– Что за бес в тебя вселился? – потребовал ответа Джин, нарушая полет фантазий брата.

– Ты о чем?

– О номерах, которые ты выкидываешь. И не притворяйся дурачком, тебе это не идет.

Филипп поправил пиджак, рывком опустил манжеты.

– Знаю. Не уверен, что именно должен сказать в таком случае, кроме одного: держись подальше от моего секретаря.

Джин скорчил кислую гримасу.

– Опять ты за свое. Ну, давай, Филипп, расслабься.

Филипп хлопнул рукой но столу.

– Я выразился ясно. Мадлен не та девушка, которая ищет сумасшедших выходных. Оставь ее в покое.

Джин принял задумчивый и удивленный вид.

– Парень, да ты похоже, попался!

– Не смеши.

– И не думаю. Да я счастлив до смерти! В моем арсенале появилось крупнокалиберное оружие против тебя. Едва ли ты теперь сможешь ругать меня, когда сам по уши влюблен в свою секретаршу.

– Нет.

– Не нужно отрицать. Мне даже показалось на минуту, что ты собираешься вышибить мне мозги. Прежде ты никогда не вел себя так из-за женщин. Это любовь, дружище, что же еще?

Филипп решил, что с него достаточно.

– Уверен, ты пришел не для того, чтобы обсуждать мою личную жизнь, – сказал он многозначительно. – Тебе что-нибудь нужно?

Слава богу, что Джин согласился поменять тему разговора, но Филипп слушал деловые предложения брата вполуха. Он продолжал думать о Мадлен…

После ухода Джина Филипп вышел в приемную, чтобы предложить объекту своих мыслей пойти домой. Была пятница, и к тому же почти пять часов. Он знал, что Мадлен задержалась бы на работе, раз он только что вернулся. Но Филипп не собирался портить ей выходные, поскольку и сам не знал, когда сможет закончить дела.

Он остановился, увидев ее очень расстроенной.

– Мадлен? В чем дело?

– Только что позвонила тетя. Мама упала и сломала бедренную кость. Я должна ехать, чтобы позаботиться о ней. Тетя слишком слаба, даже чтобы заботиться о себе, и…

Мадлен зажмурила глаза, чтобы не брызнули слезы. Она раньше не представляла себе старость матери такой драматичной, и это расстраивало ее больше, чем она того ожидала. Она спокойно поговорила по телефону с тетей Лиз, но только когда повесила трубку, осознала, что произошло.

Глупо, но ей казалось, что мама всегда будет сильной, здоровой… Мадлен не представляла, что может ее потерять. Мама – единственная, кто у них с Эрин остался.

Мадлен не осознавала, что плачет, пока Филипп не притянул ее к себе. Стоило ей коснуться головой его груди, как слезы полились рекой. Презирая себя за слабость, она рыдала в его объятиях.

– Я просто не переживу, если мама умрет, – шептала она с надрывом, уткнувшись ему в пиджак.

– Ну что ты, – успокаивал ее Филипп, нежно убирая волосы со лба. – Она поправится. Сломанное бедро еще не конец света.

Мадлен высвободилась из кольца его рук и потихоньку успокоилась. Нашла салфетку, высморкалась и попыталась слабо улыбнуться.

– Ты не понимаешь. Они говорят об операции. Правительственной страховки хватит только на лечение перелома. А потом… – Она резко замолчала, поняв, что начала жаловаться. – Прости. Я не должна была всего этого говорить. – Не в состоянии поднять на него глаза, она направилась к своему столу. – Я почти все сделала, поэтому, если ты не возражаешь, я закончу и поеду. Нас с Эрин ждет долгая поездка.

– Почему бы тебе не воспользоваться самолетом? Я могу распорядиться, чтобы его немедленно подготовили…

– Нет. Спасибо.

– Но…

– Нет. Я… не могу злоупотреблять твоим терпением. Не имею ни малейшего представления, вернусь ли я к понедельнику, поэтому…

– Мадлен, ты так ничего и не поняла. Ты все еще думаешь, что я могу тебя уволить?

– Ну, честно говоря, не знаю. Отсутствие на работе в течение одного дня из-за больного ребенка не то же самое, что происходит сейчас.

– Тогда дай мне сказать. За тобой гарантировано рабочее место, когда ты вернешься. Пожалуйста, не переживай из-за этого.

– Спасибо. – Она с облегчением вздохнула. Мадлен уже представляла, как истратит все свои сбережения на уход за матерью. Гарантия сохранения места в данной ситуации была для нее жизненной необходимостью. По крайней мере, ей не придется искать работу и ухаживать за мамой одновременно. Не в первый раз она пожалела об упрямстве матери и тети и их нежелании переехать к ней поближе.

– А теперь насчет самолета…

– Нет, Филипп. Твое предложение более чем великодушно, но я не могу себе позволить воспользоваться им.

– Почему?

– Ты предоставляешь самолет, принадлежащий корпорации, всем служащим, когда у них возникают проблемы?

– Нет, но какое это…

– Я не могу допустить привилегированного отношения к себе, Филипп. Это было бы несправедливо. Если бы у матери случился сердечный приступ, я, вероятно, ухватилась бы за твое предложение. Но при данных обстоятельствах семичасовая поездка ничего не меняет.

– Ерунда.

– Возможно, для тебя, но не для меня. Кроме того, если я полечу на самолете, мне придется брать напрокат машину, а это связано с определенными расходами.

– Черт, я возьму тебе машину напрокат!

– В последний раз говорю, нет! – Она не заметила, как повысила голос, пока не увидела, что его брови удивленно приподнялись. – Пожалуйста, извини меня. Я не хотела кричать.

– Ничего страшного, ты ведь взволнована. Я только не понимаю, почему ты не хочешь, чтобы я помог тебе.

Мадлен собрала сумочку, взяла жакет и снова повернулась к нему лицом.

– Потому, Филипп, что я долгое время забочусь о себе сама. Если начну принимать от тебя помощь сейчас, что я буду делать потом, когда, например, у меня зависнет компьютер или случится что-то еще в этом роде? Поэтому спасибо за твое предложение. Оно было очень милым. Но я со всем справлялась сама до настоящего момента и буду это делать впредь. Она перекинула сумочку через плечо и пошла к лифту. – Я оставила телефон матери и больницы на всякий случай, если ты вдруг не найдешь что-нибудь из документов.

Двери раскрылись, и Мадлен вошла в лифт, не сказав больше ни слова. Двери тихо закрылись.

– Упрямая женщина, – пробормотал Филипп в пустоту.

Он еще долго не отводил взгляд от лифта.

Глава 8

Поездка в родной город протекала гладко, даже маленькая Эрин не мешала, сладко проспав всю дорогу. Было уже почти три часа ночи, когда они подъехали к дому и Мадлен вытащила девочку из машины. Над крыльцом горел свет, но в окне тети Лиз было темно. Ну и хорошо, пусть отдохнет, подумала Мадлен. Мать и тетя Лиз были очень близки друг другу, но, к сожалению, обе они теперь слабы здоровьем. Мадлен всегда переживала за них, а сейчас сильнее обычного.

Мадлен старалась не шуметь, тетя никогда не спала крепко. Когда она уложила дочку в кровать и накрывала ее одеялом, в комнате для гостей появилась тетя Лиз.

– Боже мой, милая, да что ж ты не подождала утра, зачем отправилась в дорогу ночью с такой крошкой?

– Я в полном порядке, тетя Лиз, – заверила она пожилую женщину, нежно целуя ее в щеку. Затем направилась к дверям. – Я сейчас вернусь.

Она перенесла из машины сумки и личные вещи в дом, а потом заперла дверь.

– Я приготовила тебе чай, милая. А после ты обязательно должна отдохнуть.

– Ты так добра, – ответила девушка, принимая чашку из рук тети.

– Разговаривала с мамой?

– Нет. Я звонила перед отъездом из Далласа, но она спала. В дороге я поговорила с дежурной медсестрой. Та сказала, что с мамой все в порядке, насколько это возможно в ее положении.

Внезапные слезы наполнили глаза Лиз.

– Как я упреждала эту старую курицу: „Не лазай в своих тапках вниз по той лестнице“. Говорила: „Ты, глупая ослица, шмякнешься и сломаешь себе шею“. А послушалась она? Тьфу. Кого она слушает? И что сейчас? Сама видишь, что…

– Тетя Лиз, – прервала ее Мадлен, подавая салфетку из стакана, который стоял на боковом столике столько, сколько она себя помнила, – все хорошо. Мама поправится.

– А не поправится, так будет ей урок. Я совсем из-за нее свихнулась.

– И она всегда переживает за тебя. Вы обе очень любите друг друга.

– Ха. Как будто теперь кому-то есть до этого дело, – фыркнула Лиз. Ее лицо приняло страдальческое выражение, и по щеке скользнула слеза. – Ума не приложу, что нам делать, милая. Доктора говорят, нужна операция. Сама знаешь, старики тяжело их переносят. Уж не знаю, как мы за все это заплатим.

Пожилая женщина накидала целую гору из скомканных салфеток. Мадлен накрыла рукой ее руку с сильно просвечивающими венами.

– Ты перестанешь переживать сию же минуту. У меня есть деньги, которые я приберегла на черный день. – Девушка попыталась весело улыбнуться. – И я бы сказала, что такой день настал. У нас все будет хорошо.

Но Лиз только нахмурилась в ответ на ее улыбку – А теперь ты меня послушай, детка. Может, я просто становлюсь брюзгой, но те деньги для тебя и ребенка. У тебя нет мужа, который бы позаботился о тебе, поэтому те деньги понадобятся тебе самой.

Мадлен знала: бесполезно пытаться доказывать тете Лиз, что она больше не нуждается ни в каком муже, так же как она не смогла убедить в этом свою мать. Поэтому Мадлен не стала ничего объяснять. Сестры никогда не верили, что она может позаботиться о себе.

– Поговорим об этом позже. Эрин наверняка начнет капризничать, когда проснется. Мне лучше поспать, пока есть такая возможность. – Мадлен поднялась, обогнула стол и еще раз поцеловала тетю в лоб. – Ты тоже отдохни, а утром мы навестим маму.

– Ты добрая девочка, дочка. Всегда была такая.

– Спокойной ночи, тетя Лиз, – пожелала она ей с любовью.

Ополоснув чашки и погасив везде свет, Мадлен позволила себе понежиться в горячем душе, а потом накинула ночную сорочку и забралась в кровать, где чистое, накрахмаленное постельное белье так сладко пахло домом.

Добрая девочка, да? Мадлен взбила подушку. Доброй в этот момент она себя не чувствовала. Скорее сейчас она была измотанная, подавленная и раздражительная. Мадлен боялась того, что не состоится как мать. Она отчаянно влюблена в мужчину, который просто недосягаем для нее. И маме, и Эрин необходимо, чтобы она была сильной, и на ее плечи давил тяжкий груз ответственности.

Мадлен еще раз взбила подушку. Она не станет потакать жалости к самой себе. Хныканье никогда еще никому не помогало.

Несмотря на строгий выговор, который она себе сделала, ей снились сияющие доспехи, белые лошади и Филипп.

Проснувшись, Мадлен удивилась, что уже так светло. Она бросила сонный взгляд на часы и резко села. Пятнадцать минут девятого!

Сбросив одеяло, она одним прыжком оказалась у детской кроватки, сердце бешено билось. Должно быть, что-то не так.

Кроватка оказалась пуста.

Только потом она услышала звонкий смех Эрин, и страх отступил, не успев перерасти в настоящую панику.

На ходу натягивая халат, Мадлен спустилась в гостиную. Там на полу сидели тетя Лиз и Эрин, а все игрушки, которые они привезли, были разбросаны вокруг.

– Тетя Лиз, ты с ума сошла? – сделала она выговор тете, входя в комнату. – Ты тоже хочешь получить перелом бедра, развалившись вот так на полу?

Лиз взглянула на Эрин и покачала головой:

– Предупреждала тебя, крошка, не шуми. Предупреждала, что твоя мамочка будет ворчать, когда проснется.

Эрин пустила изо рта пузыри, смеясь над бабушкой.

Мадлен помогла Лиз подняться на ноги, пытаясь оставаться строгой, но в этом не было смысла. Она тоже рассмеялась и обняла тетю.

– И ты еще называешь упрямой маму, – сказала молодая женщина, подходя к столу и наливая себе чашку кофе.

Гостиная плавно переходила в кухню в этом тесном доме, в котором она выросла. Но все здесь казалось уютным. Ей следовало бы чувствовать себя обделенной, но Мадлен никогда не испытывала ничего подобного, ведь родной дом дышал покоем и любовью. Может, поэтому она всегда шла по жизни с улыбкой на лице. Ни к чему винить судьбу за несправедливо посланную бедность и грозить небесам. Отец и мать сделали ее детство поистине счастливым.

Она покачала головой и отпила глоток кофе с цикорием.

– Тебе следовало бы меня разбудить, тетя Лиз. Тогда бы мы могли уже быть в больнице.

– А я звонила в больницу, медсестра сказала, что ей делают рентген и физиолечение утром, поэтому нет нужды ехать туда до десяти часов. Ее даже не будет в палате.

Мадлен не терпелось повидаться с матерью, но тетя была права. Глупо сидеть в пустой палате.

– Тогда спасибо тебе за то, что дала мне поспать. Уже много лет я не могла так хорошо выспаться.

– Мы переживаем за тебя, милая. Мама и я. Ты одинока и все такое.

– Я говорила вам тысячу раз, у меня все прекрасно. Я могу позаботиться об Эрин и о себе.

– Но…