

— Значит, теперь ты их обожаешь?

— Ага. Думаю, да. — Я завел грузовик. — Если честно, я тоже ужасно играю в боулинг. Просто, чтобы ты знал.

— Ну, ставлю на то, что мы все равно лучше наших мам.

— Уверен, что мы в сто раз лучше.

Мы смеялись. И смеялись. И смеялись.


Когда мы добрались до боулинг-клуба, Данте посмотрел на меня и сказал:

— Я сказал моим родителям, что я никогда, никогда не захочу поцеловать другого парня до конца моей жизни.

— Ты им так и сказал?

— Да.

— Что они ответили?

— Мой папа закатил глаза.

— А что сказала твоя мама?

— Не много. Она сказала, что она знает хорошего терапевта. «Он поможет тебе прийти к соглашению», — сказала она. А потом она добавила: «Если ты не хочешь, можешь поговорить со мной вместо этого». — Он посмотрел на меня. И мы оба рассмеялись.

— Твоя мама, — сказал я. — Она мне нравится.

— Она жесткая, как железо, — сказал он. — Но в тоже время нежная.

— Да, — сказал я. — Заметил.

— Наши родители очень странные, — сказал он.

— Потому что они любят нас? Это не так уж странно.

— То, как они любят нас, это странно.

— Красиво, — сказал я.

Данте посмотрел на меня.

— Ты изменился.

— Как?

— Я не знаю. Ты ведешь себя иначе.

— Странно?

— Да, странно. Но в хорошем смысле.

— Хорошо, — сказал я. — Я всегда хотел быть странным в хорошем смысле.

Я думаю, наши родители были очень удивлены, увидев, что мы действительно пришли. Наши отцы пили пиво. А матери газировку. У них были ужасные баллы. Сэм улыбнулся нам.

— Я не ожидал, что вы ребята, на самом деле придете.

— Нам было скучно, — сказал я.

— Ты нравился мне больше, когда не был таким нахалом.

— Простите, — сказал я.

Было весело. Нам было весело. Оказалось, что я был лучшим игроком. У меня было больше 120-и балов. И во время третей игры я получил еще 135 баллов. Если подумать, то это ужасно. Но остальная часть команды действительно отстой. Особенно моя мама и миссис Кинтана. Они много говорили. И много смеялись. Данте, и я постоянно смотрели друг на друга и смеялись.


ДВАДЦАТЬ ОДИН



Когда мы с Данте вышли из боулинг-клуба, я поехал в пустыню.

— Куда мы идем?

— В мое любимое место.

Данте был тих.

— Уже поздно.

— Ты устал?

— Вроде.

— Сейчас всего лишь десять. Рано встал, не так ли?

— Ты меня знаешь.

— Если ты не хочешь, мы можем просто поехать домой.

— Нет.

— Хорошо.

Данте не захотел включать музыку. Он просмотрел мою коробку с кассетами, но не мог остановиться на чем-нибудь конкретном. Я не был против тишины.

Мы просто ехали в пустыню. Я и Данте. Не говоря ни слова.

Я припарковал на моем обычном месте.

— Я люблю это место, — сказал я. Я мог слышать биение собственного сердца.

Данте ничего не сказал.

Я прикоснулся к теннисной обуви, которую он прислал мне, что свисала с моего зеркала заднего обзора.

— Я люблю эту вещь, — сказал я.

— Ты любишь много вещей, не так ли?

— Твой голос звучит раздраженно. Я думал, ты больше не злишься.

— Думаю, я злюсь.

— Мне жаль. Я сказал, что мне жаль.

— Я не могу так, Ари, — сказал он.

— Не можешь как?

— Вся эта штука с дружбой. Я не могу.

— Почему нет?

— Я должен объяснять это тебе?

Я ничего не ответил.

Он вышел из машины и захлопнул дверь. Я последовал за ним.

— Эй, я коснулась его плеча.

Он оттолкнул меня.

— Мне не нравится, когда ты прикасаешься ко мне.

Мы стояли там в течение долгого времени. Ни один из нас ничего не говорил. Я чувствовал себя маленьким, незначительным и недостаточным. Я ненавидел это ощущение. И я собирался перестать чувствовать себя таким образом. Я собирался остановить это.

— Данте?

— Что? — в его голосе отчетливо слышался гнев.

— Не злись.

— Я не знаю, что делать, Ари.

— Помните, тот раз, когда ты меня поцеловал

— Да.

— Помнишь, я сказал, что это не действует на меня?

— Почему ты об этом говоришь? Я помню. Я помню. Черт, Ари, ты думаешь, я забыл? "

— Я никогда не видел тебя таким раздраженным.

— Я не хочу об этом говорить, Ари. Это просто заставляет меня чувствовать себя плохо.

— Что я сказал, когда ты поцеловал меня?

— Ты сказал, что это не действует на тебя.

— Я соврал.

Он посмотрел на меня.

— Не играй со мной, Ари.

— Я не играю.

Я взял его за плечи, и посмотрел на него. Он посмотрел на меня в ответ.

— Ты сказал, что я не ничего не боюсь. Это не правда. Ты. Вот что я боюсь. Я боюсь тебя, Данте. — Я сделал глубокий вдох. — Попробуй еще раз, — сказал я. — Поцелуй меня.

— Нет, — сказал он.