– Заработалась, – вздохнула девушка, с сожалением глядя на свои пометки. – Я сейчас приду. Только сделаю один важный звонок.

Она позвонила в лабораторию, и на этот раз выяснилось, что нужный ей человек приходил, но вновь ушел, и на этот раз уже совсем. Нику попросили позвонить после праздников, и девушка в сердцах оборвала вызов.

Сама не зная зачем, она набрала номер Егора. Но и тут ей не повезло. После длинных гудков в трубке что-то щелкнуло, и включился автоответчик. Оставлять сообщений Ника не стала, отключила мобильный и без настроения поплелась в ту комнату, где накрыли праздничный стол.

* * *

Молодой человек нервно расхаживал по комнате, и при каждом его шаге старый паркет жалобно ныл, будто прося пощады. Сидящий в своем излюбленном кресле старик сердито хмурил брови и глядел в сторону. Наконец, молодой мужчина прекратил метания и остановился напротив старца.

– Отец, – начал он, с мольбой складывая руки. – В последний раз прошу тебя о помощи!

Старик ответил не сразу. Все так же не глядя на молодого мужчину, он пожевал губами, взял с журнального столика, стоявшего рядом с креслом, стакан и наполнил его водой из тяжелого хрустального графина. Сделав несколько глотков, он поставил стакан обратно и лишь после этого тихо проговорил:

– Тебе уже было сказано, что за помощью надо обращаться к специалистам. Я бессилен.

– Бессилен, но я, как уже говорил, нашел источник твоих сил! – горячо воскликнул молодой.

– У тебя с собой? – строго осведомился старик и даже протянул ладонь с шишковатыми пальцами, будто в ожидании.

– Нет, но если я тебе верну, ты мне поможешь?

Старик помедлил с ответом, и молодой человек, пристально вглядываясь в его морщинистое лицо, на котором ясно, будто на плазменном экране, читались сомнения и колебания, почти возликовал, решив, что одержал победу. Но в тот момент, когда на лице молодого готова была появиться довольная улыбка, старик твердо ответил:

– Нет!

– Даже ради спасения человека? – привел последний довод молодой.

– Ради спасения человека, как ты говоришь, ты погубил другого, – едко заметил старик. – Какое ты имел право распоряжаться чужими жизнями?

– Кто бы говорил, – скривил губы молодой человек. И с вызовом посмотрел старику в глаза. Два взгляда похожих глаз – одинаково светлых, но взгляд старика, хоть в нем и полыхал гнев, был куда добрее, мягче и теплее холодного, будто лед, взгляда молодого мужчины.

– …Тот несчастный парень – раз, – продолжил старец, пропуская едкое замечание мимо ушей. – Журналист – два.

– Я не виноват в его смерти! – возмутился молодой.

– Косвенно – виноват.

– Тогда и ты тоже! Ты виновен во всех этих смертях! С тебя и началось…

– А я вины с себя не снимаю, – отрезал старик. – Далее, эта девочка, журналистка, тоже по лезвию ходит.

– Нечего было хватать то, что ей не принадлежит! Но будь спокоен, папаша, я заберу это у нее. Только и тебе не верну!

– Для того чтобы сделать свое гнусное дело? – заметил старик. – Не ради же спасения девушки.

Молодой поджал узкие губы, но промолчал.

– Ради спасения своей шлюхи…

– Не смей ее так называть! – заорал гость, сжимая руки в кулаки.

– Ради спасения своей шлюхи, – невозмутимо повторил старик, вставая из кресла, – ты готов погубить и эту девушку, которую привез мне якобы для лечения. Благородным делом маскируешь грязь.

– Ложь!

– Не ложь, сын. У этой раненой девушки – слишком большой потенциал, ты это понял и решил этим воспользоваться. Бог мой, неужели ты ради своей шлю…

– Не называй ее так!!!

– Хорошо. Но неужели ты готов убить и эту несчастную девушку, чтобы спасти падшую женщину, которая сама себя разрушила? Ее тело еще влачит жалкое существование, но душа уже давно мертва. Мертва, сын! Даже если бы я был полон сил, как раньше, я бы не смог напитать этот сосуд без дна, в который превратилась ее душа, жизнью. Оставь ее, сын. Так будет лучше и для тебя, и для нее. Одумайся!

Молодой не сразу ответил. Он вновь нервно заходил по комнате, то сжимая, то разжимая кулаки. Наконец, остановился возле «стенки» и, развернувшись к старику, глухо ответил:

– Отец, ты знаешь, что такое – любить. Любить так, что все нормы и правила рассыпаются, будто песочный замок. Из всех ценностей для меня существует лишь одна – любовь к этой женщине, пусть, как ты назвал ее, и шлюхе, и мертвой душой. Но для меня она – богиня. Чистая, невинная. Задумывался ли ты о принципах, моралях, нормах, когда ради спасения своей любимой девушки погубил того, кого почти боготворил? Кого считал своим Спасителем, Учителем, Отцом? Нет? Вот и я, отец. Вот и я так же ради спасения любимой готов на все. Ты говоришь, что у нее нет шансов? Ложь! У нее есть шанс – один-единственный. И ты знаешь, какой.

– Я понимаю тебя, сын, хоть и не понимаю твою такую сильную любовь к недостойной женщине. Но послушай, тем способом, которым ты задумал ее спасти, только навредишь себе! Она не останется с тобой, как бы ты ни желал этого. Я знаю, что говорю. История повторяется. Я был в подобной ситуации, в похожей был и мой учитель. Ты не будешь счастливым, как не стали и мы, использовав свой дар во спасение. Одиночество – вот плата за добро. Эта женщина не останется с тобой.

– И все же я попробую, – тихо ответил молодой. – Пусть она и не останется со мной, пусть. Но я подарю ей шанс. Ты отказываешься мне помочь – что ж, тогда не ставь мне препятствий. Я сам все сделаю. Повторю лишь то, что сделал однажды ты.

«…Что сделал однажды ты…» – Слова молодого человека всколыхнули воспоминания, о которых старик мечтал забыть. Через всю жизнь он пронес то жуткое ощущение холода, от которого не только коченело тело – душа превращалась в лед. Всего лишь на мгновение он отвлекся, и защита, которую он тщательно выстраивал вокруг себя, оказалась разрушенной. В то мгновение, которое чуть не растянулось до вечности, он пережил столько страха, сколько не испытал за всю жизнь. А пережил он многое – и войну, и гонения в молодости, а потом – в зрелости, видел тоже многое. Но ужас, который он тогда испытал, не смогли затмить и ужасы войны. Никогда, даже на поле боя, он не был так близок к смерти, как тогда, в то вечное мгновение.

– Ты даже не знаешь, что это такое… – тихо сказал старик. – Это чудовище… Один неверный шаг, и ты погибнешь.

– Так помоги мне, – так же тихо ответил молодой человек. – Ты мне поможешь?

Старик помедлил с ответом. Поднял глаза к потолку, будто обдумывая свое решение, после чего перевел взгляд на сына:

– Да. Да, я тебе помогу.

– Хорошо, – молодой мужчина расплылся в недоверчивой и обрадованной улыбке. – Спасибо, отец.

Старик сделал шаг навстречу ему, протягивая руки, будто для объятия, но неловко зацепил журнальный столик и смахнул с него стакан с водой. Молодой человек быстро наклонился, чтобы поднять стакан с пола, и этого мгновения оказалось достаточно, чтобы старик схватил со стола графин и с силой обрушил его на затылок гостя.

– Прости, сын, – дрогнувшим голосом произнес он, наклоняясь к распростертому у его ног телу. – Я действительно хочу тебя спасти. От глупостей, которые ты собираешься натворить. Прости…

Старик ласково потрепал оглушенного сына по плечу, выпрямился и подошел к двери, ведущей в другую комнату. Повернув торчащий в замке ключ, он приоткрыл дверь и вошел в помещение.

– Дочка, ну как ты? Встать можешь?

Девушка, находившаяся в кровати, слабо кивнула, и старик приободрился:

– Хоть и нельзя тебя еще тревожить, но придется. Нам здесь оставаться опасно. Вставай, и пойдем.

* * *

Егор и сам не понял, как получилось, что он уснул. Вернувшись домой, присел в кресло на пару минут, чтобы перевести дух, – и вырубился, иначе и не скажешь. Прямо в одежде и в мокрых носках. Проспал он и остаток ночи, и утро, и день. Да так крепко, что не слышал ни звонков на мобильный, ни будильника, ни дневного шума. Ничего. Видимо, сказались бессонные ночи, которые он провел в тревоге за сестру и в дороге.

После того как Ника накануне поделилась своими подозрениями, будто причиной гибели ее приятеля и фотографа стала свеча, а вернее, ядовитое вещество, входящее в ее состав, Егор почти не сомневался, что его сестру похитили потому, что она тоже об этом разузнала. Правда, кто ее похитил и где ее прячут (о том, что Лерочка могла уже разделить участь своего любовника, Егор старался не думать), так и оставалось невыясненным, но его люди уже вовсю прочесывают окрестности, где была найдена сгоревшая Лерина машина.

Но если его сестру похитили потому, что она что-то выяснила о причинах гибели своего любовника, то и журналистке, которая с таким рвением взялась за расследование этой истории, тоже грозит опасность!

Егор вскочил из кресла так быстро, будто сел на канцелярскую кнопку, и, не обращая внимания на боль в затекшей от неудобной позы спине, схватился за мобильный. Но не успел он набрать нужный номер, как телефон ожил и затрещал-завибрировал беспокойной, с рваным ритмом мелодией.

– Да? – гаркнул он в телефон охрипшим со сна голосом.

– Егор, это Ника.

«Легка на помине», – ворчливо подумал он, но на душе отлегло: раз звонит, значит, пока с ней все в порядке. Пока. Надо будет что-нибудь придумать, чтобы оградить эту девчонку от неясной опасности. К месту вспомнилось странное ограбление, о котором она ему рассказывала. И попытка проникнуть в ее квартиру. Ох, вляпалась она во что-то, вляпалась…

– Я по делу, – поспешно оговорилась Ника. Будто она могла позвонить ему просто так. А жаль… – Мне сегодня позвонили из лаборатории. – Голос ее звучал взволнованно, но вместе с тем как будто расстроенно. – Честно говоря, я даже не знаю, что теперь думать…

«Можешь без этих своих театральных пауз!» – чуть не закричал Егор, потому что Ника опять замолчала.

– Егор, тебе это интересно? – вдруг спохватилась она.

«Черт, ну конечно же интересно!»

– Да, да. Если хочешь, мы можем встретиться, и ты мне все расскажешь.

Предложение о встрече вырвалось спонтанно, он тут же прикусил язык, сердясь на себя за горячность, но Ника вдруг обрадовалась:

– Да, если можно! Хотя рассказывать особо не о чем. Просто…

Но не успела она договорить, как Егор оборвал ее, потому что раздались две долгие трели дверного звонка.

– Ника, погоди немного. Ко мне кто-то в гости пожаловал. Сейчас я быстро выясню, кто и зачем ко мне пришел и как этого гостя пропустила без предварительного звонка подъездная охрана…

Но, глянув в дверной «глазок», Егор резко оборвал себя на полуслове:

– Ника, я тебе потом перезвоню!

И рывком распахнул дверь.

– Лера?!

На пороге, еле держась на ногах и опершись о стену, стояла его сестра – бледная, со спутанными волосами, в мятой одежде и с огромной ссадиной на лбу.

* * *

Праздник Восьмое марта Ника не любила еще со студенческих времен. В этот день, пахнущий тепличными огурцами, талой водой и мимозой, она как никогда чувствовала себя одинокой. Нет, ее, конечно, поздравляли. По традиции, первым ей звонил папа, где бы он ни находился; затем Ника принимала поздравления от знакомых, бывших сокурсников, с кем продолжала поддерживать хлипкую связь, и от приятельниц. Обязательно приносил свой скромный подарок с букетом нестойких тюльпанов Эдичка. Но ни разу в этот день ей не звонил Андрей. Ника понимала, что не имеет права даже мечтать о том, чтобы он звонил ей с поздравлениями, ведь этот праздник он отмечал с женой. И все же, из года в год, просыпаясь утром восьмого марта, она робко надеялась, что следующий звонок будет от него.

Этот день тоже не стал исключением. Первым, как всегда, позвонил из Америки папа. Обрадовал тем, что через месяц, возможно, они с матерью прилетят на пару недель в Москву. Папу сменила мать, которая, наспех поздравив дочь с праздником и сдержанно приняв ответные поздравления, спросила, как Ника ведет хозяйство, как питается и как у нее обстоят дела на личном фронте. Говорить, что на личном – полный швах, Ника не хотела, поэтому туманно промычала что-то неопределенное, тем самым дав благодатную почву для материнских надежд, что когда-нибудь ее «непристроенная» дочь, возраст которой неумолимо приближался к тридцатилетней отметке, выйдет замуж.

Потом было несколько звонков от приятелей, старых знакомых и подруг. Ника каждый раз, беря в руки вибрирующий мобильник, смутно надеялась, что вот в этот раз ей звонит Андрей. Но звонка от него так и не было. Этот год тоже не стал исключением.

Немного позже позвонила Ольга и, как обычно, пригласила подругу на праздничный ужин. И Ника, как обычно, согласилась. Отмечать вечер Международного женского дня с подругой, ее мужем и дочерью – тоже одна из традиций этого дня. Все было так, как и в прошлые годы. Исключение было лишь одно: впервые поздравить ее не пришел Эдичка…

Она почувствовала грусть. И даже немного всплакнула, вспоминая своего верного поклонника, который старался не навязываться ей со своей любовью, но никогда не забывал ее поздравить. Кто же его, почему, как?.. Чувствуя, что совсем раскисает, Ника рывком поднялась с дивана и решительно подошла к серванту. Вечер вечером, а день стоит провести не в грусти, а так, чтобы не было за него стыдно. Она вытащила из серванта бутылку красного вина и отправилась на кухню за штопором. Пить в одиночестве – дурная привычка, но еще более пагубной была привычка проводить этот весенний праздник так, как она привыкла его проводить: в тоске и пустых надеждах.