Лора Бекитт - Аромат лотоса

Камал улыбнулся и протянул руки.

– Позволь подержать твою дочь!

Амрита отдала ему ребенка.

– Какая красивая! – восхитился Камал, посмотрев в личико девочки. – Она… она кажется ненастоящей.

– Тем не менее это единственное «настоящее», что мне при надлежит, – сказала Амрита и спросила: – Ты хотел бы иметь детей?

– Да. Девочку. – В эти минуты Камал был искренен, как ребенок. – И чтобы ее родила Тара. – Он умоляюще посмотрел на Амриту и спросил: – Быть может, мне стоит поехать в Калькутту и разыскать Тару? Попытаться ее вернуть?

Амрита покачала головой.

– Нет. Ты не знаешь жизни за пределами храма, не знаешь людей. С тобой может случиться несчастье. Мне кажется, рано или поздно Тара сама приедет к нам.

– Ты считаешь, это возможно?

– На свете возможно все, во что мы готовы верить, – ответила Амрита, хотя в эти минуты думала иначе.

Тем временем Киран вошел во двор храма и спросил у попавшейся на пути танцовщицы, где найти Амриту. Девушка показала в сторону храмовых пристроек, и молодой человек зашагал по выложенной известковыми плитками дорожке.

Тропинка привела его к приземистому каменному зданию. Возле входа сидела Амрита, Киран ее узнал. Помедлив, он отступил и укрылся за ближайшим деревом.

Амрита выглядела красивее, чем прежде. В бездонных глазах тлел внутренний огонь, тело, едва прикрытое тонким сари, выглядело невероятно соблазнительно. Грудь стала больше, бедра – круче, движения были полны чувственной силы.

Рядом сидел молодой мужчина, отлично сложенный, удивительно красивый. Он держал на руках грудного ребенка и с улыбкой заглядывал в его личико. Амрита с нежностью смотрела на обоих – во всяком случае, так показалось Кирану. Одновременно ему почудилось, что их с Амритой разделяет глухая, непроницаемая стена; он будто увидел осколок давно ушедшего прошлого или случайно заглянул в недосягаемое будущее.

Что делать? Подойти, заговорить? Ноги одеревенели и не двигались, а язык словно прилип к гортани. Киран не понимал, что чувствует – разочарование или облегчение. С одной стороны, его терзали обида и ревность. С другой, то, что Амрита нашла счастье с другим человеком, решало многие проблемы. Ему не придется идти против отца или родственников жены, которые тоже имели над ним власть. Он будет избавлен от угрозы скандала, ему не придется рисковать своим положением и имуществом.

Молодой человек отступил на шаг, а затем обратился в бегство. Он не знал, было ли это предательством со стороны Амриты. Наверное, нет. Ведь это он предал ее первым – не приезжал целый год, женился на другой женщине.

Киран уехал в Калькутту, а чуть позже решил перебраться в имение. Вскоре он узнал, что его жена беременна, и окончательно смирился со своим положением.

Накануне отъезда он не сдержался и нашел предлог для того, чтобы побывать в форте, где встретился с Джеральдом и Тарой.

– Я ездил в Бишнупур, – как бы между прочим сообщил Киран. – Амрита живет с молодым мужчиной, у них есть ребенок.

Тара расхохоталась.

– Этого не может быть!

– Тем не менее это так. Я видел все своими глазами. Мужчина держал младенца на руках, а она сидела рядом и улыбалась.

Девушка пожала плечами.

– Это ничего не значит. Вы говорили с Амритой?

– Нет. Я не счел возможным подойти.

– Напрасно. Вы увидели то, что хотели увидеть, а не то, что есть на самом деле, – с обычной безжалостностью заявила Тара.

Когда Киран ушел, она задумалась. Значит, подруга все-таки родила. Таре очень хотелось сказать Кирану, что именно он – отец ребенка Амриты, но она не стала этого делать. Он мог не поверить, к тому же девушка хорошо помнила, что подруга стремилась сохранить свое желание зачать от любимого в строжайшей тайне. Кто знает, возможно, Амрита хочет, чтобы плод их любви принадлежал ей одной?

На следующее утро Тара заявила Джеральду, что уезжает в Бишнупур.

– Я хочу навестить свою подругу.

Джеральд сидел на складном походном стуле и следил за тем, как она собирает вещи. Тара двигалась быстро и стремительно. Год назад эта девушка ворвалась в его жизнь, а теперь уходила из нее. Он немного устал от их непонятных отношений и всетаки был огорчен тем, что Тара его покидает.

– Мне кажется, ты не вернешься, – заметил молодой человек.

Она одарила его улыбкой, но не стала возражать, и Джеральд продолжил:

– Я знаю, ты не была счастлива со мной, потому что меня нельзя назвать избранником твоего сердца.

Тара выпрямилась и выпустила из рук яркую ткань сари.

– Благодаря тебе я изменилась. Узнала другую жизнь.

– Ты стала другой благодаря себе, а не мне. Я тебе больше не нужен, и ты уходишь.

Девушка покачала головой.

– Ты хочешь, чтобы я осталась? Разве я та женщина, которую ты желал бы видеть своей женой?

Джеральд вновь подумал о Джае, сестре Кирана, своей недосягаемой мечте. Он и она были похожи на две звезды, но каждая из них совершала свой собственный путь, и потому им не суждено встретиться.

Англичанин встал, подошел к индианке, положил руки ей на плечи и сказал:

– Я хочу, чтобы ты запомнила, где меня можно найти, если тебе понадобится помощь.

В тот вечер Джеральд долго сидел в одиночестве и размышлял. С Тарой ему довелось пережить незабываемые минуты страсти, но этого было мало для сердца, изнывающего в бесплодной надежде на встречу с родной душой.

Джеральду нравилась Индия, он успел полюбить ее огромные, оглашаемые криками диких животных равнины, жаркое солнце, безумное сочетание роскоши и нищеты. Но его родиной была Англия, и здесь его считали чужаком. Было бы глупо надеяться, что эта страна примет его как родного, или мечтать о том, чтобы его полюбила индийская женщина.

Тара прожила в его комнате целый год, и здесь еще витал запах ее духов, одежды, волос, тела. Теперь его ночи вновь станут одинокими и у него появится много времени для того, чтобы размышлять о своей жизни, о настоящем, прошлом и будущем.

Джеральд собирался ложиться спать, как вдруг в комнату скользнула чья-то фигура.

Молодой человек вскочил и взялся за саблю.

– Брось, Джерри! Это я.

Джеральд облегченно вздохнул.

– Томас! Откуда?

– Решил навестить старого друга… Где твоя индианка?

– Она уехала.

– Это хорошо. Поговорим без свидетелей. Если, конечно, ты не боишься, что тебя застанут в компании разжалованного офицера, изгоя и казнокрада.

– Не говори чепухи. Лучше расскажи, как живешь и что привело тебя ко мне.

Джеральд предложил приятелю сесть. Томас выглядел неважно: потускневшие глаза, осунувшееся лицо, потрепанный, небрежно застегнутый мундир.

– Два месяца я шатался по разным глухим местам с отрядом таких же несчастных. Нам было нечем поживиться. Отрезанные от цивилизованного мира деревни, вытоптанные дикими слонами поля. Мне до смерти надоела эта страна! Я мог здесь жить, когда получал приличное жалованье, но теперь… Ты прекрасно понимаешь, что воруют все. Мне просто не повезло. В общем, я пришел сказать, что уезжаю. Договорился, что меня возьмут на торговое судно.

– Это будет считаться дезертирством, – заметил Джеральд.

– Не важно.

– Тебе нужна помощь? – спросил Кемпион. – Деньги?

Уилсон усмехнулся.

– Я знал, что ты настоящий друг. Что ты поймешь и не выдашь. Да, мне нужна помощь, но в другом смысле. Помнишь храм, в котором ты нашел свою индианку? С тех пор как мы там побывали, меня не покидают мысли о его богатстве. Когда дело дошло до точки, я решил: вот он, мой счастливый билет, мой пропуск в другую жизнь! Предлагаю пойти со мной. Ночью проберемся в святилище и наберем себе золота. Один я не справлюсь, и мне не хочется посвящать в это дело посторонних людей.

Джеральд резко дернулся, будто его ударили; в светлых глазах вспыхнул яркий свет. Ему хотелось вскочить и выругаться, но вместо этого он твердо и спокойно произнес:

– Я никогда этого не сделаю. И тебе не советую. В том, что касается религии, индусы – настоящие фанатики. Кто только ни пытался обратить их в иную веру: мусульмане, христиане, буддисты. Ничего не вышло. Какой бы нелепой ни казалась нам их религия, они до безумия верят в своих богов. Если попадешься, тебе не поздоровится.

– Не попадусь. А Шива не обеднеет. Жаль, что не хочешь мне помочь. Страшишься возмездия?

– Нет. Просто не могу совершить предательство.

– Кого ты предашь?

– Не знаю, – задумчиво произнес Джеральд. – Что-то святое. Чью-то веру, мечту и чувства.

Трое мужчин медленно пробирались по извилистой, узкой тропинке. Огромная желтая, будто восковая, луна сопровождала их, словно гигантский таинственный страж, освещала путь серебряным светом, который струился сквозь листву деревьев и исчезал в густых травянистых зарослях.

На небе сияли жемчужины звезд, ночной воздух овевал лица и тела своим свежим, острым дыханием.

Томас Уилсон часто останавливался и прислушивался. Днем он не без труда нашел дыру в стене, а позже, смешавшись с толпой паломников, пытался понять, насколько хорошо охраняется храм. По ночам ворота запирались, и только. Если не было какого-нибудь праздника, то бог «спал» и то же самое делали жрецы. Здесь вряд ли можно было встретить вооруженного человека или того, кто умел мало-мальски защищаться от нападения.

Сердцем храма являлась особая комната, где всегда царил полумрак и куда допускался не каждый: это было «жилище» бога. Именно там грабители и рассчитывали найти вожделенное золото.

Уилсон и его спутники, чертыхаясь, пролезли через пролом, который Томас еще днем освободил от камней, и, стараясь не стучать подошвами сапог, принялись подбираться к храму.

Он возвышался впереди, подсвеченный тревожным сиянием луны. От этого гармоничного и безупречного в своем совершенстве здания, казалось, исходила какая-то особая чувственная сила. Ночь скрыла от глаз грабителей ослепительное сочетание линий, великолепную скульптурную резьбу, орнаменты и рельефы, покрывавшие его стены. Для них он не был святыней – всего лишь местом, где можно поживиться деньгами.

Бывший заместитель начальника гарнизона Калькутты и сопровождавшие его солдаты не договаривались о том, что будут делать, если встретят служителя храма, однако у всех троих имелись сабли и ножи. Томас понимал, что в их интересах – хорошо замести следы. Если станет известно, что ограбление совершили иностранцы, может разразиться скандал. Он не думал о том, что для любого индуса сама мысль о подобном деянии кощунственна и недопустима.

Они вошли в зал для верующих. Перед статуей Шивы распростерся человек. Он молился, а может, молча беседовал с богом. Сначала Уилсон остановился, а потом быстро подался вперед.

Услышав посторонние звуки, человек обернулся, вгляделся в темноту, вскочил, молнией бросился к неприметной боковой двери, но его успели догнать, схватить и приставили к горлу нож.

Несмотря на непредвиденное осложнение, Томас не собирался отступать. Пока один англичанин стерег индийца, двое других обшаривали храм. Им повезло, они нашли и украшения, и золото, которыми доверху набили принесенные с собой мешки.

Как известно, бог Шива обитает не только в любящих его сердцах, но и на полях сражений, в местах сожжения трупов, на перекрестках опасных дорог. Он часто воюет с демонами и другими богами, и никому не удается его одолеть. Противники веры насылали на него огромного тигра, но Шива завернулся в его шкуру, словно в шелковый шарф, а гигантского змея обернул вокруг шеи подобно ожерелью.

На этот раз все было иначе. Неподвижный бог молча взирал на святотатцев и не только позволил им взять сокровища, но и разрешил увести того, кто посвятил ему свою жизнь и доверил судьбу.

Томас запретил товарищам убивать пленника на территории храма, потому они заставили его пролезть в дыру в стене и привели на край большого оврага, который заметили, когда шли к храму.

– Что будем делать? – спросил один из них, тот, что крепко держал несчастного.

– Он все видел и расскажет жрецам. Те поднимут шум, и тогда нам не удастся скрыться. Придется его убить. Тело сбросим вниз, в овраг. Там растут кусты – едва ли его скоро найдут в этих зарослях. Нет, – остановил Томас товарища, когда тот вынул саблю, – по-другому, так, как это мог бы сделать любой прохожий. Скажем, камнем.

– Я не смогу, – сказал солдат и содрогнулся, представив, как во все стороны брызнут кровь и мозги, а лицо жертвы исказится от предсмертной муки.

– Давай я, – предложил второй. – Это нетрудно, главное, посильнее ударить, чтобы не пришлось добивать.

То, что его собираются убить, пленник понял сразу, как только его привели к оврагу. Преступники не видели выражения его лица и глаз, их не волновало, какие мысли теснятся в его голове, какие чувства обуревают душу и сердце.

Он не сказал им ни слова, потому что не знал их языка, и не стал молить о пощаде, ибо чувствовал, что унижение не поможет ему спастись.