Лора Бекитт - Аромат лотоса

Она тяжело привыкала к новой жизни и все еще не могла понять, зачем ее посвятили богу.

Девочки попадали в храм по-разному. Иных приводили родители, других попросту подкидывали на порог храма. Некоторые были дочерьми танцовщиц.

Порой девадаси становилась соблазненная девушка или та, что прежде была наложницей состоятельного человека. Из последних редко получались преданные «жены бога» и хорошие танцовщицы. Лучшими были такие, как Тара, с раннего детства воспитанные в атмосфере поклонения Шиве, не знавшие другого мира и других людей.

Тара сдержала слово и во всем помогала новой подруге. Она не боялась ни соперничества, ни зависти, потому что такой танцовщицей, как она, можно только родиться. Тара начала постигать искусство танца раньше, чем остальные; ей не приходилось сожалеть о родителях, вспоминать о потерянном доме, она не задавалась вопросом о том, где ее место и что она делает в храме. Храм был ее миром и домом, она отдавала любимому делу и душу, и сердце.

Будучи детьми, Амрита и Тара увлеченно предавались ребяческим забавам. Они устроили тайник в ямке под стеной дома и прятали там цветные стеклышки, бусины, камешки, лоскутки, яркие перья. В свободные часы девочки извлекали свои сокровища, раскладывали на земле и играли с ними. Порой они воображали себя принцессами, женами раджей и небесными девами и разыгрывали целые представления.

Храм был богат: пытаясь заручиться благосклонностью бога, сотни состоятельных людей делали немалые пожертвования; тысячи паломников были готовы расстаться со звонкой монетой, дабы лицезреть прелести девадаси, насладиться их танцем и познать их любовь. Несмотря на свирепствующий в стране голод, храм продолжал жить своей жизнью, благо колониальные власти не смели вторгаться в святая святых фанатично религиозных индусов.

Жизнь храма, всецело подчиненная предписаниям и правилам, тем не менее была насыщенна и интересна. Жрецы поливали статую Шивы душистой водой, посыпали цветами, окуривали благовониями, предлагали ей бананы и кокосовые орехи. Возили на прогулку в запряженной быками колеснице.

Чувства благоговения и восторга вызывали праздники, оглашенные пением священных текстов, звонкой барабанной дробью, сопровождаемые яркими торжественными процессиями жрецов, танцовщиц и паломников, наполненные благоуханием цветов, ароматами фимиама и камфарных палочек.

И все же Амрита сильно скучала по дому.

Тяжелее всего были ночи, ибо проходил еще один день, и девочка говорила себе, что родители вновь не приехали. Однажды, будучи не в силах сдержаться, она поделилась переживаниями с подругой.

Тучи унесло ветром, и в окно светила похожая на огромный серебряный диск луна. Девочки спали, и только Амрита задумчиво и горестно смотрела на сверкающее звездами небо.

– Тара! – прошептала она, не смея коснуться лежащей рядом подруги.

Та спала чутко и сразу проснулась.

– Что?

– Прости, что разбудила, – виновато произнесла Амрита и прибавила: – Я не могу понять, почему ни отец, ни мать ни разу меня не навестили! Они обещали забрать меня домой, если мне не понравится в храме. Что-то случилось или… они ме ня обманули?!

Тара долго молчала, потом промолвила, повернув к Амрите залитое лунным светом лицо:

– Я ни разу не видела, чтобы чьи-то родители приезжали в храм и тем более забирали своих детей обратно! По-моему, это невозможно.

– Почему ты так думаешь?

– Потому что… такова жизнь. Отец посвятил тебя богу – твоя судьба решена, обратного пути нет.

– Значит, мне не на что надеяться?

– Ты должна надеяться… на что-то другое. Думать о том, что станешь хорошей танцовщицей, а как только придет срок, пройдешь посвящение в девадаси.

Когда наступило утро, Тара сказала Амрите:

– Пойдем, я тебе кое-что покажу.

Она привела подругу в дальний угол храмовой территории, подошла к стене и принялась терпеливо отодвигать наваленные друг на друга камни. Вскоре Амрита увидела в стене пролом, через который вполне могла пролезть взрослая женщина.

Отсюда открывался вид на город, тонувший в похожем на цветочную пыльцу золотистом тумане: нагромождение больших и малых строений, толпы людей.

– Что это? – спросила Амрита.

– Свобода.

– Ты думаешь?

Тара пожала плечами.

– Не знаю. Когда ты здесь, кажется, что свобода – там, и наоборот. Возможно, когда-нибудь я попробую убежать. Я случайно нашла эту дыру и закрыла камнями так, чтобы никто ничего не заподозрил и не стал ее заделывать.

– Убежать? Зачем? – прошептала потрясенная Амрита. – Ты так любишь Шиву и храм! И желаешь стать девадаси!

– Да, люблю, – жестко произнесла Тара, – но если мне придется разочароваться в том, о чем я мечтаю, я уйду навсегда. Я тебя обманула. На самом деле мне вовсе не хочется думать, что для нас существует только один выход!

Она в волнении сжала тонкие пальцы, и ее глаза потемнели.

Недетский взгляд Тары был властен и непоколебим.

– А я хочу вернуться домой, – с грустью промолвила Амрита.

Тара промолчала. Ей казалось странным думать о возвращении. Можно дважды увидеть один и тот же сон, но в реальной жизни нельзя повернуть время вспять. Невозможно из бабочки вновь превратиться в куколку, из растения – в семя, как невозможно отказаться от того, к чему побуждает любовь.

Стройная девушка с блестящими черными волосами и большими серьезными глазами, облаченная в затканное золотом одеяние из прекрасного бенаресского шелка, кружилась в танце под неторопливую дробь барабана. Белые цветы, украшавшие прическу юной танцовщицы, были похожи на больших бабочек или хлопья снега, чудесным образом упавшего с небес в жаркий летний день.

Взмах ресниц, наклон головы, изгиб рук, изящный поворот тонкого стана – каждое движение было отточено годами изнурительных упражнений, о чем ни за что не догадался бы тот, кто не посвящен в секреты обучения девадаси.

В этом легком волшебном танце, полном непостижимой гармонии и божественного света, воплотились вера в мечту и радость любви.

Барабаны смолкли. Девушка остановилась и спустя мгновение вернулась в реальный мир.

Ила хлопнула в ладоши.

– Отлично, Амрита!

Рядом с наставницей стояла другая девушка – с гладким и нежным, как лилия, лицом, с полными алыми губами, густыми, черными как ночь волосами, страстно сияющими глазами. Это была Тара, лучшая из юных танцовщиц, тринадцатилетняя красавица, обещавшая затмить самых известных и дорогих де вадаси храма Шивы.

Как и подруга, Амрита с честью выдержала испытание. Хра мовый танец стал ее жизнью; с некоторых пор ей чудилось, будто она способна станцевать над пропастью, не боясь сорваться с высоты, – таким послушным и легким казалось девушке собственное тело.

Обучение закончилось. Теперь танцовщицам предстояло самостоятельно совершенствовать свои умения. Одна за другой девочки проходили посвящение и становились «женами бога». Некоторые подробно рассказывали, как происходил обряд, другие предпочитали молчать. Иные шли на это с готовностью и любопытством, другие испытывали нерешительность и страх.

Жрецы приводили девочку в храм, к алтарю, где совершали несложный ритуал. Потом она следовала в брачные покои, чтобы впервые познать своего «мужа». На брачном ложе бога Шиву обычно заменял один из жрецов или человек, хорошо знакомый с храмовыми порядками. Изредка такое право покупал богатый жертвователь.

Посвященных можно было легко отличить по тали, витому шнурку на шее, знаку замужней женщины, и особым рисункам на теле. Став «женами бога», юные танцовщицы поступали в распоряжение немолодой девадаси по имени Хемнолини: она читала им «Камасутру» и обучала искусству любви. Истинная цель обучения состояла в том, чтобы, отдаваясь паломникам, исполняя их сокровенные желания, девушки не думали, будто занимаются чем-то постыдным, а были уверены в том, что служат Шиве.

Постигнув тайны чувственной страсти, девадаси заставляли своих поклонников платить за любовные утехи немалые суммы, из коих сами не получали ни рупии. Храм обеспечивал их одеждой, украшениями, едой. Они не имели права покинуть его территорию без разрешения верховного жреца, не могли выйти замуж.

Любовные связи между девадаси и служителями храма были строго запрещены, хотя, случалось, высшие жрецы проводили ночь с понравившейся девушкой.

Хотя Амрита еще не стала «женой Шивы», она уже знала о том, что ее ждет. Когда лингам соединяется с йони, из глубины вселенского пространства в человеческий мир льется поток животворящей энергии и наполняет его собой подобно тому, как ветер наполняет паруса. Этот таинственный ритуал порождает божественную свободу и сопровождается бесконечным блаженством.

К тринадцати годам Амрита настолько сроднилась с храмом, что не мыслила жизни вне его стен. Родители так и не приехали. Вероятно, они позабыли о ней, и постепенно она тоже начала забывать отца, мать, сестер, братьев и родной дом. Ей предстояло сделаться девадаси, и она думала об этом как о своей судьбе.

Тара неистово желала пройти посвящение: в последнее время она говорила и думала только об этом и втайне завидовала подругам, которые уже стали «женами бога». Когда день посвящения был назначен, она дрожала от предвкушения и исступленно готовилась к обряду.

В отличие от подруги Амрита не стремилась поскорее начать новую жизнь. Она бессознательно лелеяла и берегла остатки уходящего детства. Полная сомнений и смутных опасений, девушка взяла с Тары слово подробно рассказать о том, как происходило ее посвящение в девадаси.

Ожидая возвращения подруги, Амрита грустила. Неожиданно комната, которую она делила с другими юными танцовщицами, показалась ей незнакомой, чужой. Здесь они с Тарой предавались грезам, их сердца оживляли горячие стремления и пылкая девичья вера в грядущее счастье. Здесь переживали огорчения и неудачи, делились секретами и поверяли друг другу мечты. Когда подруга вернется, она уже будет принадлежать к взрослому миру. Детство останется позади.

Девочки убежали примерять новые сари. Они звали Амриту с собой, но она не пошла, решив во что бы то ни стало дождаться Тару.

Услышав знакомые шаги, девушка с радостью поднялась навстречу.

Тара вошла на негнущихся ногах, медленно пересекла комнату и опустилась на циновку. Ее волосы разметались по плечам, взгляд остановился, лицо походило на маску. На шее красовался витой шнур. Обряд посвящения в девадаси состоялся.

Тем не менее что-то было не так.

Амрита не осмеливалась задавать вопросы и только смотре ла с сочувствием и тревогой.

Тара свернулась клубочком и долго молчала. Амрита не вы держала и осторожно погладила подругу по плечу.

– Не понимаю, – глухо произнесла Тара, – как он мог меня предать?!

– Кто? – прошептала Амрита.

– Камал.

Девушка все поняла.

– Ты думала, это будет он?!

– Да. Он, изображающий бога Шиву, знающий, как сильно я его люблю!

Амрита на мгновение задержала дыхание.

– Быть может, он… не знает, что ты его любишь?

Тара посмотрела на нее огромными, полными страдания глазами.

– Не знает?!

– Мне кажется, он одинаково относится ко всем девушкам, – робко произнесла Амрита.

– Неправда, – упрямо возразила подруга. – Он всегда выделял меня среди остальных!

– Потому что ты лучшая из танцовщиц, а вовсе не потому, что…

– Полагаешь, он любит другую? – с мрачной усмешкой перебила ее Тара.

– Я думаю, он любит… Шиву.

Тара села и обняла колени. Ее глаза, глаза взрослой женщины, были сухими – в них пылал темный огонь.

– Я всегда знала, что ничто не может помешать нам быть вместе. Он танцовщик от бога, и я тоже. Мы оба подкидыши и не знаем, к какой касте принадлежим. Даже если я неприкасаемая, а он брахман или наоборот, это не будет служить препятствием. Днем мы могли бы танцевать во славу Шивы, а по ночам – предаваться любви.

– Это запрещено.

– Если быть хитрыми и осторожными, можно сохранить отношения в тайне.

– Ему двадцать лет, а тебе всего тринадцать. Быть может, он по-прежнему видит в тебе маленькую девочку?

Тара рассмеялась зловещим, мстительным смехом.

– Теперь-то я женщина!

Они долго молчали. Потом Амрита несмело спросила:

– Кто… это был?

– Жрец. Виджай. Я настолько растерялась, увидев его, что мне изменили и разум, и выдержка. Виджай велел мне вдыхать какой-то дым, по-моему, это были одурманивающие благовония, но я была так испугана и взволнована, что они не подействовали. Когда он дотронулся до меня, я закричала и начала вырываться. Ему пришлось держать мои руки, он сильно разозлился и даже ударил меня. Потом я поняла, что, если убегу от него, со мной все будет кончено: меня выгонят из храма и я никогда не стану девадаси. Я заставила себя покориться и лежать смирно. Это было ужасно, просто ужасно, Амрита! «Лингам в йони», – она горько усмехнулась, – хуже этого ничего нет!