Прежде чем раздеть Урсулу, Анри быстро скинул сорочку, и молодая женщина осторожно и нежно положила руки ему на грудь. Какая прохладная кожа! Сейчас он тоже увидит ее тело, увидит впервые в жизни – стройное и вместе с тем соблазнительно округлое, белокожее.

Неожиданно Анри отстранил ее руки: он заметил, что Урсула смотрит на его плечо. Молодой человек усмехнулся. Она не забыла; должно быть, все это время она думала о клейме.

– Да, – спокойно произнес он, – я хотел, чтобы ты увидела. Лилии нет. Просто след от ожога. Не очень красиво смотрится, но никто не сможет назвать это позором. И теперь моя цель – сделать так, чтобы позор был смыт с моего имени.

У Урсулы похолодела кровь. Он притворялся. Он не хотел ее.

– Значит, ты мне солгал? – пролепетала она, имея в виду и клеймо, и чувства.

– Ты никогда не узнаешь правды. – Анри застегнул рубашку. – Кроме одной: между нами все кончено.

– Ты решил меня унизить, – прошептала Урсула, – растоптать мою гордость. Это недостойно мужчины.

Анри пожал плечами.

– Такого, как я? Почему нет? Я больше не дворянин – меня лишили всех прав. Я преступник, беглый каторжник, галерник.

Прости, Урсула, ты снова ошиблась в выборе!

С этими словами он вышел за дверь, а молодая женщина упала на диван и закрыла лицо руками. Боже, неужели все на свете – обман? Неужели его чувства погибли и она никогда не сможет подобрать ключ к его сердцу?

На самом деле Анри испытал внезапный порыв, но сумел взять себя в руки. При виде Урсулы на него повеяло родиной, нахлынули неповторимые по своей силе и яркости воспоминания юности.

Он хотел отказать Урсуле иначе: «Между нами не может быть ничего, потому что у меня есть женщина». И не смог этого сделать. Анри любил Тулси, она дала ему многое из того, что способна дать женщина, и вместе с тем – нечто такое, что могла подарить только она одна. И все же часть его души и сердца принадлежала родине – Франции, Парижу, прошлому. Тулси родилась в другой стране, под иными звездами, ее судьбой правили чуждые ему боги, а значит, существовало нечто такое, чего она никогда не сумеет понять. Это могла сделать только Урсула, девушка, которую он когда-то любил.

В голову закралась предательская мысль. Он думал, что навсегда потерял Урсулу, что она его разлюбила. На самом деле это оказалось не так. Молодой человек вспомнил о том, как она просила прощения, раскаивалась в своей ошибке, как уверяла, что он – единственный избранник ее сердца. Не слишком ли жестоко он с ней поступил?

Около полуночи Анри забылся тревожным сном и проснулся оттого, что Аравинда осторожно тряс его за плечо.

– Вставай, господин!

Анри вскочил.

– Что случилось?

– Не знаю. Смотри!

Они выбрались на крышу, и Аравинда показал вдаль, на крепостные стены. Оттуда доносился приглушенный грохот – повидимому, стреляли из пушек. То был ровный гул, напоминавший далекую грозу, но Анри не позволил себе обмануться.

Стоявшая над крепостью луна казалась мутно-красной от огненной завесы. Крыши зданий, днем сверкавшие на солнце, словно рыбья чешуя, сейчас казались припудренными красно ватой пылью. В этом зловещем зрелище было что-то завораживающее, хотелось сидеть и смотреть вдаль, любоваться расцвеченным непривычными красками пейзажем, который будто омыло кровью.

Будет гораздо хуже, если кровью омоются человеческие сердца!

– Аравинда, приведи сюда Викрама!

Юноша состроил гримасу.

– Где же я его найду?

– Найди где хочешь, да побыстрее! – В голосе Анри звучали непривычные требовательные нотки.

– Что это, господин? – спросил слуга, показывая на далекое зарево.

Анри горько улыбнулся.

– Это горит твоя прежняя жизнь, Аравинда, и мы должны поторапливаться, если хотим спастись!

Глава VI

1755 год, крепость Киледар и окрестности, Индия

Пока юноша искал Викрама, Анри быстро собрал в мешок самые ценные вещи. Его душу переполняло предчувствие чего-то непоправимого. Возможно, это было рождено внезапностью случившегося: ни ему, ни Аравинде не верилось, что спокойное течение жизни может претерпеть столь чудовищные изменения в непостижимо короткий срок и что над мирными улочками Киледара повиснет черный дым пожарищ!

– Вы хотели меня видеть?

На пороге комнаты стоял Викрам. Анри с радостью устремился к нему.

– Да! Что происходит?

– Терпение английской армии лопнуло – начался настоящий штурм. У восточных ворот творится нечто невообразимое, говорят, одно из ядер пробило стену.

– Я так и думал. Помогите нам уйти! Я должен спасти жизнь двум французским дамам и Аравинде!

Викрам наклонил голову.

– Вы цените жизнь слуги больше собственной?

– Я за него отвечаю, – сказал Анри и добавил: – Здесь наверняка есть тайные ходы, подобные тому, через который я некогда пытался бежать!

– Да, есть. Через один из них уйдет раджа со своими людьми, если положение станет безнадежным. А вы можете сдаться в плен англичанам.

– Нет, я не хочу ждать! Если солдаты ворвутся в Киледар, начнется побоище! Я не могу позволить себе рисковать жизнью беспомощных женщин!

– А я не могу позволить себе находиться не там, где я должен быть в эти минуты.

Бледное лицо Анри было напряжено, как будто он терзался от невысказанной боли, но при этом молодой человек улыбался, стараясь показать, что ничто не нарушит его веру в собственную правоту и возможность спасения.

– Викрам, вы – наша единственная надежда!

– У вас разрушающий взгляд, разрушающий именно то, что вы хотите разрушить, – вздохнув, произнес индиец. – Хорошо, пойдемте. Только быстро. Я отведу вас к началу хода, а потом мне придется уйти. Будете выбираться сами.

– Спасибо!

Анри схватил мешок и вручил его Аравинде со словами:

– Будешь отвечать за мое состояние!

Юноша озадаченно посмотрел на своего господина и спросил:

– Ты не боишься, что я сбегу?

Анри улыбнулся.

– Беги! Главное, чтобы ты остался жив.

Луиза и Урсула, разбуженные выстрелами, сходили с ума от тревоги и страха.

Луиза усмотрела в падении крепости шанс на спасение и лихорадочно вглядывалась в озаряемую вспышками тьму. Их комнату никто не охранял – все разбежались с началом штурма: кто-то поспешил на помощь обороняющимся, кто-то бросился спасать свою жизнь. Когда пришел Анри с Аравиндой и Викрамом, дамы заметно обрадовались, хотя Урсула и старалась ка заться обиженной и строгой.

Все вместе они спустились на улицу и побежали прочь от дворца. В эти минуты Киледар представлял собой жалкое и одновременно пугающее зрелище. Тогда как воины пребывали на стенах крепости, до смерти напуганное мирное население металось по темным улицам, словно стадо баранов, ищущих выход из запертого загона. Во тьме мелькали затравленные, искаженные безысходностью лица. Одни несли мешки, другие волочили нагруженные тележки. Иные пытались грабить соплеменников.

Киледар не устоял при первом серьезном штурме, причем не устоял морально. Никто не думал о судьбе крепости, все стремились спасти только собственную жизнь и имущество.

Викрам, замкнутый и хмурый, шел вперед, бесцеремонно раздвигая толпу, и его стремительные движения были полны почти божественной силы и воли. В этот миг Анри понял, что Викрам действительно брахман, человек, на врожденные привилегии которого не может посягнуть ни один смертный.

Анри шел рядом с ним. Отставая на шаг, почти бежали женщины. Процессию замыкал Аравинда.

Они долго петляли по лабиринтам улиц, пока не свернули в глухой переулок, упиравшийся в одну из стен. Быстро оглянувшись, Викрам с усилием вынул нижний камень, потом второй. Образовалось отверстие. Анри наклонился и заглянул в него. Темнота! Он пожалел, что не взял светильник, но думать об этом было поздно.

– Полезайте туда. Ползите, пока проход не закончится. Если повезет, выберетесь за стены крепости. А там решайте, что делать дальше.

– У нас нет оружия!

Викрам пожал плечами.

– Свою саблю я вам отдать не могу.

В этот момент раздался оглушительный грохот и что-то рухнуло сверху. Женщины вскрикнули. К счастью, огромные камни никого не задели, но в воздухе клубилась густая известковая пыль и нестерпимо пахло гарью.

– Началось, – пробормотал Викрам и прикрикнул: – Не медлите!

При других обстоятельствах Анри полез бы первым, но сейчас он заставил протиснуться в пролом Луизу, потом Урсулу. Первая без промедления встала на колени и, подвернув юбки, полезла в отверстие. Анри невольно отдал дань ее мужеству и умению не теряться в сложной ситуации.

Урсула дрожала как осиновый лист, но Анри настойчиво подтолкнул ее вперед, и она исчезла вслед за матерью.

– Теперь ты, Аравинда. Скорей! Присмотришь за женщинами.

Прежде чем последовать за слугой, Анри повернулся к Викраму и спросил, глядя в его темные бесстрастные глаза:

– Почему вы нам помогаете?

Губы Викрама дрогнули в легкой улыбке.

– Я помогаю вам, именно вам, Анри, потому что в глубине души привык судить людей не по касте, а только по человеческим качествам. Я произнесу высшую похвалу, какой никогда никто от меня не слышал: я помогаю вам, как помог бы сыну, которого у меня никогда не будет, но которого я мечтал иметь. А теперь идите.

Анри не успел ответить: следующий залп потряс все вокруг и он, оглушенный, скорчился. Вдобавок глаза оказались запорошенными пылью.

Викрам упал на землю. Почти не осознавая, что делает, Анри подполз к индийцу и подтолкнул его к дыре.

– Идите с нами! Потом разберемся, что нам следовало делать и где мы должны были быть!

В тесном проходе было настолько душно, что временами казалось, будто двигаешься под водой по узкой расщелине, умирая от нехватки воздуха и не зная, когда и где всплывешь на поверхность.

Когда появлялась возможность, Анри вставал на колени, хотя чаще нужно было ползти на животе, извиваясь змеей. Случалось, он бороздил лицом землю или ударялся макушкой о камень. Когда у него мелькнула мысль, что эта пытка никогда не кончится, впереди вдруг мелькнул проблеск света и в ноздри ворвался запах листвы и земли.

Анри вылез последним и не сразу смог встать на ноги. Ветер шуршал в нескончаемых зарослях, на темном небе рассыпались яркие звезды. Луны не было. Анри знал от Аравинды, что в за висимости от положения луны на небе индийцы делят месяц на светлую и темную половины. Сейчас была темная – фаза умирания, когда природа не благоприятствует возрождению и исполнению надежд.

Викрам поманил спутников в густые заросли.

– Придется затаиться и подождать. Видите, вон англичане со своими пушками! – И повернулся к Анри: – Дорога там.

Я должен вернуться назад.

– Вы не пойдете с нами?

Взгляд Викрама был глубокомысленным, далеким и в то же время острым.

– Я думал, вы все поняли.

– Я понял, что вы не привязаны к людям, что вы действуете в зависимости от обстоятельств, что вы – вне ваших сословий. Что у вас нет ни друзей, ни врагов.

Индиец горько усмехнулся.

– Вы ошибаетесь: мой главный враг – мое сердце – живет до сих пор. Я хотел бы его вырвать, да не могу! Знаете, у нас говорят: жизнь есть страдание, а источник страданий – человеческие желания. Если человек сумеет преодолеть свои желания, отказаться от них, то страдания исчезнут. Я чуждался привязанностей, я служил радже лишь потому, что считал его действия справедливыми, но, к сожалению, существует память о прошлом. Увидев вас, я подумал, что моему сыну могло бы быть почти столько же лет и он, возможно, стал бы таким же откровенным и смелым в чувствах, каким некогда был я и каким являетесь вы.

Анри оглянулся на женщин: они сидели в гуще зарослей, прижавшись друг к другу, и молчали. Молодой человек повернулся к Викраму.

– Простите за дерзость, но… Вы необычный человек, и я желал бы знать, откуда вы родом и почему стали таким, какой вы есть. Я молод, но, тем не менее, понимаю, что такими люди не рождаются, такими их делают жизнь и судьба.

– Наверное, вы удивитесь, но я родился в обыкновенной деревушке под названием Бала. – Викрам сделал паузу. – Нынешней ночью я, скорее всего, погибну, потому и признаюсь вам о том, о чем не знает никто из моего окружения. – И начал рассказывать: – Я родился в семье брахманов, довольно зажиточной по меркам моей деревни и уважаемой свыше всякой меры. Высокомерие и стало всему причиной, а еще – нерушимое понятие о границах. Границы есть между кастами, но никто не может сказать, существуют ли они между человеческими душами и сердцами! Когда я впервые посмотрел на Арундхати глазами влюбленного, то подумал совсем не об этом, а только о том, что переливы ее сари, когда она шла к колодцу за водой, похожи на переливы речных вод под полуденным солнцем, что руки, которыми она придерживала кувшин, напоминают стебли лиан. От взгляда ее огромных, глубоких и черных как ночь глаз меня пробирала дрожь – куда более сильная, чем та, какую я испытывал, когда молился, встречал восход солнца или видел, как распускается цветок лотоса. Ее маленькие ножки ступали по растрескавшейся от жары земле, и мне чудилось, будто сейчас рухнет созданный богами мир, – так сильны и неповторимы были мои чувства! – Викрам со вздохом покачал головой. – Да, таким я был в двадцать лет. Однажды мне удалось поговорить с девушкой, и я с радостным изумлением узнал, что Арундхати согласна стать моей женой. Тогда я пошел к своему отцу. Это в городах жених и невеста не встречаются до свадьбы, а в деревне все на виду. Девушки свободно ходят по улицам, и юноши присматривают себе пару. Хотя решающее слово все же принадлежит родителям. Арундхати была из вайшья – всего на ступеньку ниже той касты, к которой принадлежал я, но мой отец воспротивился браку и сказал, что нашел для меня невестубрахманку. Родители Арундхати тоже не пришли в восторг: они решили, что мои родственники-брахманы начнут притеснять их дочь, которую они очень любили. Что оставалось делать? Смириться? Я не хотел, и моя избранница – тоже. – Он снова вздохнул. – Тогда я был глуп и не понимал, что можно было просто взять Арундхати за руку и увести ее прочь из Балы. Какой-нибудь жрец поженил бы нас! Но мне казалось, что мир за пределами моей деревни похож на непроходимые джунгли и полон злых, непонятных людей, которые еще хуже, чем дикие звери. Если мои родители, которых я знал с детства, повели себя столь жестоко, что было ждать от чужих! И все-таки мы не расстались. Поселившись в заброшенной хижине на окраине деревни, мы стали жить вместе. Мы были счастливы, но Бала бурлила, Арундхати не могла спокойно дойти до колодца, и вся моя родня окружила меня враж дебным молчанием. Мы с Арундхати оказались вдвоем против целой деревни! Моя жена начала чахнуть, похудела, часто плакала. Вдобавок она была беременна. Когда пришел срок родить, никто не взялся ей помогать, и она… умерла. Когда это случилось, я побежал по деревне, выкрикивая страшные проклятия, так что многие подумали, будто я сошел с ума. Я и впрямь находился на грани безумия! Люди не захотели помочь живой, но к мертвой пришли и проводили Арундхати в последний путь. А я… я ушел из деревни куда глаза глядят. Несколько лет скитался, постигал жизнь и все пытался забыть прошлое, но оно не забывалось. Больше я не желал рисковать своим сердцем, потому не создал новую семью, не обрел дома. Если у человека нет семьи, зачем ему дом? За прошедшие двадцать лет я стал умнее, смелее, хладнокровнее, мужественнее, богаче, но не счастливее. Таков итог моей жизни. – А ребенок? Вы говорили о сыне? Что с ним стало?